Андрэй: Зусім нядаўна ў нашай краіне зьявіліся буйныя заходнія кампаніі. І сёньня мы назіраем дзіўную рэч: побач з «МакДональдзам», аднолькавым ва ўсіх кутках сьвету, ёсьць беларускія булённыя кубікі — і ёсьць «Самсунг» на беларускай мове. А што ўвогуле адбываецца з культурай, калі там зьяўляецца «інтэрвэнт»? Прыстасавальніцтва да мясцовых рэалій? Падаўленьне? Абыякавасьць?

Максим: Западные фирмы исходят из простой логики: у титульной нации есть свой язык. Реклама «Галины Бланки» по-белорусски рассчитана на «народного» потребителя. В то же время белорусский язык сегодня — это язык образованного меньшинства. И высокотехнологические «белорусскоязычные» продукты «Самсунга» адресно обращены к альтернативным элитам. Точный ход. Компании понимают, что именно за этими людьми будущее.

Культурная интервенция ставит больше задач не перед теми, кого колонизуют, а перед колонизаторами. Возникает проблема грамотного совмещения собственных культурных программ с естественной культурной средой той страны, куда приходят новации. При этом нужно обращаться к массовой, профанной среде — и одновременно работать с культурными элитами. Это заставляет программы-интервенты меняться.

А.: Гэты момант культурных перасадак надзвычай паказальны. Калі адныя кампаніі больш-менш зьмяніліся (кшталту «Пэпсі-колы»), то «МакДональдз» як быў амэрыканскім, так ім і застаўся. З адмысловай архітэктурай, неперакладальнымі назвамі — і патагонным канвэерам. У гэтым таксама ёсьць марка брэнду, нягнуткасьць.

М.: Есть брэнд как определённый знак качества товара. Трудно ожидать от «Пепси-колы», чтобы она, попав в Беларусь, с ходу превратилась бы в «Пепсі-Колю» или «Крыжачок». Естественно, она будет держать определённую марку и тиражировать ее в рекламных текстах. Но каждая культурная новация, приходя на нашу почву, естественным образом меняет свои смыслы и значения, даже если она этого не хочет. Примером такой культурной интервенции была христианизация, когда на языческое миропонимание стали накладываться совсем иные культурные модели.

А.: Хрысьціянства даўно ўжо сваё, і яно не інтэрвэнт…

М.: Вот я и говорю: получилось своё христианство — не западное, не византийское, не российское, а наше, здешнее.

А.: …поліканфэсійнасьць. Але дадам, што стрыжань адзін…

М.: …в этом и есть момент уже не интервенции, а культурной пересадки. Когда внешнее становится своим, но не совпадает буквально с внешним каноном. Культурная пересадка — это приглашение на рынок культуры, расширение культурного меню потребителя. А культурная интервенция — наоборот, сокращение до одинакового для всех культурного пайка. Это насильственное воздействие большой культуры на малую, подавление самобытности. Интервент всегда стремится оставить за собой выжженную землю, уничтожить естественную национальную культуру.

А.: Камунізм — выдатны прыклад інтэрвэнцыі. Хаця почасту перасадку й інтэрвэнцыю разьдзяліць цяжка. Беларускія эліты век таму самі хварэлі на сацыялізм.

М.: Сказка о тотальном господстве пролетариата, придуманная двумя немецкими господами, на территории Российской империи приобрела совершенно фантастические формы «воплощённой утопии». Немцы строили схемы — на Востоке это превратилось в жуткие социальные практики. Думаю, что дедушка Маркс пришёл бы в ужас, расскажи ему про Куропаты, ГУЛАГ или кампучийский геноцид. Вот и новый аспект культурных воздействий: любая идея, став практическим действием, искажается. Горбачёв думал, что спасал Советскую империю, но фактически стал её могильщиком.

А.: Сёньня ў Беларусі мы можам убачыць шмат слаёў культурных перасадак розных часоў і кірункаў. Спачатку быў моцны штуршок зь Візантыі, потым, у часы ВКЛ, — моцны ўплыў Захаду — і палянізацыя, нарэшце адміністрацыйны расейскі і савецкі ціск. Але ніколі не было, каб прысутнічала толькі й выключна адно. Усё на нашай глебе пераўтваралася ў нешта сваё.

М.: Парадокс в том, что когда ностальгирующий обыватель говорит: «А не нужно нам этого Запада, у нас своё есть» — он понимает под этим не естественную белорусскую историю. Он защищает внешнее, мир «совка». Имперскую систему ценностей, уютный дух российской провинции, который в его сознании является своим. Но на самом деле он живёт в чужом пространстве и сражается против другого чужого пространства. Деление на «наше» и «чужое» представляет собой реальное воплощение конфликта культурных интервенций, разнонаправленных культурных векторов. Самое грустное, что в этом конфликте нередко теряется наша собственная сущность, своё понимание пути.

А.: Якраз тут і зьяўляецца пытаньне: а чым ёсьць сапраўдны беларускі шлях? І тут ёсьць некалькі падыходаў. Адзін, які падкрэсьліваў Багдановіч: Беларусь — нармальная эўрапейская дзяржава, дзе былі ўсе этапы і стылі культурніцкія: Сярэднявечча, Рэнесанс, Рэфармацыя; готыка, барока, рамантызм. Супрацьлеглы падыход разглядае Беларусь выключна як частку Расеі, а заходнія ўплывы ўспрымаюцца як варожыя. Але гэты прарасейскі падыход маргіналізуецца. І, нарэшце, самы арыгінальны падыход — Ігната Канчэўскага, «Адвечным шляхам». Беларусь заўжды паміж Усходам (Расеяй) і Захадам. І таму — непрылучэньне ні да таго, ні да другога. Культурная мяжа і ўсёчаснае ваганьне паміж гігантамі. Стварэньне зьменлівых, імгненных формаў, якія мусяць быць дзеяздольнымі. Зьменлівыя формы, што даюць магчымасьць існаваньня Беларусі, і ёсьць праявай сапраўднага беларускага духу.

М.: Мы ошибочно воспринимаем свою страну как проходной двор, транзит между Востоком и Западом. Простая и убогая схема моста. Но мост не обладает свободой воли. Однако есть огромный плюс в том, что мы существуем как активное пограничье, «паміж». Лотман говорил, что культурные новации возникают на перекрёстках культур. Новации всегда приходят с периферии, с культурных окраин, где становится возможным диалог различных культурных программ.

С этой точки зрения нормальный белорусский путь — не ограничивать внешние воздействия, а наоборот — максимально им открыться, чтобы их переработать исходя из собственных потребностей. Мы не любопытны, мы слабо представляем, что происходит в соседних Польше и Чехии. Что уж говорить о более отдалённых странах! Но точно так же у нас существует искажённое представление о культуре наших восточных соседей. Надо избавляться от массы иллюзий.

А.: Па сваім геаграфічным статусе Беларусь проста абавязаная быць культурным донарам. Але чаму зараз мы не назіраем культурнага выбуху? Раней гэтыя культурныя выбухі былі — і гэтая трансьляцыя ішла вельмі інтэнсіўна і ў бок Захаду, і ў бок Усходу. Можна прыгадаць Вялікае княства Літоўскае з адной з найлепшых канстытуцый, на якой вучыліся. Можна й Скарыну прыгадаць. Чаму ж сёньня гэтая тэрыторыя памежжа не становіцца цэнтрам культурніцкага выбуху?

М.: Мы по-прежнему существуем в ситуации постсоветской культурной травмы. Мы имеем ушибленную ностальгией систему власти. Мы имеем несамостоятельную, вторичную официальную культуру. Громоздкую архаичную систему образования, в первую очередь гуманитарного. У нас мало по-европейски образованных людей. К сожалению, это касается и альтернативных элит. Зато в изобилии запуганный, «кафкианский», массовый человек.

Культурного взрыва не происходит именно по этим причинам. Есть «внутренняя Европа»: мощные интеллектуалы, яркая литература и поэзия. Вполне европейского качества музыка. Конвертируемые (правда, немногочисленные) фильмы. Есть и новаторские системы образования. Но культуртрегеры, создающие актуальную белорусскую культуру, находятся в объективном конфликте с инертной позднесоветской средой. Именно эти, самые яркие, глубоко национальные белорусские авторы являются воплощением очередной культурной пересадки. Они сами зачастую воспринимаются как интервенты, как чужеродные элементы. И это ещё один парадокс нашей культуры. Те, кто составляет её гордость, живут как культурные иммигранты.

А.: А інэртная маса адмаўляецца быць людзьмі памежжа. Дарэчы, Скарына, Мялеці Сматрыцкі, Леў Сапега, Сімяон Полацкі — дзеячы на мяжы культураў. Чалавек на мяжы абавязаны рабіць выбар, а дзіця пэрыфэрыі заўжды аддае сваю волю іншым. Каб быць на памежжы, трэба быць вельмі актыўным, трэба прыкладаць сур’ёзныя творчыя намаганьні, быць перакладчыкам з адной культуры ў другую — і праяўляць у гэтым перакладзе сябе.

М.: Качественный перевод предполагает знание как минимум двух языков. А это понимание культуры, к которому мы даже ещё не пришли. Мы воспринимаем чужую культуру через политику, через сфальсифицированную культурную память, наше зрение ещё толком не расчищено. Логика пограничья — всегда предельная открытость и готовность к творческому освоению. Человек пограничья — это человек креатива. И когда процент креативщиков у нас начнёт расти, это и станет основой для нормального развития страны.

Ведь что сейчас происходит на уровне государственной политики? Всячески ограничиваются внешние контакты, в первую очередь с Западом. Ограничиваются возможности выезда. Особенно для молодежи. И это не случайно. Существующий ретро-режим свежие культурные веяния воспринимает как опасность. Как интервенцию. Даже если это просто новый стиль живописи или музыкальное направление.

А.: Замест полікультурнасьці, натуральнай для Беларусі, нам прапаноўваюць духоўную трасянку, монатрасянку. Атрымліваецца сьметніца, замарожаная пэрыфэрыя.

М.: Таким образом, у нас открываются две очень интересные перспективы. Первая — реальный перекрёсток культур и зона креатива. Вторая — свалка культуры, штабеля второсортных, переработанных, не нами придуманных культурных образцов, которые изначально лишены базового смысла. Особенность нашей ситуации в том, что в Беларуси пока синхронно реализуются оба варианта.

А.: Але будзем спадзявацца, што культурныя перасадкі стануцца перасадкаю жывых парасткаў, а ня тым сьмецьцем, якое актыўна насаджаецца. Скрозь сьмецьце прарасьце жывая культура.

М.: Я думаю, что так и будет. Простая логика: у мусора нет будущего. У него есть только прошлое.

7 прыкладаў творчага «памежжа»:

1. Сафійскі храм у Полацку.

2. Францішак Скарына і ягоная Біблія.

3. Статут Вялікага княства Літоўскага 1588 году.

4. Беларуская іканапісная школаXVI–XVIII стст.

5. Ігнат Дамейка — паўстанец, навуковец, культурны герой Беларусі, Польшчы і Чылі. Васіль Быкаў і ягоныя прыпавесьці.

6. Беларуская рок-музыка.

7. Фільм «Акупацыя. Містэрыі» Андрэя Кудзіненкі.

7 прыкладаў пэрыфэрыйнага адстойніку

1. Генэрал Усхопчык (перасьледаваны ў Літве), палкоўнік Замяталінды іншыя асобы, запрошаныя і прызначаныя на высокія пасады.

2. Статуі Леніна ва ўсіх беларускіх мястэчках.

3. ТэлеканалыГНТ і СТВ як пэрыфэрыйныя дублі расейскіх.

4. Паліна Смолава і ўся афіцыёзная папса.

5. Сілічы — беларускі «гарналыжны» курорт. Беларускі «Comedy Club».

6. Саюз пісьменьнікаў Беларусі пад кіраўніцтвам Чаргінца.

7. Расейскія сэрыялы на «Беларусьфільме». Нібыта «беларускія» стужкі — «Вам заданьне», «Маленькі баец» і г. д.