Разумеется, российское руководство хотело бы контролировать все, что можно, но будет контролировать лишь то, что сможет. С Украиной что-то пошло не так — нужно уничтожить западные продукты питания. А поскольку продуктов этих немерено, то следует увеличить военное присутствие в Сирии. Если там быстрых и очевидных побед для предъявления «мировому сообществу» не будет — необходимо актуализировать вопрос военной авиабазы в Беларуси: «отсель грозить мы будем шведу». Угрозы эти определенным образом маркируются и разыгрываются в местном политическом сообществе — так риски постепенно преобразуются в страшные экономические и милитаристические байки.
Байки эти содержат элемент правдоподобия и широко тиражируются в массмедиа — потому и воспринимаются как нечто, куда более важное и существенное, чем очевидные (хотя, быть может, и недостаточно видимые) риски, вызовы и угрозы.
Да, действительно, российская авиабаза — это покушение на нейтралитет и независимость, а также потенциальная угроза втягивания Беларуси в противостояние России и Запада. Но, во-первых, торговаться по поводу авиабазы сторонам (особенно российской) выгодней и удобней, нежели заниматься проблематикой ее создания и последующего содержания. Во-вторых, Беларусь давно втянута в противостояние с Западом, а ее «полная» независимость и «агрессивный» нейтралитет если не фиктивны, то в значительной степени ограничены. Иными словами, «авиабаза» — это переговорная ставка, производная от политико-экономической повестки. Если бы Лукашенко не нуждался в деньгах накануне и после выборов, эта ставка вряд ли была бы задействована.
Словом, все эти «сенсационные» пляски вокруг безопасности, нефти и кредитов продолжаются не первый год, и ничего принципиально не меняется, кроме нарастания социально-экономических диспропорций между участниками постсоветских союзов (по несчастью).
Девальвация — теперь уже тоже переговорная позиция. И угроза, более существенная, чем различные предполагаемые российские «интервенции». Дмитрий Медведев предпочитает говорить о конкурентной девальвации как методе создания участниками ЕАЭС частных краткосрочных конкурентных преимуществ во внешней торговле. И способе решить проблемы дефицита бюджета. А также способе (об этом он, впрочем, не говорит) отдать меньшие суммы кредита, нежели взял.
Конечно, это касается белорусского правительства и белорусско-российских банков, которые получают кредиты в российских рублях и перераспределяет их среди предприятий в белорусских рублях. В которых они возвращают их банку-кредитору. Если российские рубль снижается в цене относительно белорусского, то на курсовой разнице выигрывает банк. Если наоборот — выигрывают белорусские предприятия-реципиенты. Самое важное во всем этом: постсоветские руководства уже включились в эту игру на понижение, и никто не располагает ресурсами для того, чтобы контролировать ее развитие. Нет никакого единого рынка.
Евразийского рынка нет, но угрозы, связанные с его развитием и формированием, остаются. Взять, например, запрет на поставки для Беларуси и Казахстана на поставки рыбной продукции на российский рынок. Россельхознадзор реализовал этот запрет в свою пользу от имени всех стран ЕАЭС в ущерб их интересам. В данной ситуации можно упрекнуть российское руководство: оно контролирует то, что может. Белорусская и казахская стороны, как правило, не желают финансировать инспекции зарубежных предприятий и разнообразные подобные мероприятия под эгидой Евразийской экономической комиссии. Захват структур ЕАЭС российскими ведомственными лобби — это очевидная угроза, но в полной степени реализоваться она может только по причине попустительства Минска, который, вместо того, чтобы усилить свою команду в ЕАЭС, мобилизует чиновничество на составление очередных прогнозных показателей.
В итоге все это новое белорусское интеграционное вовлечение вполне может завершится в духе Белорусской калийной кампании — когда офисы картеля в какой-то момент оказались переполнены российскими специалистами. Некоторые угрозы белорусское руководство актуализирует вполне самостоятельно.