11 декабря текущего года в Кыргызстане был проведен референдум по внесению изменений в Конституцию, который в целом можно характеризовать как серьезную конституционную реформу. Собственно говоря, мало кто уже обращает внимание на те всенародные голосования на постсоветском пространстве, цель которых, как правило, одна — укрепление президентской власти. Другое дело — Кыргызстан. В этой небольшой центральноазиатской стране наблюдаются резкие колебания политического характера — «тюльпановая» революция 2005 года и революция без цветов, но с жертвами 2010 года.
Последняя Конституция была принята 27 июня 2010 г., и в результате, по мнению инициаторов референдума, почти каждый год возникали многочисленные инициативы по внесению изменений поправок в Основной Закон.
Проект Закона о назначении референдума был представлен в сентябре, а в начале ноября президентом был подписан указ о его проведении. Результат — 79,59% из проголосовавших «за».
В чем смысл реформы?
Во-первых, полномочия Президента существенно сокращаются и расширяются полномочия Премьера, а соответственно — Жогорку Кенеша (кыргызского парламента). Поэтому инициатором и стал нынешний парламент.
Во-вторых, в поправках прописана процедура выхода фракции из состава правительства.
В-третьих, Премьер получает право назначать и освобождать глав местных администраций. А уж если реформы задевают местную власть, то жди перестройки всей системы.
Таким образом, исходя из краткого обзора внесенных изменений, можно предположить, что цель реформы — усиление института парламентаризма и фактически переход к парламентско-президентской форме правления (в отличие от чисто президентской или президентско-парламентской с доминированием первого элемента). Это крайне нетипично для Центральной Азии и большая редкость для СНГ.
Есть пара деталей, которые могут смутить экспертов — сохранение депутатского мандата за премьером и вице-премьером. Либо это переходная процедура, либо страну готовят к кабинетной нестабильности.
В целом, тренд понятен. Кыргызстан как страна с узаконенной властью партий (читай кланов), вступает в новую фазу политического развития, отличного от регионального мейнстрима, и дает новый пример постсоветского транзита — поставторитарного.