24 февраля 2021 года еженедельный аналитический мониторинг Belarus in Focus в партнерстве с Пресс-клубом, сайтом экспертного сообщества Беларуси«Наше мнение» и Белорусским институтом стратегических исследований (BISS) провели международное онлайн-заседание Экспертно-аналитического клуба, чтобы обсудить роль социологии в осмыслении происходящего в Беларуси.

Видео:https://youtu.be/0CwWBwrm8Fo

Основными спикерами выступили социологи и исследователи:

Андрей Вардомацкий — доктор социологии, основатель и директор лаборатории NOVAK;

Оксана Шелест — кандидат социологии, старший аналитик Центра европейских трансформаций, руководитель проекта «Голос улицы»;

Геннадий Коршунов — кандидат социологии, экс-глава Института социологии НАН Беларуси, научный сотрудник департамента социальных наук ЕГУ;

Войцех Конончук — заместитель директора Центра восточных исследований (OSW), Варшава.

Также в заседании экспертно-аналитического клуба приняли участие представители международных организаций и дипломатического корпуса, аналитики и журналисты: Филипп Биканов, Юрий Дракохрусти другие.

Модерировали дискуссию Вадим Можейко (BISS) и Антон Рулёв (Belarus in Focus/Пресс-клуб).

Яркие тезисы из дискуссии

Что самое важное мы узнали о переменах в беларуском обществе именно благодаря социологии

Полная смена медиаповедения

Андрей Вардомацкий обращает внимание на смену иерархии доверия СМИ в Беларуси. Если раньше больше всего доверяли российским медиа, затем государственным и меньше всего негосударственным, то теперь наоборот: произошел скачок доверия к негосударственным медиа, а государственные оказались вообще в негативной зоне. К тому же переход к чатам окончательно сменил функционал информирование на мобилизацию в онлайн-режиме. А укрепление горизонтальных связей резко повысило количество точек коммуникации людей: с 8-10 в среднем до 30-40.

Судьбоносные преобразования в аксиологической сфере

Геннадий Коршунов обращает внимание на ценность данных опросов World Value Survey, которые фиксируют долгосрочные ценностные изменения. Если бы не эти процессы — не случилось бы и выдвижения таких кандидатов. Ранее Петр Рудковский так охарактеризовал беларусские данные 7 волны опросов World Value Survey: «Самым значительным изменением стал рост уверенности в себе. Выученная беспомощность уступает место автономным действиям».

Без боли, лидеров и негатива

Если после 19 декабря 2010 года Минск уже на завтра был пустым, то в 2020 году Андрей Вардомацкий обращает внимание на ориентацию до 80% протестующих на долгосрочный протест. Вместо запроса на известного лидера рядом — вроде Ленина на броневике или Валенсы на баррикадах, — беларуские протестующие самоорганизовались, и осенью новые лидеры находились каждый день в каждом месте. А вместо запроса на негатив, сказать «нет», на протесты выходили за зарядом позитива. Оксана Шелест считает, что с осени суть протеста не изменилась: «меняются формы манифестации, но люди не отказались от установки на изменения».

И стар, и млад

Андрей Вардомацкий замечает интересный паритет между разными группами протестующих в Беларуси: и молодых (18-29 лет), и старшего возраста (56+) примерно поровну, около 20% каждых. А образовательный уровень протестующих в среднем на треть выше среднего по стране.

Войцех Конончукобращает внимание на смену поколений: с 2010 года более миллиона беларусов получило право голоса, и столько же сошло со сцены, а это поколения с очень разными ценностями.

Революция развития

Как отметила Оксана Шелест, в опросах «Голоса улиц» одним из основных факторов мобилизации протестующим выступала невозможность их собственного развития из-за сдержек государственной системы. Причем это касалось как айтишников, так и воспитателей детсадов, и рабочих — все в своих сферах наталкивались на границы.

Между оккупацией и поездками на заработки

Изменение восприятия России происходит в Беларуси медленно, но последовательно, считает Войцех Конончук.Хотя Россию все еще воспринимают скорее как дружественную страну, но также 40% беларусов считает ее главной угрозой территориальной ценности Беларуси. В отношении Польши и Литвы такие подозрения есть только у 20%, хотя вся пропаганда трубит об угрозе этих стран. Войцех связывает это с изменением миграционных потоков: если со времен СССР Россия была главным направлением для поездок на заработки, то теперь среди беларусов более 40% ориентируются на Польшу, второе место у Западной Европы, а Россия и вовсе на третьем.

При этом Оксана Шелестотмечает, что геополитика все еще отсутствует как фактора протестов — и это не меняется из-за геополитики Кремля.

Опросы в онлайне: быть или не быть

Из-за коронавируса и политического кризиса всё чаще социсследования по Беларуси проводятся через онлайн-панели, что вызывает противоречивые оценки.

Так, Андрей Вардомацкий обращает внимание на присутствующие там перекосы по возрасту и образованию. Но даже если выборка онлайн-панели корректна по социально-демографическим параметрам, то в интернете в принципе невозможно выстроить баланс «интровертов и экстравертов, желающих и не желающих чтобы выслушали их мнение». К тому же у участников панели изменяется медиаповедение, ведь они знают, что их будут опрашивать. В итоге Вардомацкий считает, что «ситуация драматическая: у нас на глазах происходит формирование коконов и разрушение имиджа социологии в целом».

Ему оппонирует Филипп Биканов, который как раз проводил исследования в SATIO через онлайн-панель. Он признает некоторые ограничения опросов в интернете, но обращает внимание и на преимущества. Например, выборка в 1000 человек появляется не непонятно откуда, а из 90000 участников панели, которые в целом и репрезентируют городское население. Что же касается того, что не все психотипы готовы принимать участие в исследовании, то Филипп считает, что-то же самое происходит и во время личных опросов, и тем более телефонных.

К преимуществам онлайн-панелей Филипп относит также большую готовность людей отвечать на сенситивные вопросы, ссылаясь на оценки Gallup и Американской ассоциации изучения общественного мнения (AAPOR). В итоге Биканов считает онлайн-опросы для Беларуси очень важным методом для получения цифр, а не только трендов, и особенно выделяет их преимущество при опросах городского населения.

Оксана Шелестсогласна с критикой интернет-исследований, но не с драматизмом. Она признает проблемы как объективные методические ограничения: «Печально, что нет возможности создать идеальный опросы, но надо признать это как факт», особенно когда к полевым исследованиям мало физического доступа.

Телефонные же вопросы она считает еще хуже: если при личном опросе есть симметрия неанонимности (оба видят друг друга), а в интернете — симметрия анонимности (никто никого не видит), то при опросе по телефону возникает асимметрия (исследователь знает, куда звонит, а абонент его не идентифицирует), что формирует недоверие к звонящему.

Геннадий Коршунов добавляет, что есть достаточное количество инструментов, и главное что мы знаем, какие у них ограничения. Тем более что перекосы есть при любом методе исследования: «кто на практике фиксирует количество отказов в личных опросах?..». А Войцех Конончук, глядя со стороны, обращает внимание на то, что в принципе сложно исследовать общество непосредственно в процессе таких бурных изменений — ведь в Беларуси происходят самые масштабные протесты за много лет на европейском континенте.

Всебелорусский социологический опрос

С социологической точки зрения участники дискуссии отнеслись к презентованному перед ВНС «соцопросу» скептически по многим пунктам. Как отвечает Геннадий Коршунов, из куцых озвученных данных сложно понять методические основы исследования, и зачем опрос делали в итоге фейс-ту-фейс, если разрабатывался он как телефонный. Сомнения вызывает также феноменальная скорость сбора данных — к тому же, как отмечает Андрей Вардомацкий, хотя все интервьюеры с друг другом знакомы, «не было информации с полей, что там что-то происходит». Неясно и зачем вообще собирали столько данных по чрезмерной выборке, а заявленное совмещение в одном исследовании двух разных типов выборки (территориальный и рабочий) остается непонятным социологическим ноу-хау. Как отметила Оксана Шелест, в этом контексте симметричный опрос Мотолько выглядит как хороший ход в информационной войне: «у вас 10 тысяч неизвестно кого, а у нас 100 тысяч неизвестного кого».

По мнению Андрея Вардомацкого, появление такого опроса — символ того, что идет поиск новых технологий влияния на общество: «Решили поработать с социологией, не получилось. Ну, это лучше, чем дубинки». Впрочем, Оксана Шелестнапоминает, что власти далеко не первый раз под видом социологии пытаются предъявить свою точку зрения под видом народной: «ECOOM каждый раз так под выборы пробуждается». В нынешней же ситуации, по ее мнению, власти так остро чувствуют дефицит своей легитимности, что кроме ВНС захотели его подкрепить еще и соцопросом.

Впрочем, эффект от активности власти получился сугубо внутренний. Геннадий Коршуновназывает этот опрос «особой социологическая спецоперацией — попыткой самоуспокоения вертикали, информационным подкреплением для себя». А Оксана Шелест обращает внимание, что по озвученным данным «можем оценить уровень уверенности режима в себе»: даже тут не решились нарисовать выше 66%, что рекордно низкая амбиция.