Белкульт: по ту сторону нации

Максим Жбанков

Резюме

В 2019 году беларусская культура традиционно финансировалась по остаточному принципу (0.67% от суммы годового бюджета).1 Практики компромиссной «мягкой беларусизации» не смогли изменить общий вектор административно-волевой культурной политики. Последнее привело, с одной стороны, к расширению «мягких» тактик креативного партизанинга (работа на себя внутри системы), с другой – к оформлению устойчивого поля внедержавной активности. Новой прагматике чужда политика, мало интересна держава, не принципиален беларусский язык. И сам факт её укрепления – приговор всем национал-проектам предыдущего поколения.

На смену политическому противостоянию нулевых и эстетическим конфликтам 2010-х пришла эпоха психокомфорта – тиражирования нишевых продуктов от проверенных поставщиков. Это обеспечивает стабильность. Но не стимулирует роста. В условиях открытости внешним культурным влияниям и общей размытости собственной системы ценностей сам факт существования «национального» оказывается проблематичным.

Тенденции:

Неопопс: упрощение строптивых

Центральное культурное событие 2018 года – публичное празднование столетия БНР – предсказуемо оказалось одноразовой победой: год спустя власть сделала всё, чтобы не допустить повторения патриотичной сходки. Тем более на этот раз организаторами выступили не беспартийные культурменеджеры, а традиционная политическая оппозиция.

Прогрессивный формат лёгкого музыкального национал-экстаза ещё на уровне подготовки был отвергнут в пользу стандартного «речёвки плюс концерт», что вызвало нервную реакцию властей всех уровней. Глава государства лично участвовал в выборе локации. Последовательно закрыв центральные минские площадки – от стадиона «Динамо» до прошлогоднего сквера у оперного театра, – городская администрация вытеснила праздник на пятачок возле Киевского сквера. Культурная акция вернулась в матрицу условно разрешённого политического микрошоу, синхронно потеряв доверие системы и вышиваночную массовку.

При отсутствии национальной поп-индустрии, торможении культурной динамики и девальвации политических кодов, наиболее востребованным оказался продукт лёгкого потребления, грамотно упакованные поп-консервы.

Свежая кровь на нашем танцполе: в рублёвые миллионеры, по версии российского Forbes, вышел в 2019-м минский хлопчик Тима Белорусских.2 Косая чёлка, нервные заплачки, чувства в клочья, страсти в полоску, детский пафос сквозь электронный шелест… Тима хорош своей абсолютной банальностью и деловой хваткой. Это не персона, а проект – но именно так делают сегодня полные стадионы Макс Корж и группа ЛСП. От локальной привязки у нового героя остались лишь минская прописка, броский никнейм и «мягкий беларусский говор».

Другую игру ведут постпанки из трио «Молчат дома». Задумчивый гибрид готичных Joy Division и цоевского «Кино» мало заметен на родине. Зато востребован там, куда Тиму Белорусских не позовут, – в списках топовых еврокритиков, в клубных зонах и на фестивалях Европы. Последний по времени прорыв: звуковой ряд для рекламы Hugo Boss.3 Это новое универсальное ретро, винтажный суперзвук 1980-х, изготовленный с лабораторной точностью. Посттоталитарный декаданс «чёрной дыры Европы», интересный европублике именно тем, что её общее позавчера есть наше неизменное сегодня.

Прошлое ещё можно придумать. Недержавный бизнес отозвался на вильнюсское перезахоронение Кастуся Калиновского дружным выбросом продукции с «боевым» Калиновским, оснащённым саблями и пистолетами – в стиле диснеевского пирата Джека Воробья.4 Команданте Кастусь имеет мало общего с исторической правдой. Зато хорошо смотрится на худи.

Независимый режиссёр, сценарист и продюсер Андрей Курейчик сотоварищи инициировал «первый беларусский слэшер» под названием «Упыри». Фильм сорвал все сроки выпуска, с опозданием почти на год попал в прокат – и вызвал недоумение. Попытка создать локальный поп-продукт из студенческого ромкома, блатного шансона, болотной мистики, вампирских сказок и малобюджетных страшилок оказалась провальной: мутный сюжет, картонные персонажи, вялые диалоги, скверные спецэффекты и полное отсутствие смысла происходящего. Да, мы ворвались в зону евротрэша – но лишь как косноязычные эпигоны.

Неоарт: транс, мятеж, постановка

Содержательной рамкой года белкульта явились выход второй книги Андруся Горвата Прэм’ера и самоубийство 33-летнего художника-нонконформиста Захара Кудина. В обоих случаях речь о попытках выйти за рамки ролевых стандартов, предлагаемых артисту нашим социумом, – модного тусовочного персонажа (Горват) либо аутсайдера в вечном жизненном и финансовом кризисе (Кудин).

Прэм’ера Горвата писалась синхронно с репетициями спектакля по его первой книжке Радзіва Прудок, что явилось поводом для текста и закрепило репутацию автора как депрессивно-лирично-мозаичного райтера. Беглые записки о деревенском житье и зове космоса сменились многослойной текстовкой в стиле феллиниевского «Восемь с половиной». Мастер сетевого эмо-письма хочет разрушить собственный миф, пробует иную технику, пытается делать «литературу». Но именно здесь окончательно теряет контроль над процессом.

Случай Захара Кудина важен как драма внесистемного артиста в стране нулевого арт-рынка и катастрофичного арт-менеджмента. Эстетика агрогородка с её вечным дожинки-стайлом формирует спрос на беспроблемную «понятность» и агрессивную банальность. Экспериментаторам здесь нет места. Возможно потому, что те отказываются знать коды внимания местного адресата. Вышедший в минский прокат за месяц до трагедии документальный фильм Максима Шведа «Чистое искусство» простодушно срифмовал абстрактную живопись Кудина с практиками жэсовской закраски уличных граффити.5 Швед хотел поднять жэсовских маляров до уровня концептуалистов-беспредметников. Но по факту просто обнулил труды бесприютного артиста, показав его полную несовместимость с квазисоветской культурной средой.

В упорядоченном поле легитимной отечественной культуры высшей формой мятежа оказывается броский жест, эффектная арт-провокация. В октябре художник Алексей Кузьмич на открытии выставки в Центре современного искусства сбросил плащ и продемонстрировал фронтальную обнажёнку с закреплённой на причинном месте табличкой «Министерство культуры». Поводом явилась, по словам артиста, жёсткая цензура его экспозиции. Протест против «управляемой культурности» вызвал, с одной стороны, поддержку и понимание самих участников арт-процесса, с другой – судебные иски против артиста.6

Мягко подправить ситуацию под себя решила молодая кинорежиссёрка Влада Сенькова, превратив заказанную ЮНЕСКО игровую короткометражку в полнометражный фильм «II». Креатив пододвинул заказчика, что не помешало проблемной школьной ленте оказаться бледной тенью чернушного российского фильма «Все умрут, а я останусь». Местный акцент традиционно сведён к набору простых маркеров: дети втихую учат польский язык и пляшут под «нарко-суицидально-танцевальный-микс» Бакея.

Самый успешный отечественный фильм года с букетом фестивальных наград – короткометражка «Франка» Митрия Семёнова-Алейникова – другой пример грамотной заказной работы (для беларусьфильмовского альманаха «Война. Остаться человеком»). Чёткая режиссура, отличная операторская работа, точный кастинг, правильная мораль. И странное послевкусие аккуратного сочинения на заданную тему.

Показателен выход в отчётном году книжки Д’ябал запрэжаны ў плуг одного из активистов образца 1990-х публициста Сергея Дубавца. Фантасмагорический пражский трип двух – молодого и заслуженного – функционеров «Радыё Салярыс» (слегка замаскированного «Радыё Свабода») читается как психоделический отчёт о нестыковке поколений. Конечным итогом ночных прогулок и бесконечных разговоров становится констатация исчерпанности и бесполезности геройской позиции олдскульных активистов перед лицом победительного цинизма новых прагматиков. Сюжет исчерпан. А вот бюджет ещё нет.

Используя выражение Игоря Бабкова, можно констатировать: национал-партизан съели национал-менеджеры. А новые партизаны – уже не «наши». Просто банда аутсайдеров без определённых занятий и внятной позиции.

Именно так – как «беларусское конченое кино» – позиционирует себя группа молодых киноавторов с заявкой на беларусскую новую волну. И уточняет: это «когда ничего никому уже не доказать, не к чему стремиться и нечего терять».7 Выпущенный весной 2019-го киноальманах «Драма» Никиты Лаврецкого, Юлии Шатун и Алексея Свирского – упражнения даже не в параллельном для инерционного «Беларусьфильма», а в перпендикулярном экранном высказывании. В растрёпанном монотонном потоке визуальных образов легко увидеть основные внешние источники вдохновения: независимое малобюджетное кино фестивального разлива и культуру сетевых видеоблогов. Плюс внутреннее: присущее нашему недопечённому социуму отсутствие системной передачи культурного опыта. И как следствие – готовность каждого нового поколения стартовать с нуля. С очередного косноязычия.

И это уже диагноз. Новые авторы – дети бессменной власти и мелкого образования – техничны, но поверхностны. Они читают страну на уровне быта, фактически отрезаны от культурной традиции, образованность подменяют цитатностью, а почерк – амбициями. Живут под перекрёстным огнём соседних культур и слабо понимают смысл эпичного «беларусского проекта».

Новые альтернативщики микшируют жажду самовыражения с глобальной конъюнктурой, жёстко обнуляя локальный контекст как шумовой и мало значимый с точки зрения их личных историй. Одна беда: все эти революции уже когда-то случились.

Парад комет: новые старые

Неизменность культурного порядка делает бессмысленными попытки долгосрочных стратегий роста и креативных новаций. Остаются эффекты присутствия. Бюджетный способ поддержать репутацию.

Главный сонграйтер страны Лявон Вольский вернулся в 2019-м с альбомом «Gravitacya». В своей нынешней инкарнации Вольский – не лидер легендарной рок-бригады, не скоморох и не пламенный трибун. Сольный автор, наблюдающий себя посреди бессмысленной среды разной степени информационной захламлённости. Третий дубль альянса Лявона с норвежскими музыкантами – после «Hramadaznaustva» (2014) и «Psychasamatyki» (2016) – выглядит обрезками двух первых. Заявка на концептуальный альбом про цикл человеческой жизни разрушается невнятным подбором треков, общей депрессивностью и нервными наездами на время, соседей, вождей, зампотехов, погоду, русское техно и систему в целом.

Лучшей книгой года по версии премии Гедройца стал роман Libido Ильи Сина. Опытный вербальный экспериментатор и перформер Син написал, пожалуй, свой самый читабельный текст. Плотное письмо европейского класса, игра на грани уличного анекдота и жития святых, монтаж узнаваемых бытовых деталей, внезапно складывающийся в фантасмагорию, композиционное чутьё, точное чувство музыки слова и внятное чувство ритма… Городская готика времён триумфальной стабильности. Именно это грамотно и тонко пойманное переживание абсурдности настоящего делает текст Сина важным и своевременным. Но оно же делает Libido абсолютно герметичным и самодостаточным – как новый странный взгляд в хорошо знакомую бездну.

Мятежный Сергей Михалок взял паузу в активности своих Brutto и записал второй альбом пластик-попса под вывеской Drezden. Релиз «Эдельвейс» вторичен дважды: как сентиментальный трибьют 1980-м и вольный пересказ первого Drezden’а. Подвела базовая формула проекта: в стартовый набор образца 2018-го – коллекцию выцветших вкладышей высохших жвачек – можно добавить только таких же вкладышей от тех же жвачек.

После почти полуторагодичной паузы возродился интеллектуальный клуб Светланы Алексиевич. Причём в практически неизменном формате, который не поправило даже совместное выступление Альгерда Бахаревича и Виктора Мартиновича.8 Пара популярных авторов очень старалась не перессориться и аккуратно избегала острых поворотов, так и не раскрыв (зато проиллюстрировав личным примером) заявленную тему о цене компромиссов.

Беларусский ПЭН-центр – представительство международной правозащитной организации – отметился как площадка главного культурскандала года. Литератор и политик Павел Северинец публично обвинил руководство центра в дискриминации писателей-христиан, пропаганде «культурного марксизма» и – заодно – в формировании «гей-лобби».9 При этом Павел решил вернуться в ряды структуры, откуда был исключён за неуплату с 2014 года членских взносов по идейным соображениям. То, что всё это происходило накануне и в процессе отчётно-перевыборного съезда ПЭН-центра, дало основания говорить о попытке рейдерского захвата власти в организации.10 В результате бурной дискуссии Павел Северинец был восстановлен в рядах ПЭН-центра – но лишь затем, чтобы после массовых протестов членов организации снова быть исключенным из неё Советом ПЭН. На этот раз – за деятельность, несовместимую с базовыми ценностями проекта.

Эпизод с Северинцем фактически расколол ряды независимых беларусских литераторов, вызвал истеричную информационную войну, серию демонстративных демаршей знаковых персонажей и до предела обострил перманентный конфликт традиционно-охранительных и проевропейских группировок.

И наконец, пара закрытий, оставивших заметные пробелы в культурном ландшафте. В июле под Беластоком прошёл 30-й – и последний – фест музыки молодой Беларуси «Басовішча».11 А в конце года объявила о своей ликвидации минская частная книгарня «Сон Гоголя». В обоих случаях идёт прощание с определённым типом желаемой реальности, с неким полем надежд. В первом случае это сказка про музыку, способную пробудить нацию (пусть даже за её пределами). Во втором – вера в то, что добрые намерения и хороший вкус способны здесь хорошо продаваться.

Заключение

Динамика культурной ситуации 2019-го в целом соответствует обозначенным нами в предыдущих обзорах тенденциям. В беларусском культурном поле серьёзных трансформаций по-прежнему нет. Бюджетники от культуры входят в число самых низкооплачиваемых работников (средний месячный заработок – 650 рублей). Рыночные стратегии реализуются преимущественно за границами страны.

Для передела сфер влияния нет ни идей, ни ресурсов. Соответственно, миссией культурактивиста остаётся простое подтверждение собственной жизнеспособности. То есть выпуск продукта устойчивого спроса и проверенного качества. В лучшем случае – драматичная автопрезентация. Инертность остаётся главным мотивом сезона.

Недавний бум декоративной беларускасці окончательно выдохся и потерял первоначальный задор.12 После серии БРСМ-овских маршей в вышиванках лёгкий национал-дизайн больше не пугает никого. Зато позволяет слегка раскрасить однообразный стагнационный пейзаж. И бюджетно подкормить свою тутэйшую идентичность на корпоративных ивентах вроде Symbal.by Fest.

Открытость внешним культурным интервенциям в условиях размытости собственной системы ценностей оборачивается стилевой зависимостью и общей вторичностью. Наш молодняк растёт для чужих площадок и живёт с оглядкой на соседей.