Как сообщил госсекретарь Союзного государства Григорий Рапота во время встречи с премьер-министром РФ Дмитрием Медведевым, 21 октября в Минске на заседании Совета министров СГ планируется принять документ, определяющий перспективные направления развития этой организации до 2017 г. С чем связана активизация российско-белорусской интеграции в формате Союзного государства? В чем состоит необходимость,выражаясь словами Д. Медведева, совмещения двух интеграционных треков?
Стас Головатый.В первом приближении можно было бы говорить об определенной недостаточности двух интеграций — в режиме форсированного создания Евразийского экономического союза (Россия + Беларусь + Казахстан), и в режиме незавершенного долгостроя Союзного государства (Россия + Беларусь). Как если бы каждый из упомянутых процессов компенсировал провалы и недостатки друг друга. Например, три ключевых субпроектаСГ — союзная конституция, единая валюта и единая газотранспортная система (в том виде, как она была спроектирована изначально) — были в свое время успешно провалены, интеграция в двустороннем режиме была фактически заморожена, а Григорий Рапота на довольно длительный срок исчез из списка основных ньюсмейкеров постсоветикума.
Что, собственно говоря, СГ может компенсировать в пока еще строго футуристическом объединении? Особенно если принять во внимание, что Договор о ЕАЭС в известной части (и довольно объемной части) попросту дублирует Договор о СГ. Зачем столько объединений с пересекающимися и дублирующими функциями?
Возможно — если исходить из российских перспектив — интенсификация союзного строительства на данном этапе нужна для того, чтобы переписать Договор 1999 г. с учетом новых обстоятельств формирования ЕАЭС. А ЕАЭС, в свой черед, необходим для того, чтобы «расшить» тупики прежних интеграционных сделок включая СГ, ЕврАзЭС, Таможенный союз СНГ, Таможенный союз ЕвАзЭС, а также ЕЭП. Или же для того, чтобы окончательно задурить официальному Минску голову разнообразными интеграциями — с целью блокирования инициатив в направления развития «альтернативной интеграции» под эгидой СНГ. Или осуществить какую-то показательную демонстрацию для Киева. Все эти версии (по отдельности и в комбинации) можно было бы рассматривать всерьез, если бы мы были уверены в том, что Д. Медведев знает, что говорит, а Кремль — что делает. А в этом никогда нельзя быть уверенными.
Я полагаю, что в нашем случае имеет значение наблюдение, ранее высказанное А. Паньковским: обострение интеграции — неизбежный признак экономического спада. Или в более широком смысле: всякое кризисное обострение ведет к активизации интеграционных проектов, в то время как периоды роста характеризуются определенным политико-экономическим обособлением Беларуси и России. Или в альтернативной формулировке: рецессия, спад де-факто означает форсированную «интеграцию», ибо интеграция в ее постсоветском смысле — это приостановка формирования инфраструктур государства (транспортной, энергетической, транспортно-энергетической, приграничной и т. д.) с целью совместного использования «общих» инфраструктур. Всегда, когда Россия начинает испытывать дефицит средств для развития, строительства и модернизации, скажем, транспортно-энергетических систем, снижающих ее зависимость от «транзитных» государств, активизируется дискурс об использовании «союзных» систем.
Сейчас В. Путин в частности говорит о том, что «Вопросы с волокитой по строительству „Южного потока“ связаны только с соображениями политического характера. В данном случае совершенно точно политика вредит экономике, наносит ущерб». Замечание по поводу вреда, который политика наносит экономике, — вполне уместное, эту мысль руководству России следовало бы почаще прокручивать в уме. С другой стороны, имеется альтернативное мнение: нередко политика помогает экономике, и сторонник этой доктрины А. Лукашенко из безудержного стремления России и Беларуси друг к другу всегда умел извлекать ощутимую пользу.
Но: сформулированная выше закономерность характерна и для Беларуси: чем нагляднее признаки социально-экономического кризиса, чем дороже стоят деньги для белорусского руководства, чем меньше источников поступления этих денег — тем явственнее интенция Минска в аспекте получения облегченного доступа к «союзным» инфраструктурам (в частности финансовой, военной, а также «добывающей» части нефтегазовой инфраструктуры).
Таким образом: (1) циклический характер экономического развития, (2) столь же циклический характер отношений с Западом, (3) специфически эгоистическое понимание интеграции ее контрагентами делают последнюю недостижимой, незавершенной и потому бесконечной и прекрасной.