Согласно результатам последних опросов общественного мнения, большими победителями предстоящих в конце этого месяца выборов в Европарламент будут правые популистские партии, которых объединяет ненависть к Европейскому Союзу, в первую очередь это Национальный Фронт во Франции, Партия свободы в Нидерландах и Партия независимости Соединенного Королевства. И хотя правые евроскептики могут и не получить большинства мест, их коллективная сила является ударом по делу европейского единства. Почему же проекту, который начинался после второй мировой войны с таких больших надежд, теперь оказывается так много сопротивления?

Успех правого популизма в Европе объясняется не только беспокойством относительно ЕС, но и всплеском негодования против либеральных/левых элит, которых обвиняют во многих источниках беспокойства: иммиграции, сокращающейся экономике, исламском экстремизме и, разумеется, предполагаемом доминировании «еврократии» в Брюсселе. Как и в случае с избирателями Чайной партии в Соединенных Штатах, некоторые европейцы утверждают, что у них отняли их страны.

Люди ощущают себя политически беспомощными в мире, который, кажется, все больше управляется крупными корпорациями и безликой международной бюрократией. Привлекательность популизма заключается в его утверждении, что дела, безусловно, пойдут лучше, если только мы снова сможем быть хозяевами в наших собственных домах.

Во многих странах не просто пропала уверенность в европейских институтах, но пропал также и основной либеральный/левый консенсус, который возник после катастрофы двух мировых войн. После 1945 года христиане и социал-демократы разделили идеал мирной, единой Европы, с континентальной солидарностью — поддержанием экономического равенства, социального государства и мультикультурализма — и начали с постепенной замены национализма.

Эту идеологическую доктрину начали серьезно внедрять в 1990-х годах, после того как распад советской империи дискредитировал не только социализм, ни и любые формы коллективного идеализма. Неолиберализм стал заполнять вакуум. В то же время, в европейских городах обосновывалось все большее число иммигрантов, зачастую из мусульманских стран, в результате чего возникла социальная напряженность, на которую правящие партии были не в состоянии адекватно отреагировать.

Предупреждения о расизме или «ксенофобии» уже не являлись убедительными в атмосфере экономического спада и спорадического терроризма. Именно поэтому популистские демагоги — со своими обещаниями защитить западную цивилизацию от ислама, бороться с «брюссельцами» и «отобрать» свои страны у левых элит — добиваются таких успехов.

Однако подобная реакция вряд ли поможет европейским странам процветать. Чтобы успешно конкурировать с восходящими державами на других континентах, Европа все больше нуждается в общей европейской внешней и оборонной политике. И общая валюта, при всех недостатках концепции ее создания, требует общих финансовых учреждений, которые будет невозможно создать и поддерживать до тех пор, пока европейцы не восстановят свое чувство солидарности.

Вопрос в том, как это сделать? Что, например, может убедить относительно богатых северных европейцев, особенно в Германии, в том, что их налоговые деньги должны использоваться для помощи южным европейцам во время кризиса?

К сожалению, пан-национальные движения не имеют хорошего послужного списка воспитания общего чувства принадлежности. Они либо слишком запутаны (пан-арабизм), либо слишком опасны (пан-германизм), или же обладают обоими свойствами (пан-азианизм).

Большинство основателей общеевропейских институтов, такие как Роберт Шуман, Конрад Аденауэр и Жан Монне, были католиками. Пан-европеизм является более естественным для католиков, нежели для протестантов, поскольку они традиционно ощущают чувство принадлежности к Римской церкви, которая часто совпадала с идеей Европы. Те, кто в 1957 году создали Европейское экономическое сообщество, в некотором смысле являлись наследниками Священной Римской империи.

Однако она не может быть моделью Европы, в число граждан которой входят члены почти всех конфессий, а также множество людей, которые вообще не претендуют на религиозную приверженность.

Тот вид этнической солидарности, который на скорую руку пытается сколотить президент России Владимир Путин в бывшей советской империи, разумеется, тоже не является вариантом для Европы. Этнический национализм стал токсичной политической стратегией двадцатого века и привел к геноциду и этническим чисткам — наследию, которое показывает, насколько опасно предприятие Путина. В любом случае, европейцы никогда не были абсолютно этнически едины, и никогда не будут.

Некоторые европейские лидеры, такие как бывший премьер-министр Бельгии Ги Верхофстадт, мечтали о европейском культурном сообществе. Верхофстадт говорит о своей любви к французским винам, немецкой опере, английской и итальянской литературе. Все они, несомненно, обладают собственными притягательными аспектами, однако их едва ли будет достаточно, чтобы объединить европейцев в политическом или экономическом смысле.

Все, что остается, это своего рода общественный договор. Европейских граждан нельзя соблазнять на отказ от некоторой степени национального суверенитета на религиозной, культурной или этнической почве. И им нельзя предлагать посвятить часть своих налогов помощи другим странам из любви и почтения к европейским флагам или гимнам. Они должны быть убеждены, что сделать это — в их собственных интересах.

Национальные лидеры должны сказать своим людям, что некоторые проблемы могут быть решены только пан-национальными учреждениями. Будут ли они убеждены? Этот вопрос восходит к старому спору эпохи Просвещения: социальный контракт Джона Локка, основанный на просвещенном эгоизме против точки зрения Дэвида Юма, которая заключалась в том, что традиции и культурные предрассудки являются неотъемлемым клеем общества.

Лично мне импонирует первый вариант. Однако история показывает, что последний вариант может иметь более сильное притяжение. С другой стороны, история также показала, что традиции часто изобретают для того, чтобы они служили интересам господствующих классов. Это было проблемой объединения Европы: она всегда была предприятием, управляемым членами политических и бюрократических элит. Мнением простых людей интересовались лишь изредка. А теперь популисты пожинают плоды этого.

Источник: Project-Syndicate