Несмотря на все сегодняшние разговоры об упадке демократии, посягательствам на право собраний и уличным протестам уделяется недостаточно внимания. В действительности протесты имеют важное значение для демократического опыта и никогда не могут быть заменены онлайн-активизмом, а тем более голосованием.
Общеизвестно, что многие демократии во всем мире переживают не лучшие времена. Однако растущим угрозам особенно важному демократическому праву уделяется недостаточно внимания. С помощью различных средств правительства затрудняют для граждан проведение собраний и протестов.
Новые ограничения права на собрания часто сопровождаются невинно звучащими оправданиями, такими как «общественная безопасность». В Соединенных Штатах администрация Трампа заявила о прерогативе взимать плату за уборку территорий после демонстраций, фактически позволяя правительству облагать протестующих платой за осуществление их конституционного права. Еще более вопиющие меры по снижению общественного несогласия администрация предприняла, пытаясь запретить собрания на 80% тротуаров вокруг Белого дома.
Аналогичным образом в Венгрии премьер-министр Виктор Орбан недавно принял закон, который затрудняет демонстрацию вблизи частных домов и национальных памятников, ссылаясь на то, что протесты могут «нарушить обычный поток трафика». Власти также хотят запретить демонстрации во время государственных праздников. При наличии туманных оправданий правительство теперь может сделать уличные демонстрации практически невозможными.
Некоторые, возможно, не думают, что ограничение права на собрание столь же серьезно, как и другие угрозы демократии, не в последнюю очередь — узкопартийная фальсификация результатов выборов и давление на избирателей. В конце концов, учитывая кажущиеся безграничными возможности виртуальных сообществ, физическое пространство может казаться менее важным.
В действительности уличные протесты имеют важное значение для демократической жизни. Право свободного собрания возникло из королевской петиции о праве. Исторически сложилось так, что оно всегда подвергалось большим предварительным запретам, чем высказывание. Даже во многих хорошо функционирующих демократиях, государственные органы пытаются держать толпу подальше от официальных правительственных зданий.
Например, в США, демонстранты не могли собираться вблизи Конгресса до начала 1970-х годов, когда Верховный суд окончательно отверг аргумент о том, что Капитолийский холм был особо достойным местом, заслуживающим укрытия от немытых масс. Тем не менее, по сей день политически активные толпы, как правило изображаются как неконтролируемые банды. В качестве недавнего примера рассмотрим, как Бернард Керик, бывший комиссар полиции Нью-Йорка, обвинил тех, кто протестует, против избрания Бретта Кавано в Верховный суд, в препятствовании «упорядоченному функционированию общественных институтов».
С другой стороны, действительно ли так необходимы протесты возле общественных зданий? Интернет, возможно, не является безусловной демократизирующей силой, о которой многие сначала так думали, но тем не менее он открывает огромные возможности «собрания» и выражения несогласия в режиме онлайн. Показателен пример Эммы Гонсалес, ранее неизвестного подростка из Флориды, которая почти за одну ночь собрала в два раза больше фолловеров Twitter, чем Национальная стрелковая ассоциация. Благодаря выжившему в результате резни в Паркеленде подростку 1,66 миллиона пользователей Twitter заявили о своей поддержке более строгих правил контроля над оружием и противостоянии американским оружейным лобби.
Вместе с тем, собрание в физическом пространстве выполняет функции демократии, которую онлайн-активность, какой бы она ни была — постоянной или случайной — осуществить не может. В 2011 году, когда тогдашний представитель США Барни Фрэнк спросил почему участники акции против захвата Уолл Стрит «думают, что один лишь факт присутствия на физическом месте многое решает», возможно правильным ответом было бы: «Фактически, оккупацией общественных мест может достичь очень многого, в зависимости от того, кем являются оккупанты и какова их численность».
Поэтому, демонстранты за гражданские права в США, в 1950-е и 1960-е годы зачастую включали фактор «нашего количества». Многочисленные «массы» граждан, которые были готовы выйти на улицу — зачастую подвергаясь опасности физического насилия — укрепляли веру в своей правоте. Это может звучать слишком просто, но одержимость Трампа этой проблемой показывает, что размер по-прежнему имеет значение.
«Сила количества» также часто используется в виртуальном пространстве. Но, учитывая распространенность ботов и ферм-троллей, никогда нельзя быть уверенным относительно цифр в социальных сетях. Более того, в режиме онлайн скопление людей не настолько очевидно, как собрание граждан на улице. Правда, Трамп и другие популисты часто пытаются дискредитировать добросовестные протесты, заявляя, что они заполнены «кризисными актерами» или «проплаченными активистами». Но все эти заявления бездоказательны; и как только протесты достигают определенного масштаба, подобные утверждения могут стать весьма неубедительными в глазах большинства граждан.
Разумеется, выборы эмпирически демонстрируют поддержку определенным политикам, партиям и даже политике в целом. Но, как правило, выборы не регистрируют интенсивность этой поддержки. Мобилизация на улицах и площадях — важный сигнал о приверженности избирателей определенной цели. В то время как количество фолловеров Гонсалес в Twitter впечатляет (что действительно важно, так это то, что более миллиона граждан на самом деле потратили время, энергию и деньги на участие в «Марше за наши жизни», который она и другие студенты организовали в начале этого года).
Принятие участия в митинге может быть опасным в таких странах, как Турция, где демократия находится под серьезной угрозой. В физическом пространстве кто-то всегда рискует собой. И, учитывая мощь и широкое использование современных технологий наблюдения, некоторые участники акций становятся наблюдаемыми для правительства.
Но именно эти опасности делают публичный протест более мощным, чем, скажем, анонимный онлайн-активизм. Объединение в физическом пространстве может создать чувство коллективной силы. Способность говорить и действовать совместно с другими в видимом, взаимоукрепляющем ключе, играет центральную роль в демократическом опыте. Таким образом, помимо сигнализации целей движения для широкой общественности, физические собрания могут оказывать преобразующее воздействие на самих участников.
Наконец, в физическом пространстве действие может звучать так же громко, как и слова, демонстрируя новые политические и социальные возможности. Как показал социолог Зейнеп Туфекчи, сегодня демонстрации часто включают спонтанные публичные библиотеки, демонстрируя идею добровольного сотрудничества на основе равенства.
Свобода собраний не сводится к свободе слова или свободе ассоциации. Это особая и мощная форма демократических действий. Те, кто обеспокоен угрозами демократии сегодня, должны обратить внимание на угрозу против физических собраний. Право собраний заслуживает большего внимания и больше защиты, чем это было до сих пор
Источник: Project-syndicate
Перевод: Наше мнение