Фигура Александра Козулина, пожалуй, наиболее противоречивая в белорусской политике. С именем бывшего ректора БГУ связано большое количество домыслов и предположений. Несомненно то, что, даже находясь в заключении, этот человек заставляет говорить о себе не меньше, а, быть может, даже больше, нежели «действующие» политики. Вашему вниманию предлагается стенограмма беседы Александра Томковича и Ирины Козулиной, спутницы незаурядного человека, каковым, без сомнения, является Александр Козулин.
А.Т.: Говорят, вам нелегко совмещать борьбу за освобождение мужа с пребыванием в руководстве партии…
И.К.: Очередной миф. Дело в том, что я вообще не являюсь членом БСДП (Г). Как жена я, естественно, помогаю защите мужа. Мне много приходится выступать, давать различные интервью, поэтому у некоторых людей мое имя ассоциируется с деятельностью партии. Я человек не политический, в смысле непубличный. Мне очень хочется заниматься своей собственной работой, но именно так сейчас распорядилась судьба.
А.Т.:Вам сейчас часто доводится видеться с мужем?
И.К.:В последний раз мы виделись 17 октября, когда он еще не начинал голодать. До этого муж был в тюрьме в Жодино, где мы имели возможность видеться раз за одну-две недели. Затем его перевели на Володарку, где судья позволял свидания редко. А в исправительной колонии № 3 в Витьбе у нас только 6 свиданий в год: 3 краткосрочных и 3 долгосрочных.
В Витьбу я ездила с дочерьми. Он сильно похудел, но находится в бодром состоянии духа. Честно говоря, я хотела отговорить его от голодовки, но мне это не удалось. Самое неприятное, что сейчас организована информационная блокада. В колонию не пускают адвоката и объясняют это тем, что визиты могут якобы негативно отразиться на здоровье Козулина. На мой взгляд, повод абсолютно надуман. Мужа просто хотят держать в полном информационном вакууме, чтобы он не знал о тех действиях, которые предпринимают партия, объединенная оппозиция, о голодовках поддержки, которые проходят по всей стране. Кто-то боится, что это может его вдохновить.
А.Т.:Как вы относитесь к нашумевшему выступлению Владимира Нистюка в Вильнюсе?
И.К.:Неоднозначно. Я несколько раз его читала. Основные тезисы вроде бы правильные, но то, что всё выступление «пронизано» преклонением перед нелегитимным президентом — Лукашенко едва ли не солнцеподобный, такой авторитетный, и только с ним следует вести переговоры, — наталкивает на мысль, что оно срежиссировано властью.
А.Т.:Насколько соответствует действительности слух, что Александру Козулину предложена свобода в обмен на отказ от политической деятельности?
И.К.:Ничего подобного не было. Муж мне об этом сказал бы. Понятно, кто стимулирует подобные слухи. Единственное, что было на самом деле, так это то, что на него выходили люди и, ссылаясь на судью Рыбакова, предлагали снять информацию о нем с партийного сайта. Взамен обещали более частые свидания. На это Козулин просил передать: «Торг неуместен». В какой степени ко всему этому имеет отношение Рыбаков, я утверждать не берусь, дабы не давать ему поводов для судебных исков.
А.Т.:Как сейчас себя чувствует ваш муж?
И.К.:Повторю, не знаю. На минувшей неделе у него был глава минской миссии ОБСЕ господин Петерссон. Согласно его утверждениям, опубликованным в СМИ, самочувствие Александра относительно нормальное.
А.Т.:В итоге получается, что вы превратились в политика поневоле и стали в ней немного разбираться. Как вы теперь смотрите на происходящее вокруг?
И.К.:Откровенно говоря, многое мне просто не нравится. Я люблю открытость и честность. Я считаю, что миром должно править добро. К сожалению, сейчас происходит всё наоборот. Это меня очень огорчает. Даже бывают моменты, когда у меня опускаются руки. Но утром просыпаюсь и понимаю, что нужно работать независимо от обстоятельств. Когда-то в детстве меня впечатлила известная сказка о лягушке, которая лапками взбила сливки и выбралась из кувшина. Стараюсь поступать так же. Это что касается власти. Если же говорить об оппозиции…
Впечатление двоякое. С одной стороны, очень приятные, галантные люди. Выказывают сочувствие и готовность помочь. Организовали отдых родителям Александра, за что я очень благодарна. Но, с другой стороны, мне, конечно же, хотелось бы более активных действий. Например, Козулин 20 сентября 2006 года сделал обращение по поводу будущей голодовки, где были моменты, адресованные и оппозиции. Я считала, что должен последовать какой-то ответ. Но сегодня 5 ноября, 16-й день голодовки Александра, а ответа-обращения всё еще нет.
А.Т.:А среди социал-демократов поддержка сильнее?
И.К.:Из партийного руководства я общаюсь с Королем и Левковичем, а Нистюк после выступления в Вильнюсе мне больше не звонит. Я ему тоже.
По крайней мере, в партии что-то делается. В поддержку продолжают голодать люди, организовываются пикеты. Последний был в Могилеве, куда я ездила с руководителями партии. Понятно, что у партии нет ресурсов, чтобы организовать нечто масштабное, но я постоянно чувствую сопричастность к моей проблеме. Рядовые члены партии пишут письма. Сочувствуют. Спрашивают, чем могут помочь.
А.Т.:Когда-то Козулина считали «проектом власти». Вас это оскорбляло?
И.К.: Очень. Саша мне об этом говорил: представляешь, они считают, что я нужен Лукашенко для того, чтобы «свалить» Милинкевича. Честно говоря, я тогда не понимала, насколько это серьезно для него. Не сомневаюсь, что эту сплетню инициировали сами власти. К сожалению, часть оппозиции на нее с удовольствием купилась. Совершенно точно знаю, что многие лидеры говорили об этом на Западе. Впрочем, если кто-то так считает, то он имеет право подобное озвучивать. Но сейчас, когда стало понятно, что Козулин не за наградами от Лукашенко пошел с народом, никто не спешит публично признать свою ошибку. Но это меня уже не волнует. Закроем дверь за прошлым.
А.Т.: Вспоминается известный эпизод, когда Козулин при попытке стать делегатом Всебелорусского собрания был жестоко избит. Как вы об этом узнали?
И.К.:Я предполагала, что его туда не пустят. Самое интересное, что когда мы вместе выходили из дома (я ехала на работу), попросила встречавших на улице журналистов нас сфотографировать. Они это сделали. Но потом мне сказали, что этот кадр почему-то не получился.
Я была на работе, когда мне позвонили и сказали о том, что случилось во Дворце культуры железнодорожников. Я тут же позвонила адвокату. Он посоветовал как можно скорее приехать и оформить необходимые документы. Я поехала, заключила с ним договор. Помню, по дороге рыдала. Мне сказали, что Козулина лично избивал Павличенко. Даже представить было страшно, как он мог отомстить за то, что муж показал по телевизору книгу «Расстрельная команда»…
Потом мы стояли до самого вечера возле РУВД. Там же было захвачено и избито ещё 13 человек, в том числе и Игорь Рынкевич, еще один адвокат Козулина.
Вечером Александра отпустили. Знакомые медики советовали ему полежать дома два дня, поднимая вверх ноги, чтобы почки, по которым били ногами, стали на место. Козулин не послушался. И на следующий день вновь поехал на встречи с избирателями.
А.Т.: А потом был День воли…
И.К.:Утром вместе с мужем мы поехали в партийный офис. Там собрались активисты, и мы поехали в город. Возложили букеты к памятникам Максиму Богдановичу и Янке Купале. Остался еще один букет. Мы хотели возложить его на той площади, где был палаточный городок, жестоко захваченный спецвойсками 23 марта. Мы пытались схитрить, говорили омоновцам, что желаем его возложить к точке начала всех дорог. Но пройти на Октябрьскую площадь нам так и не удалось.
Возле памятника Купале был митинг. Козулин призвал пойти на Окрестина, где под арестом находились люди из палаточного городка, чтобы выразить им свою солидарность. Кулей крикнула, что это провокация, чтобы люди не шли. Однако многие ей не поверили.
Я была в сапогах на шпильках, решила переобуться, поскольку живу неподалеку. Догнать колонну решила на машине. Но когда я попыталась выехать на Богдановича в районе Троицкого предместья, движение транспорта уже было перекрыто. Пока я искала окружные пути, ехала по проспекту Машерова, мне позвонили друзья и сообщили, что Сашу арестовали. Очень долго после этого его не видела.
Конечно, всё это жутко, но человеку свойственно всегда на что-то надеяться. Я тоже надеялась, вплоть до оглашения приговора суда. Это даже нельзя было назвать судом. Там творился полный беспредел при неприкрытом цинизме судьи и прокурора. Мне даже пришла в голову ужасная мысль о самосожжении, чтобы хоть как-то всё остановить. Но это была только минутная слабость.
В соседнем помещении судили каких-то уголовников. Через решетку им передавали бутерброды. В отношении Козулина это было категорически запрещено. Даже воды в такую жару ему не разрешили передать.
А.Т.: Козулина нередко квалифицировали в качестве «московского проекта». Насколько это соответствует действительности?
И.К.: Вообще не соответствует. Сейчас я словно иду по его стопам и отмечаю, что везде есть много настоящих друзей. В том числе и в России. Козулина ассоциировали как «провосточного» политика, а Милинкевича как «прозападного». Это неверно. Просто Саша умеет находить общий язык со всеми. И его слова в одном из интервью звучали так: «Я не прозападный и не пророссийский. Я — пробелорусский!»