Среди наших пикейных жилетов оживление. Ну как же! Бывший Единый, но всё еще остающийся, по крайней мере для Запада, Единственным, послал, как теперь говорят образованные люди, мессидж нашему Великому и Ужасному. Уловил момент, когда тот вконец разругался с Кремлем и стал делать некие туманные намеки. Ну что, мол, не прочь и с ними, с гадами капиталистическими, погутарить. Вот Единственный и подсуетился вовремя, решил, что он тут может ход ловкий сделать — своего рода красную дорожку перед Великим и Ужасным раскатать и его, Великого и Ужасного, по ней на свидание с Западом и сопроводить. Поскольку он теперь на Западе человек свой, с какими только президентами и премьерами чай не пил!

И как же взбаламутилось наше пикейно-жилетное болото! Какие тут пошли прикидки, расчеты, анализы, схватки и полемики! В лавочке, именуемой Национальной, даже опрос провели: а вы бы подали руку Великому и Ужасному? Наши националы — народ принципиальный. Один заявил, что вот если бы Великий и Ужасный что-нибудь хорошее для народа сделал… тогда… быть может… Другой вроде поморщился… Ну как же пожимать руку, которая по локоть… сами знаете в чем… Но хоть два слова по-белорусски сказал бы, и черт с ними, с исчезнувшими!

Что ж, лавочка на то и лавочка, чтобы торговать. Костяшка сюда, костяшка туда. Флажок бело-красно-белый над лавочкой кривовато висит, трепыхается. Щелкают костяшки. Но пока выходит плохая арифметика. В принципе в Национальной лавочке не любят Единственного, поскольку онучи Варшавского Сидельца пахнут роднее, что ли. Но что делать, если о Сидельце помнят сегодня только ветераны с выбитыми зубами. Ведущий Счетовод Национальной лавочки похлопывает по плечу Единственного за то, что тому наконец-то удалось разорвать «порочный круг», совершить поступок. И корит пророссийского Белорусского Партизана за эту самую пророссийскость, выявившуюся в резком неприятии поступка Единственного, расцененного Партизаном как предательство демократических идеалов и попытка сговора с врагом.

Солидарен с Ведущим Счетоводом и Политический Универсал, лучший знаток Пушкина в пределах Гродненской области. Богатому воображению знаменитого пушкиниста и первого биографа Великого и Ужасного Единственный представляется вольным кораблем, спущенным со стапелей и отправляющимся в открытое море. Сам пушкинист остается, между прочим, на твердом берегу и машет рукой, желая попутного ветра.

Самое бы время вспомнить бессмертное:

Куда ж нам плыть?

Но разве дело в этом? В направлении?

Главное:

Громада двинулась
И рассекает волны.

Но это нежному поэтическому мышлению, все-таки связанному с имперской культурой, всё видится в романтических тонах. У Ведущего же Счетовода уже гремят барабаны и слышны апрельские тезисы: «Белорусам давно приспело время самим начать отстраивать демократию собственной страны».

Оно и вправду приспело. Уже более пятнадцати лет как спеет, если считать с распада Союза. Да как-то всё не в ту сторону спелость развивается. Но что делать, если народ попался такой несознательный. Испорченный народ. Не о языке, а о собственном брюхе прежде всего думает.

Поэтому — откуда ждать спасения и осуществления надежд?

Народ безмолвствует.

Но все равно: как-нибудь сами справимся! И никакой надежды на Россию, где «интеллектуалы-демократы прозападной ориентации» отсиживаются в резервации из «нескольких интернет-изданий, газет и телерадиостанций».

Ах, вам бы, ребята из Национальной лавочки, такую резервацию! Небось, счастливы были бы, а? Свои газеты, и не подпольные, а в киосках, в каталогах, в нормальных типографиях. А уж свои теле- и радиоканалы — это такое счастье было бы! Уж как бы благодарили Великого и Ужасного за такую милость! Руки-ноги целовали бы…

Ну, а что в Либерально-гражданской лавочке-то делается? О чем там толкуют?
Там, конечно, очень не довольны поступком Единственного. Впрочем, это неудивительно, поскольку Единственный там давно отвергнут и свергнут. Как неоправдавший. И вообще захвативший и перехвативший многие жизненно важные тропы.

В общем, либеральная полиция у нас строга не хуже ОМОНа. Могут врезать!

Но народ, как всегда, к нашей внутренней политико-тусовочной горячке равнодушен. Вот когда газонефтяная напряженка образовалась, тогда народ сразу смекнул в чем дело. И побежал в банки — валюту забирать и вкладывать в недвижимость. Оттого и цены на жилье взлетели. Факт этот еще раз свидетельствует, что «тутэйшыя» давно поняли, где их главный интерес. И никаким особо соблазнительным пунктом в политпрограмме любого Единственного (хоть золотые горы и супердемократию пообещай) их отныне не соблазнишь.

Поэтому не надо критиковать оппозицию и Единственного. Какие, в самом деле, могут быть претензии? У них, как, кстати, и у власти, своя жизнь. У народа — своя. И ничьей вины тут нет. Так сложилось.

Понятное дело, скучна такая жизнь.

И вот — о счастье! — мессидж Единственного!

И оживает давняя надежда Национальной лавочки — приручить Великого и Ужасного. Если от России отворачивается (за что ему наше бело-красно-белое мерси!), то, значит, к Западу вроде лицом становится. А мы же заодно с Западом! Значит — простейший силлогизм! — мы теперь должны быть вместе!
Кое-кто начинает бредить польским «круглым столом».

А что? Вдруг и у нас оно начинается?!

Может, уже началось?!

Да-да! «Солидарность»! Движение масс! И почти сдавшаяся власть садится с нами за стол переговоров.

Завтра! Нет! Сегодня!

А потом — свободные выборы! А потом мы тут такую демократию учредим!!! Такую!!! Эстония с Латвией завидовать будут. Тут не с памятниками — тут покруче дело пойдет.

Ну так что же? Руку, товарищ Великий и Ужасный!!! Ведь у нас столько общего!

Это неважно, что народ безмолвствует. Он дурной, некультурный, не знает правильной дороги. Мы и без него, без дядьки Антося и тетки Гэли, всё как надо сделаем… Как ты делал и делаешь. Мы согласны.

Руку, товарищ!!!

Но что это?

В ответ — ни протянутой руки, ни дружеского взгляда, ни приветливого звука. Как будто и нет нас, таких доброжелательных, таких своих, таких расположенных, таких готовых бежать угодливо впереди по той же красной ковровой дорожке перед тяжело ступающим Великим и Ужасным.

Боже мой! Неужели не заметит? Оттолкнет протянутую руку?

Но если не он — может, окружение его, может, номенклатура отреагирует? Должна же она понимать свой интерес. Небось, жутко жить под тяжкой дланью Великого и Ужасного, ежечасно ожидая если не смерти, то уж непременно унижения?

Но тихо, мертво вокруг. И уже затихает шум от мессиджа Единственного. И надо ждать нового события.

А пока — всё та же тоска, собачья тоска.

И собачье ожидание — кто бы пригрел, погладил…