Предположение о том, что беларуское общество находится в состоянии «холодной» гражданской войны, было высказано задолго до нынешнего политического кризиса. Однако оно не получило существенного развития и находилось на периферии экспертных дискуссий. Это было связано с тем, что социально-политические трения долгое время сковывались толщей персоналистского режима А. Лукашенко. Лишь электоральная кампания 2020 г. и последовавшие за ней протесты оживили их, а соответствующая тема получила новый импульс.
Гражданская война — это высшее проявление социальных антагонизмов. Она представляет собой фронтальное столкновение сил c выраженной субъектностью и сопоставимыми шансами победить. Конфликт такого уровня имеет явное практическое воплощение. Однако всё это касается «горячей» гражданской войны. Возможно, её «холодная» ипостась предполагает нечто иное?
Если ориентироваться на разрозненные комментарии сторонников соответствующей гипотезы, то можно составить её примерный образ: это глубокий идейный раскол между адептами различных социально-политических взглядов, выражающийся во взаимном отрицании, сопровождаемый враждебными действиями. К таковым можно отнести «захват» общественного пространства с помощью той или иной символики, а также её ответное уничтожение. Этот пункт можно дополнить мелкой порчей имущества, словесными нападками и пр. Сторонники действующей власти также прибегают к доносам как средству борьбы с неугодными. Можно привести и другие примеры, но и без этого ясно, что основу «холодной» гражданской войны составляют действия символического плана, обыденно-бытового уровня.
Возникает закономерный вопрос: не является ли она синонимом острой взаимной неприязни, находящей выражение в шкодливых выпадах противников? По мнению автора данного эссе, именно так и есть, с поправкой на повсеместность происходящего, которая, однако, едва ли способна изменить его сущность. Также данному противостоянию не хватает открытости. Как уже было отмечено выше, гражданская война — это лобовое столкновение, пространство action directe, в то время как вышеуказанные действия носят по большей части опосредованный и/или анонимный характер.
Наконец, принципиальное значение имеет то, что оппоненты действующей власти проявляют гораздо большую активность, в то время как сторонники статус-кво действуют по реактивному принципу, не демонстрируют выраженной субъектности. В большинстве случаев они просто делегируют свою активность карающему государству, функционирующему в условиях частично отменённого права. Например, уничтожение БЧБ-символики является прерогативой коммунальных служб. Физическое насилие в отношении несогласных с действующей властью остаётся в ведении госорганов. Практически все акции в поддержку режима Лукашенко — итог не местных гражданских инициатив, но административных процедур с привлечением сотрудников государственных структур. Таким образом, явление, описываемое некоторыми как «холодная» гражданская война, скорее напоминает одно из выражений асимметричного конфликта между репрессивным государством и всё более раздражённым обществом, требующим разноплановых перемен.
По мнению автора, концепт «холодная гражданская война» допустим, но лишь в том его виде, который не предполагает произвольного толкования. В данном случае он становится объектом злоупотреблений со стороны как политически ангажированных лиц, так и СМИ, желающих создать очередной хлёсткий заголовок. Этот концепт должен иметь явную дефинитивную связь со «старшим» концептом («горячая» гражданская война), предполагающим ярко выраженную субъектность сторон, сопоставимые шансы победить, непосредственное взаимодействие, обмен весомыми ударами. Происходящее в беларуском обществе не соответствуют этим критериям. Можно вести речь лишь о взаимной неприязни носителей разных социально-политических взглядов, ведущей к многочисленным коллизиям символического плана, обыденно-бытового содержания.