В защиту «низкого» жанра
Телевидение принадлежит народу. Так ему и надо.
Мария Арбатова, литератор
Все мы живем как золотые рыбки
в стеклянной банке телевизора.
Кингман Брустер, дипломат
Максим: Как-то незаметно мы оказались в иной культурной реальности. Обращение к значимым культурным текстам сменилось радостным потреблением разовых культурных продуктов. Профанная реальность телесериалов, рекламы, попсы — странная. Но в ней живёт большинство сограждан, отказываясь её покидать. Эта реальность узнаваемая и предельно условная. Реальность «мыла».
Андрэй: Ну, у рэальнасьць «мыла» сьвет пачаў зацягвацца шчэ ў 50-ыя. Калі ў ЗША ў радыёпастаноўках для хатніх гаспадыняў рэклямавалася мыла. Але намёкі на «мыла» зьявіліся ледзьве не адразу па стварэньні кінэматографу. Французскі сэрыял «Вампіры», дарэвалюцыйнае расейскае кіно, дацкае нямое кіно з жанчынамі-вамп.
Але папярэднік мыльных опэр — бульварная літаратура ХІХ стагодзьдзя. (Дарэчы, адным зь яе стваральнікаў быў выхадзец зь Беларусі Фадзей Булгарын.) Проста са зьяўленьнем масавага грамадзтва зьяўляецца «народны» медыя-прадукт — мелядрама, крымінал, жахаўка. Кіно й тэлевізія ўсё гэта падхапілі.
М.: Важен сам факт появления массового человека. Массовый человек — не субъект творческой активности, а объект программирования. Фольклор массового общества создаётся не массовым человеком, а для его потребления. И второй момент: в массовом обществе возникает система массовых коммуникаций. Эффект мыла — это не просто эффект наивного рассказа. Это эффект его восторженного потребления посредством сети информационных каналов.
А.: «Мыла» выклікае моцныя эмоцыі, зьяўляецца наркотыкам. Але гэта ня катарсіс. Гэта «перанясеньне» ў чароўную краіну. Уцёкі ў паралельную рэальнасьць. І пражываньне гэтай віртуальнай рэальнасьці. Шчэ ў 60-ыя гады — калі зьявіўся лацінаамэрыканскі фільм «Есенія», ад якога шалела савецкая аўдыторыя, але пляваліся культурнікі — і быў заўважаны эфэкт «перанясеньня».
Але хто стаў масавым вытворцам мыла? Лацінаамэрыканскія краіны. І росквіт гэтага мыла прыпаў на аўтарытарныя часы. Пісьменьнікі, у тым ліку й даволі сур’ёзныя, і стваралі гэтае мыла. Дарэчы, тая ж «Рабыня Ізаўра» — гэта клясычны сэнтымэнтальны раман ХІХ стагодзьдзя.
М.: Сейчас мы договоримся до того, что «Не родись красивой» — это отражение ущербного обывателя эпохи Путина. Не слишком ли прямолинейно?
А.: Можна й так сказаць. Але сувязі вельмі ўскосныя. Цяпер мы назіраем росквіт «мыла» расейскага. Спачатку на расейскіх каналах ішло бразільскае і мэксыканскае «мыла», а цяпер яны робяць сваё. А беларуская рэальнасьць тут адсутнічае. Была спроба зрабіць наша «мыла» на падставе сваёй гісторыі «Пракляты ўтульны дом» — не атрымалася, хаця аўдыторыя была вялікая.
М.: Может, как раз получилось? Если и вправду был зрительский резонанс. «Мыло» очень сложно оценивать с точки зрения «высокой» культурности. Самое глупое — заявлять, что это не искусство. Мол, Тарковский — это искусство, даже Озон — и то искусство. А вот «мыло» — нечто невразумительное, полная халтура и дребедень. Я думаю, что это не так. В культуре существует понятие наивного искусства, или примитива. Обрати внимание: оно оказалось актуально именно в «масскультурном» ХХ веке, когда Запад начал для себя открывать традиционную культуру Востока и Африки. Смешно сравнивать народный эпос и «Утраченные иллюзии» Бальзака Наивный мир «мыла» по-своему целостен, каноничен и, я рискну сказать, по-своему качествен.
А.: Ёсьць тэлевізійны фальклёр ХХ стагодзьдзя…
М.: А мыло — фольклорно.
А.: І тая ж «Рабыня Ізаўра» — гэта гісторыя «Папялушкі»…
М.: Как и несчастная Катя Пушкарёва…
А.: «Папялушка», папарасьцягнутая на 200 сэрый.
М.: Но я не соглашусь, что мир мыла абсолютно условен и не имеет конкретных связей с реальностью. Он имеет связи с реальностью, но особого рода. Почему смотрят сериалы из жизни коронованных особ? Потому что там моделируются универсальные человеческие ситуации: любовь, разочарование, ревность. Встреча, испытание чувств, воссоединение, разлука. В самом экзотическом антураже схлестываются базовые человеческие чувства. Да, они разыгрываются в подчёркнуто утрированной, почти карикатурной форме. Но разве не то же самое делает любое искусство? Которое не копирует реальность, а создаёт по её поводу яркий апокриф.
А.: Высокае мастацтва робіць тое ж самае. Але яно хавае схемы, утойвае іх. Мы бачым глыбокі, сур’ёзны вынік. А паспрабуйце пераказаць Шэксьпіра: герою зьяўляецца прывід, дзядзя й маці забілі бацьку, напрыканцы — гара трупаў. Альбо: забойца спакушае жанчыну ля дамавіны мужа. А сьмерць пад цягніком Ганны Карэнінай? Мыльныя опэры схемы не хаваюць. Прыкідваецца рэальнасьцю, але зьяўляецца жорстка збудаванай фікцыяй. З жорсткім канонам. І калі адбудзецца адыход ад канону, гэта выкліча рэзкае раздражненьне (так дзецям не падабаецца, калі няправільна распавядаюць іхнія казкі). Калі Вероника Кастро прыехала у Расею, і паспрабавала распавесьці й паказаць штосьці з сур’ёзнага кіно — гэта выклікала непрыманьне аўдыторыі. Усе чакалі «народную» гераіню сэрыяла.
М.: «Мыло» предлагает зрителю максимально комфортную ролевую игру. Раздаёт маски и шаблонные текстовки. Оно, в принципе, очень гуманно по отношению к своей публике. Интеллектуальные тексты или экспериментальное кино требуют усилий, нужно подбирать ключи к авторским смыслам. А в «мыле» всё просто, ясно и понятно. «Мыло» любит свою публику. И, естественно, публика любит «мыло». А вот интеллектуалы широкую публику не любят. И публика платит тем же самым.
А.: Але хто сказаў, што чалавечыя эмоцыі, даведзеныя да эксцэнтрыкі «мыла» — гэта кепска? Гэта варыянт сучаснай сацыялізацыі тых жа падлеткаў, найперш — дзяўчынак, якія глядзяць фільмы і вучацца разуменьню эмоцый. Вучацца спачуваньню. Што кепскага ў сучасным, гарадзкім, масавым фальклёры? Гэта пераход да новага стану грамадзтва, дзе й фальклёр будзе іншым.
«Мыла» насамрэч даволі кансэрватыўнае, яно паказвае базавыя чалавечыя эмоцыі. Каханьне. Здраднікі й нягоднікі будуць пакараныя, дабро перамагае…
М.: Забота о детях, поддержка старших… В этом и есть фольклорный дух «мыла». Заметь: основная аудитория подобных сериалов — того же «Не родись красивой» — женщины и девочки. «Мыло» выполняет в системе общественных отношений достаточно важную роль. Оно воспроизводит базовый канон социального поведения. Даже самые нелепые его продукты, типа «Моей прекрасной няни», по сути своей — архаичные и традиционалистские.
А.: Фэміністкам гэта вельмі не падабаецца. Яны кажуць, што гэта «сыстэма ўзнаўленьня патрыярхату». Што ёсьць «мужчынскі» час — гісторыі, і «жаночы» час — цыклю, і яму найболей пасуе «рэпрэсіўная» мэлядрама, сэрыял. Але ж ёсьць і «падрыўныя» мыльныя опэры, кшталту «Сэксу ў вялікім горадзе» і «Кліента, які заўжды мёртвы». Пра «мыльную опэру са стрыхнінам» — «Твін Пікс» Дэйвіда Лінча я маўчу. Але выняткі толькі пацьвярджаюць правіла.
М.: Мы приходим к очень любопытной идее: «мыло» оказывается необходимым для нормального функционирования современного общества. «Мыло» — не мусор, а школьные прописи. Культура для начинающих, низовой этаж системы ценностей. На котором, кстати, вполне спокойно можно оставаться всю жизнь. И при этом быть вполне достойным человеком.
А.: Прычым ў беларускай культуры закладзены калясальны патэнцыял «мыла». Па-першае, гісторыя Барбары Радзівіл, якая ўжо пакрысе становіцца беларускім мылам». Ёсьць дзьве п’есы розных аўтараў — і там аншлягі. Паставіць сэрыял — і гэта будзе «мыла» яшчэ тое! Далей, «Авантуры майго жыцьця» Саламеі Русецкай. Суцэльнае «мыла» з прыгодамі, якое будзе прыцягваць аўдыторыю.
М.: Та же история Пане Каханку…
А.: Але асабліва жаночыя лёсы. Можна браць і Арсеньневу, і Геніюш — беларускія жаночыя гісторыі стоадсоткава цягнуць на паўнавартаснае «мыла». І гэтае ж «мыла» дазваляе — ня толькі фінансава — выходзіць на высокую клясыку. Папрактыкаваўшыся на мыльных опэрах расейцы робяць выдатныя экранізацыі «Ідыёта» і «Доктара Жывага». «Амыляюць» Дастаеўскага, і Пастарнака.
М.: И получают высокий зрительский рейтинг.
А.: Не магу сказаць, што гэта пашкодзіла Дастаеўскаму, ці Пастарнаку. Наадварот. Як гэта ні дзіўна, серыялы раскрылі новыя рысы іхніх твораў.
М.: Мы любим говорить о законных правах интеллектуального меньшинства. О законных правах продвинутого автора. Но существуют точно такие же законные права широкой аудитории. Которая не обязана читать Борхеса. Которая не должна обязательно знать имена Хабермаса и Дерриды. И которая вполне заслуживает культурного продукта себе по росту. Мы сражаемся с «мылом», предполагая, что «мыло» собирается отменить высшие этажи культуры. Чистое заблуждение! Оно не смогло бы это сделать, даже если бы захотело.
А.: Яно зьяўляецца падмуркам для высокіх паверхаў. Але няма падмурку — і высокіх паверхаў ня будзе.
М.: Нас вот не пугает, что дети начинают смотреть кино не с Тарковского и Сокурова, а с Диснея. Потому что ребёнку доступен именно такой язык. То же самое и с «мылом»: для кого-то оно может быть единственной комфортной культурной реальностью, в которой хочется жить. А для кого-то — нормальным отдыхом. Я, например, очень люблю отдыхать, читая переводные мыльные детективы. И это прекрасно прочищает мозги.
А.: У дзяцінстве многія захапляліся індыйскімі фільмамі. Наймагутнейшая кінэматаграфія сьвету, якая нават пераўзыходзіць Галівуд. Дык вось, індыйскае кіно амаль цалкам будуецца на «мыле». А што ў гэтым кепскага? Там усё яскрава, дакладна. Дабро ёсьць дабро, зло ёсьць зло — і зло будзе пакарана.
М.: «Мыло» в современном гипермаркете культуры занимает нижнюю полку. Но не отменяет другие. Оставаться на этом уровне, или двигаться выше — право каждого из нас. Смешно сегодня рыдать по утраченной духовности и стремиться насильно загнать аудиторию в сети «высокой» культуры. Любая форма культурной репрессии пагубна. Перспектива культуры — в многообразии выбора.
Top-10«мыльных опэр»
- «Рабыня Ізаўра» (Мексыка)
- «Санта-Барбара» (ЗША)
- «Дынастыя» (ЗША)
- «Сага пра Фарсайтаў» (Велікабрытанія)
- «Твін Пікс» (ЗША)
- «Элен і хлопцы» (Францыя)
- «Не нарадзіся прыгожай» (Расія)
- «Мая цудоўная няня» (Расія)
- «Дзень нараджэньня Буржуя» (Расія)
- «Цені зьнікаюць апоўдні» (СССР)