Это культура или экономика? Данный вопрос определяет большую часть дебатов о современном популизме. Являются ли президентство Дональда Трампа, Brexit и рост праворадикальных нативистских политических партий в континентальной Европе следствием углубляющегося разрыва в ценностях между социальными консерваторами и социальными либералами; при том, что первые перешли к ксенофобским, этнонационалистическим, авторитарным политикам? Или эти феномены отражают экономическую тревогу и неуверенность многих избирателей, подпитываемую финансовыми кризисами, жесткой экономией и глобализацией?
Многое зависит от ответа. Если авторитарный популизм коренится в экономике, то подходящим средством является популизм другого рода — нацеленный на экономическую несправедливость и инклюзивность, плюралистический и не обязательно наносящий ущерб демократии. Однако, если она коренится в культуре и ценностях, вариантов меньше. Либеральная демократия может быть обречена в силу собственной внутренней динамики и противоречий.
Некоторые версии культурного аргумента могут быть отвергнуты. Например, многие комментаторы в Соединенных Штатах сосредоточились на расизме Трампа. Но расизм в той или иной форме был устойчивой чертой американского общества и не может объяснить сам по себе, почему манипуляции Трампа оказались настолько действенными. Константа не может объяснить изменения.
Другие соображения более сложные. Наиболее основательную и амбициозную версию аргументации культурной реакции выдвинули мои коллеги — Кеннеди Пипп Норрис из Гарварда и Рональд Инглхарт из Мичиганского университета. В своей недавней книге они утверждают, что авторитарный популизм является следствием долгосрочного поколенческого сдвига в ценностях.
По мере того как молодое поколение становилось богаче, образованнее и увереннее в себе, оно принимало «постматериалистические» ценности с акцентом на секуляризме, личной автономии и разнообразии в ущерб религиозности, традиционным семейным структурам и конформизму. Старшие поколения пережили отчуждение — фактически став «чужими на своей земле». Несмотря на то, что традиционалисты сейчас численно меньшая группа, они голосуют чаще и более политически активны.
Уилл Уилкинсон из Центра Нисканена недавно предложил аналогичный аргумент, в частности сосредоточив внимание на роли урбанизации. Уилкинсон утверждает, что урбанизация — это процесс пространственной сортировки, который разделяет общество не только с точки зрения экономических состояний, но и с позиций культурных ценностей. Она создает процветающие, мультикультурные, густонаселенные районы, в которых преобладают социально либеральные ценности. Урбанизация превращает в аутсайденры сельские районы и небольшие городские центры, которые становятся все более однородными с точки зрения социального консерватизма и отвращения к разнообразию.
Этот процесс, кроме того, является самоусиливающимся: экономический успех крупных городов свидетельствует в пользу городских ценностей, в то время как миграционная селекция из отстающих регионов еще больше усиливает поляризацию. В Европе и США однородные, социально консервативные области составляют основу поддержки нативистских популистов.
С другой стороны, экономисты подготовили ряд исследований, которые связывают политическую поддержку популистов с экономическими потрясениями. В том, что, возможно, является самым известным среди них, Дэвид Ота, Дэвид Дорн, Гордон Хэнсон и Кавех Майлези — из MIT, Цюрихского университета, Калифорнийского университета в Сан-Диего и Университета Лунда соответственно, показали, что голоса за Трампа на президентских выборах 2016 года в общинах США сильно зависели от величины неблагоприятных торговых шоков со стороны Китая. При прочих равных условиях: чем больше ощущалась потеря рабочих мест из-за роста импорта из Китая, тем выше — поддержка Трампа.
Действительно, согласно этим авторам, «китайский» торговый шок, возможно, был непосредственно ответственен за победу Трампа на выборах в 2016 году. Согласно их оценкам, если бы проникновение импорта было на 50% ниже, чем фактический показатель за период 2002–2014 годов, кандидат в президенты от Демократической партии победил бы в критически важных штатах Мичиган, Висконсин и Пенсильвания, и Хиллари Клинтон стала бы победителем выборов.
Другие эмпирические исследования дали аналогичные результаты для Западной Европы. Было установлено, что более высокое проникновение китайского импорта тесно связано с поддержкой Brexit в Великобритании и ростом ультраправых националистических партий в континентальной Европе. Было показано, что меры жесткой экономии и более широкие меры экономической безопасности также сыграли статистически значимую роль. А в Швеции усиление нестабильности на рынке труда эмпирически связано с подъемом крайне правых Шведских демократов.
Культурный и экономический аргументы могут казаться плохо совместимыми — если не прямо противоречащими друг другу. Но, присмотревшись, можно где они сходятся. Поскольку культурные тенденции — такие как продвижение ценностей постматериализма и урбанизации — носят долгосрочный характер, они не в полной мере учитывают сроки популистского реванша. (Норрис и Инглхарт указывают на переломный момент, когда социально консервативные группы стали меньшинством, но все еще имеют непропорционально большую политическую власть.) И те, кто выступает за первенство культурных объяснений, на самом деле не отвергают роль экономических потрясений. Эти потрясения поддерживают, усугубляют и усиливают культурные различия, давая авторитарным популистам дополнительный толчок, в котором они нуждались.
Норрис и Инглхарт, например, утверждают, что «среднесрочные экономические условия и рост социального разнообразия» ускорили культурную реакцию, и показывают в своей эмпирической работе, что экономические факторы действительно играли роль в поддержке популистских партий. Аналогичным образом, Уилкинсон подчеркивает, что «расовая тревога» и «экономическая тревога» не являются альтернативными гипотезами, поскольку экономические потрясения значительно усилили культурную сортировку, обусловленную урбанизацией. Со своей стороны, экономические детерминисты должны признать, что такие факторы, как торговый шок, обусловленный импортом из Китая, происходят не в вакууме, а в контексте ранее существовавших социальных разделений по социокультурным линиям.
В конечном счете, точный анализ причин возникновения авторитарного популизма может быть менее важным, чем политические уроки, которые будут извлечены из этого феномена. Здесь мало споров. Экономические средства борьбы с неравенством и отсутствием безопасности имеют первостепенное значение.
Источник: Project-syndicate
Перевод: Наше мнение