Участники беседы:
Владимир Дунаев, к. ф. н., профессор, первый проректор Европейского гуманитарного университета (Вильнюс)
Сергей Паньковский, к. ф. н., руководитель проекта «Наше мнение»
С. Паньковский: Владимир Александрович, тема Европейского гуманитарного университета в специфическом контексте, свойственном белорусской ситуации, время от времени возникает на страницах белорусских государственных СМИ. Высказываются достаточно пессимистические оценки относительно будущей судьбы университета, качества преподавательского состава и студентов, которые получают там образование, и шире — тех студентов, которые ныне проходят образовательную подготовку за границей. В связи с этим первый вопрос я бы сформулировал так: каковы мотивы тех преподавателей, которые нередко с риском для своей карьеры сотрудничают с ЕГУ, а с другой стороны — тех студентов, которым приходится преодолевать серьезное сопротивление — порой даже внутри семьи (я знаю такие случаи; хотя бывает и наоборот — иной раз родители настаивают на том, чтобы их дети учились в ЕГУ). Можно ли привести обобщающие характеристики этого феномена, довольно необычного в современной Европе, на мой взгляд? — Когда интеллектуальные, гуманитарные потребности вынуждают людей уезжать из страны, только лишь с тем чтобы получить диплом о высшем образовании. Или существуют какие-то иные стимулы и мотивы?
В. Дунаев: Согласен с тем, что существование университета в изгнании — это феномен необычный. Хотя, наверное, не исключительный. Например, наши северные соседи охотно вспоминают Балтийский университет в Гамбурге, который был создан после Второй мировой войны в качестве своеобразного ответа на советизацию высшего образования в балтийских странах. Но я думаю, что университет в изгнании — это ненормальное явление.
Прежде всего мне хотелось бы подчеркнуть, что мотивы тех, кто едет в Вильнюс, все-таки неоднозначны. Большинство из них, как мне кажется, руководствуются академическими, а не политическими соображениями. И Европейский гуманитарный университет — это академический, а не политический проект. Более того, никакой особой интенции находиться в конфронтации с белорусским высшим образованием у Европейского гуманитарного университета не было и нет. Скорее мы восполняем тот очевидный изъян, который присутствует в системе высшего образования Беларуси. Мы служим своего рода механизмом компенсации негативных последствий политики самоизоляции белорусского высшего образования. На сайте Министерства образования указывается, что в 2006 году на обучение за рубеж послано 177 студентов, из них 116 — в Российскую Федерацию. Вот вам показатель интернационализации. Много это или мало? Это чудовищно мало. В это же время 1500 белорусов участвует в различных образовательных программах ЕГУ, а около 700 — в регулярных программах бакалаврского или магистерского уровня. Очевидно, что наш университет играет важнейшую роль в интернационализации высшего образования нашей страны.
К сожалению, белорусское высшее образование, вопреки своим глубочайшим потребностям и вопреки интересам студентов и преподавателей белорусских вузов, изолировано от болонского процесса, процесса гармонизации архитектуры высшего образования Европы, формирования единого пространства образования. И этот очевидный недостаток как-то можно восполнить за счет образовательных программ Европейского гуманитарного университета; причем в данном случае это не только возможность для студентов учиться по европейским программам (в том числе на родных языках), но и возможность отработать болонскую модель для Беларуси с прицелом на перспективу, когда возобладает нормальный, естественный подход к интернационализации образования.
С. Паньковский: Полагаю, что рано или поздно этот опыт будет востребован, поскольку даже в рамках белорусского «государственного» дискурса не существует каких бы то ни было картин будущего, в том числе применительно к высшему образованию. А вот если говорить не только о студентах, но и о преподавателях?..
В. Дунаев: Я думаю, что и у тех, и у других мотивы схожие. Не только студенты, но и преподаватели испытывают дискомфорт в связи с тем, что они изолированы от европейского академического сообщества. В этом смысле европейские академические стандарты — даже если их не идеализировать — рассматриваются как вполне естественные: для того чтобы сохранить себя как профессионала, необходимым представляется стремление к интеграции в европейское академическое пространство.
С. Паньковский: Есть еще один фактор, о котором хотелось бы сказать. В Беларуси, где довлеют идеологические схемы, предлагаемые не учеными, но административными органами, практически невозможно заниматься профессиональной деятельностью — если исходить из профессиональных критериев, которые складывались на протяжении столетий. Поэтому, как мне кажется, многие наши коллеги стремятся к сотрудничеству с ЕГУ и другими образовательными и исследовательскими центрами не в последнюю очередь в силу следования требованиям профессиональной этики. Вот итоговый выбор: либо исполнять свое профессиональное призвание, либо служить в угоду политической конъюнктуре.
В. Дунаев: Ничего в противовес вам я не сказал, поскольку академические стандарты, о которых мы говорим, предполагают академические свободы. Это такие фундаментальные принципы, нарушение которых действительно становится очень болезненным для науки и для ученых. Полагаю, что одной из наиболее привлекательных черт Европейского гуманитарного университета — и прежде и сегодня — является то обстоятельство, что он представляет собой пространство свободной дискуссии. И это пространство свободы по сути является условием нормальной научной работы.
С. Паньковский: Некоторое время назад много писали и говорили о том, что университет в связи с адаптацией к новым условиям испытывает определенные материальные и организационные затруднения, у студентов и преподавателей возникают бытовые проблемы и т. д. Насколько мне известно, сегодня многие трудности успешно преодолены, ситуация стабилизировалась, обозначились какие-то перспективы на ближайшее и чуть более отдаленное будущее. Каким вам самим представляется нынешнее положение дел?
В. Дунаев: Прежде всего, спасибо за этот вопрос. Воссоздать университет в чужой стране — это, в общем, довольно непросто… И тот язык, на котором вы говорили о трудностях, по всей видимости, достаточно деликатен. Трудности были какие угодно — организационные, материальные, бытовые и т. д.
Что касается подвижек, то они тоже есть. Во многом благодаря поддержке литовского правительства, многих литовских политиков, представляющих самые разные партии, и, конечно, благодаря поддержке академического сообщества. Не только литовского, но и международного. Создан комитет поддержки ЕГУ, в который вошли президенты таких американских университетов, как Гарвард, Колумбийский, MIT, Браун и других. К ним присоединились ректоры ряда европейских университетов. Этот комитет создан во многом благодаря усилиям Джонатана Фэнтона, президента фонда МакАртуров, известного правозащитника и президента университета new school в Нью-Йорке, который сам был создан выдающимися европейскими учеными, бежавшими в США от нацизма. Большую финансовую поддержку нам оказывают Европейская комиссия, Совет министров северных стран, другие европейские и американские доноры. Значительный вклад вносит Литва. Недавно в Сейме Литвы подписано соглашение между нашим университетом и университетом Миколаса Рёмериса в Вильнюсе о передаче в долговременное пользование ЕГУ двух с половиной тыс. кв. м учебных площадей бесплатно. Такое решение было принято правительством Литвы и поддержано литовским Сеймом. Одновременно правительство направило значительные инвестиции в развитие материальной базы университета им. Миколаса Рёмериса. В целом ситуация сегодня для нас куда более благоприятная, чем прежде.
Если говорить о преподавателях, то следует признаться, что серьезных проблем с привлечением преподавателей мы никогда не испытывали.
С. Паньковский: С ЕГУ сотрудничают и литовские, и белорусские преподаватели?
В. Дунаев: И литовские, и белорусские, и зарубежные преподаватели. И в этом смысле уровень интернационализации наших академических программ будет и впредь повышаться.
С. Паньковский: Хотелось бы уточнить про бытовые условия. Студенты преимущественно проживают на квартирах, в общежитиях?..
В. Дунаев: Студенты преимущественно проживают в общежитиях — это обычные студенческие общежития, которые мы арендуем у других литовских университетов. Небольшая часть студентов проживает на квартирах. Таким образом, у студентов имеется возможность бесплатно проживать в общежитиях, а с этого года все нуждающиеся студенты получают стипендии.
С. Паньковский: Один наш коллега как-то высказал мысль о том, что мы имеем возможность наблюдать любопытный социокультурный феномен: сотни белорусов компактно проживают в столице Литвы, причем — если не наступит политических изменений в Беларуси — это сообщество будет расширяться. Возможно, этот фактор будет как-то влиять на внутрилитовскую ситуацию, хотя я не стал бы торопиться с какими-то заключениями… или даже вопросами.
В. Дунаев: Нет, это очень хороший вопрос — считайте, что вы его задали. И я бы ответил на него словами одной из весьма значимых фигур в литовском научном сообществе. Однажды, видимо, расчувствовавшись, он сказал: слава богу, что вас выгнали из Беларуси, потому что Литва в вашем лице приобрела очень важный фактор оживления и развития гуманитарной и социальной науки. То есть не только дополнительные интеллектуальные ресурсы, но также импульс трансформации. И действительно, нужно сказать, что в Литве мы нашли поддержку тех проектов, с которыми пытались работать на протяжении последних лет существования в Беларуси. Прежде всего, это идея регионального интеллектуального сообщества, региональной интеллектуальной интеграции. Это идея, которая хорошо понимается и принимается частью литовского научного сообщества: в изоляции друг от друга мы больше теряем, нежели находим, и для того чтобы соответствовать высоким академическим стандартам в области гуманитарных и социальных наук, необходимо объединить усилия. Сегодня имеется несколько довольно амбициозных проектов, которые — в случае их реализации — способны превратить Литву в центр интеллектуальной жизни региона. Имеется в виду не только Балтийский регион, но также Украина, Беларусь, часть России. Словом, это довольно интересный и перспективный проект, и ЕГУ мог бы сыграть заметную роль в его осуществлении.
Что же касается того обстоятельства, что довольно большая группа белорусских студентов проживает в Вильнюсе, то здесь имеется масса различных коннотаций. Во-первых, Вильнюс — это все-таки интернациональный город, и здесь проживает не так уж мало белорусов. Во-вторых, здесь многое связано с белорусской культурой, с историей белорусской мысли, и я думаю, что сама среда располагает к тому, чтобы студенчество в известной степени проникалось идеями, связанными с национальной идентичностью, а может быть, и интеллектуальной миссией по отношению к своей стране. Так что Вильнюс — это далеко не случайное место, место в высшей степени символичное; и если здесь будет расти интеллектуальное сообщество, то это, я полагаю, пойдет на пользу и Беларуси, и Вильнюсу как центру по сути своей интернациональному.
Проблема, однако, в том, что это белорусское сообщество существует в известной изоляции по отношению к литовской молодежи. Но проблема эта связана не столько с какими-то ценностными или интеллектуальными барьерами, сколько с недостаточным знанием литовского языка. В Литве в молодежной среде полноценное общение сегодня возможно только на базе литовского языка. Но надо сказать, что наши студенты очень охотно изучают литовский язык, они видят в этом большой смысл. Более того, нет никакой необходимости их заставлять, они готовы платить деньги за дополнительные уроки литовского языка. То есть стремление интегрироваться в литовское сообщество у белорусских студентов отчетливо присутствует. В свою очередь и литовская молодежь, литовские молодежные организации проявляют стремление интегрировать белорусских студентов. Так что есть надежда, что Европейский гуманитарный университет не станет белорусским гетто.
С. Паньковский: Можно ли исходя из сказанного утверждать, что Европейский гуманитарный университет не автономен, что он превращается в часть академического и образовательного пространства Литвы? Что имеются, как бы это выразиться, интерференции с интеллектуальным сообществом Литвы?
В. Дунаев: Вы использовали слово «интерференция». Интерференции тоже есть в известном смысле. Interfere — это ведь «столкновение», «противодействие». Ну, разумеется, какие-то помехи мы создаем, поэтому противодействие вполне естественно. Хотя подобные интерференции, будем надеяться, могут иметь вполне конструктивный характер. Хотя далеко не только к помехам сводится роль Европейского гуманитарного университета в этом контексте: есть взаимодействие с литовской интеллектуальной средой, и далеко не только литовской. Не следует забывать о том, что в Вильнюсе мы находимся в единой Европе. Всё более усиливается взаимодействие с европейскими научными центрами, в особенности с университетами северных стран — Скандинавии, Финляндии, Германии, Ирландии, с Голландией намечаются интересные перспективы сотрудничества. Причем различные проекты, в которых мы участвуем, разворачиваются прежде всего в плане внутриевропейского сотрудничества. Таким образом, мы включены не просто в литовское, но в общеевропейское образовательное и академическое пространство.
С. Паньковский: Каким образом в свете этого взаимодействия решаются проблемы студенческой мобильности?
В. Дунаев: Во-первых, имеется соответствующая программа Эразмус Мундус, которая специально предназначена для студентов, не являющихся гражданами ЕС. И, во-вторых, что немаловажно, университет вписался не в ту сеть международного сотрудничества, которая была в Минске, но в относительно новую для нас сеть Североевропейского сотрудничества. Скандинавские страны и Финляндия имеют собственную систему мобильности, которая не имеет ограничений, свойственных, например, программе Эразмус.
С. Паньковский: Наверное, в качестве завершающего блока: не могли бы вы вкратце охарактеризовать то, о чем все говорят, но мало проясняют, — болонский процесс.
В. Дунаев: Это процесс, который стартовал в Европе несколько раньше, чем была подписана Болонская декларация (в 1999-м). В 1998 году Великобритания, Франция, Германия и Италия подписали Сорбонскую декларацию, которая называлась «О гармонизации архитектуры высшего образования в Европе». Это, по всей видимости, самое точное определение целей, которые преследует болонский процесс, — гармонизировать архитектуру высшего образования, с тем чтобы облегчить академическую мобильность в ЕС, создать единый рынок труда, усилить европейскую идентичность, способствовать формированию, по сути дела, европейской нации. Имелись и более практические мотивы, связанные с тем, что высшее образование становится всё более выгодным бизнесом, а на рынке образовательных услуг доминируют американские провайдеры, которые осваивают этот рынок всё более агрессивно. Можно говорить, например, о 100 тысячах студентов, преимущественно азиатских, которые являлись и являются действительно серьезной приманкой или аргументом… А европейские страны теряли иностранных студентов из-за того, что их образовательные системы являлись, мягко говоря, устаревшими, проигрывавшими в привлекательности англо-американским. Вот для того чтобы выровнять условия конкуренции, европейские страны решились на реформу образования — не то чтобы создавая некую единую систему (чего не любят в Европе), но именно гармонизируя ее. Всё это должно было повысить привлекательность и качество образования. Но поскольку проект был довольно притягательным, к нему начали присоединяться и не члены Европейского Союза, и сегодня уже более 40 стран подписали Болонскую декларацию. И Беларусь — единственная европейская страна, которая официально находится вне болонского процесса.
С. Паньковский: А процесс окружает ее со всех сторон. Где-то мне уже пришлось говорить о том, что нет никакого Запада, есть периметр.
В. Дунаев: Да, и сегодня это зияние в центре Европы выглядит очень вызывающе. На конференции, посвященной высшему образованию, которая в минувшем месяце проходила в Вильнюсе, был сформулирован такой тезис: Европа не будет ощущать себя полной без Беларуси. Таким же образом и болонский процесс не может считаться завершенным, пока остается одна европейская страна, которая из него выпадает, которая находится вне этого огромного пространства высшего образования — от Атлантики до Тихого океана. Следует сказать, что и другие континенты принимают за основу схожие модели, так что речь идет об универсальном процессе. В то время как в Беларуси процесс идет в обратном направлении, в направлении самоизоляции.