/Двигаться дальше/
Рэвалюцыя духа, якой не чакалі. Борьба идет не за вождей, а за свободу личного выбора
«Дык стойце ў свабодзе, якую даў нам Хрыстос і ня схіляйцеся зноў пад ярмо рабства»
Гал. 5,1
«Падымі мяне па-над зямлёю, падымі мяне ў вольны абшар…»
N.R.M
Максим: События последних дней, свидетелями и участниками которых мы стали, заставляют по-новому взглянуть на формулу, которую озвучил когда-то господин Милинкевич: «Это будет революция духа». Сейчас уже можно с уверенностью говорить, что она происходит. Но происходит весьма непросто и в достаточно противоречивой форме. Иногда кажется, что сила духа — это единственное оружие оппозиции. Неужели нет ничего другого?
Андрэй: Натуральна, ёсьць і нейкія матэрыяльныя сродкі — сьціплыя й несувымерныя тым рэсурсам, якія мае рэжым, ёсьць падтрымка пэўнымі групамі насельніцтва, кшталту прадпрымальнікаў — але падтрымка гэтая стоеная й невыразная. Ёсьць, самае галоўнае — людзкі рэсурс, хаця й абяскроўлены татальнымі арыштамі. Але ключавы момант — гэта тое, што ня бачна і, дадам, нематэрыяльна. Тое — чаго чакаць ніхто ня мог.
М.: В брежневском Советском Союзе был опыт выхода на Красную площадь в 1968 году 7 протестантов против ввода войск в Чехословакию. Они простояли там несколько минут. На эти образцы оглядываться смешно. Другие времена, другая ситуация. Меня впечатлила реплика одного из активистов штаба Милинкевича, когда после бурной дискуссии, уходить с площади или нет, он ответил примерно так: «Они тут пришли сами по себе, нам не подчиняются, и мы им указывать не можем». С одной стороны, всплеск низового демократического сопротивления. С другой — беспомощность лидеров, которые должны были быть впереди процесса. И Лукашенко, и Милинкевич, и Козулин отстают на шаг от реального развития стихийного процесса…
А.: Усе «сыстэмныя» ўдзельнікі палітычнай гульні гралі па старым правілам. Ці то гэта правілы калгасна-савецкія, як у Лукашэнкі, ці то мітынгова-камсамольскія шматлікіх Кангрэсаў. Але рэальнасьць, якая склалася на дзясяткі крокаў апярэджвае гэтыя старыя правілы. А для гэтага няма досьведу, і бракуе крэатыву, каб энэргію скарыстаць.
М.: Отсутствие эффективных шагов со стороны лидеров оппозиции приведёт к тому, что они перестанут быть лидерами того активного меньшинства, которое и делает любые радикальные преобразования в обществе. Популярное заблуждение: «революцию делают массы». На самом деле революцию делает активное меньшинство и примкнувшее к ним конформистское большинство населения, которое просто переходит на сторону сильного. Процесс может пойти и без Козулина. Процесс может пойти и без Милинкевича. Может возникнуть новый лидер и новая сила. За которыми будет правда активного действия, а не рассуждений и политических игр.
А.: Казулін ужо пачаў выпадаць з працэсу, калі заклікаў сысьці з плошчы. Мілінкевіч таксама хацеў згарнуць гарадок, але людзі проста не пагадзіліся — каб стаяць да апошняга. Як адказны палітык Мілінкевіч застаўся. І тут важны момант камунікацый. З аднаго боку людзі бачаць падзеі і нават БТ ня здольнае схаваць факты (але, як заўжды, палівае іх брудам). Але інфармацыя вязьне, не даходзіць, скрыўляецца. Фізычная немагчымасьць нармальнай камунікацыі блакуе пратэст.
М.: Я бы не преувеличивал значение традиционных информационных ресурсов. Активное меньшинство — люди прагматично ориентированные и зарабатывающие — давно белорусское телевидение не смотрят. Они сидят в сети, читают независимые издания. Они и так всё видят и понимают. Дело не в том, чтобы засыпать всю Беларусь листовками с изображением белорусского Майдана. Это было бы такой же агрессивной попыткой зомбирования, как те, что демонстрирует власть.
А.: А рэвалюцыя духу ня ёсьць замбаваньнем — наадварот, яна робіць незалежным…
М.: Когда мы говорим о революции духа важно отметить два обстоятельства: 1) Это не революция Милинкевича. Это революция каждого из независимо мыслящих свободных людей, отдельно взятых граждан («гражданская революция», если хотите), где каждый выступает не солдатом некоего вождя, а сражается за себя. За своё право независимого суждения, свободного выбора власти и формы самореализации. 2) Но в этом есть и слабый момент — движение лишено центра, а значит, неуправляемо. Протест без центра и без вождей. Городок на Октябрьской площади — резонанс, совпадение нескольких сотен и тысяч индивидуальных жизненных проектов. Знакомый, которого я никак не ждал увидеть на площади, сказал мне во время выступления Милинкевича: «Я почти со всем, что они говорят, не согласен, но ещё более я не согласен с тем, другим — у власти». Не стоит заниматься перестановкой вождей: был вождь плохой, а у нас будет хороший. Революция духа — это революция без вождей, которая ведет не к очередному культу личности, а к триумфу гражданских свобод и демократических прав человека.
А.: Зараз адбываецца ламаньне сыстэмы страху. Плошча Каліноўскага — тэрыторыя вольнай Беларусі. І той, хто там пабываў ужо ніколі гэтага не забудзе. І кансэрватары, і анархісты, і рускамоўныя, і беларускамоўныя — усе знаходзілі там агульную мову. І гэта было не «супраць Лукашэнкі», бо Лукашэнка ўжо існуе ў сваім віртуальным сьвеце — а проста каб жыла Беларусь, нармальная Беларусь, рэальная Беларусь. З другога боку адбываецца контрнаступ страху. Калі я зьяжджаў пасьля першай ночы гарадку, у аўтобусе павісла атмасфэра маўклівага жаху. Зацятыя лукашысты, пабачыўшы беларускія сьцягі, маўчалі. Але маўчалі і напалоханыя прыхільнікі свабоды. Эскляцыя рэшткавага страху — знайсьці для сябе апраўданьне, чаму я быў не там. Дарэчы, і пануючы рэжым у шоку. Ён у стане інфармацыйнага пату.
М.: Пат налицо с обоих сторон. Реальный персонажем был палаточный городок. А все остальные — как бы декорации. Лидеры оказались отодвинутыми на задний план стихийной инициативой молодежи. Страх — естественное чувство самосохранения: «Я его не люблю, но вот если бы на площади было 40 000, я бы подключился и стал 40 001-м». Наш человек мыслит преимущественно тоталитарно. Он хочет примкнуть к большинству. Инерция социальной «крыши». С другой стороны, фрустрация интеллектуалов связана с тем, что они привыкли создавать себе умозрительные проекты. Привыкли жить в мире собственного изобретения. Можно сколько угодно «думать революцию», но даже 40 000 на площади не будут означать изменения всей страны. В лучшем случае это будет началом сложного и долгого процесса. Ленинская формула: «телефон, телеграф и мосты» тут не срабатывает. К слову, не сработала и тогда, в 1917-м. Потребовалась репрессивная зачистка страны на протяжении десятилетий. Революция романтиков очень недолговечна. Та революция, которая реально возможна для Беларуси (я говорю не о насильственных действиях, но об радикальных изменениях), будет революцией топ-менеджеров социального действия. Их нужно вырастить…
А.: Дык яно ўжо зьявілася! І на плошчы Каліноўскага сфармавалася. Хто складаў касьцяк беларускага Майдану: былыя навучэнцы ліцэю, студэнты, маладыя прадпрымальнікі, вернікі.
М.: Это и есть настоящая революция духа. Это и есть то главное, что является основным результатом нескольких месяцев — мощные сдвиги в социальной ментальности. Смешно было слышать от Ермошиной после «выборов»: «19 марта стало днем объединения нации». Ведь она права! Действительно, идёт объединение нации. Только не в ермошинском варианте. Происходит спонтанное объединение индивидуальных судеб в коллективный сценарий. Который пишется независимо от тех, кто берётся им руководить.
А.: Рэжым сышоў у сваю віртуальную рэальнасьць з адсоткамі пад 85, з суцэльнымі «За бацьку!» са «стабільнай і працьвітаючай эканомікай» — і прапагандовыя рэсурсы вычарпаны. Пэнсыянэры, якія пачалі нападаць на гарадок, знайшліся толькі на трэці дзень. І тое, іх трэба было вывозіць, вучыць, нацкоўваць. Дзе былі гэтыя 85% прыхільнікаў?
М.: Это не просто кризис системы. Это её очевидная деградация, превращение грозного аппарата упорядочения социальной жизни в кучку мелких сквернословов, которые сквернословят почему-то с экранов телевизоров.
А.: У рэжыма ўжо няма сілаў, каб адкруціць усё назад — разгон гарадку гэта не вырашае. З другога боку, у пратэсту пакуль недастаткова сілаў, каб відавочна пераламіць сытуацыю на сваю карысьць.
М.: Если сравнивать с украинским Майданом — он работал детонатором, концентрировал массовое недовольство по всей стране. У нас сейчас волны массового негодования реально нет. Есть массовое тихое недовольство, которое пока ещё для большинства сделать явным пока не по силам. Функция белорусского майдана — другая. Это акция не прикладного политического, а, скорее, символического, духовного плана.
А.: Пазнака свабоднай Беларусі, якая не пачынаецца ў 94 годзе — і не вусамі завершыцца.
М.: Палатки на площади публично, на весь мир объявили о существовании иной Беларуси. За исключением России, Гаваны и Тегерана внешнее информационное пространство уже удалось загрузить определённым образом: территория свободной Беларуси реально заявила о себе. В стране обозначилось мощное движение социального несогласия.
А.: Свет зьдзіўлены… Дасталося дагруцца да самой Беларусі. А рэжым паспрабуе ўзяць рэванш праз узмацненьне рэпрэсій. Узмацненьне рэпрэсій — садзіць усё і ўсе — але не з палітычнымі фармулёўкамі, але за «маты», «хуліганства», з нагоды «каналізацыі, што прарвало» й г. д.
М.: Они никогда не простят нам свой собственный страх…
А.: Але рэсурс ужо відавочна вычарпаны. Рэжым вычарпаў свае магчымасьці. Ён здольны «давіць» апанэнта агульнай масай, але наступаць ужо ня здольны.
М.: В 60-е годы в Европе социальный протест постепенно сошёл на нет. Но поколение нынешних 50-летних всё равно имеет за собой опыт бурного 68-го года. И эти люди всё равно остались людьми бунта. Та волна навсегда изменила общество — и американское, и европейское. Точно так же произойдёт и у нас. Независимо от того, когда произойдет смены власти, революция духа уже состоялась. И она будет освящать все дальнейшие события.
А.: Не думаю, што ў нас зацягнецца, як у Эўропе. Важна, каб атмасфэра свабоды — з плошчы Каліноўскага — распаўсюдзілася на грамадзтва. Тэрыторыя свабоды будзе пашырацца. Прычым яна будзе пашырацца нефарматным чынам, не «па-камсамольску», нечакана. Рэвалюцыя адбылася — пачынаюцца зьмены.