После «удачно» проведенного референдума по пролонгации правления первого белорусского президента, вновь актуален вопрос о возможности альтернативного проекта «Беларусь». Осуществимы ли в принципе проекты подобного типа? Кто должен выступить в роли проектировщиков, что является материалом, где брать средства и т. д.? Как выйти за пределы «порочного круга», очерчивающего «советское дежа вю» нынешней Беларуси? К какому опыту обратиться?
Собеседник Стефании Калиновской — Владимир АБУШЕНКО, кандидат философских наук, заместитель директора Института социологии НАН Беларуси. С 2001 г. руководит (совместно с философом, поэтом Игорем Бобковым) междисциплинарным методологическим семинаром «Белорусское мышление: контекст, генезис, перспективы».
С.К.Читая статьи белорусских экономистов — я имею в виду ту часть специалистов, которая не входит в число апологетов нынешнего «экономического чуда», — в последнее время я сталкиваюсь с весьма пессимистическими оценками. Если и далее не проводить реформы, то нас ожидает, по мнению этих экономистов, «латиноамериканский вариант» развития событий. Первое, что приходит в голову, когда дело касается Латинской Америки, — это огромная пропасть между блеском и богатством для немногих и вопиющей нищетой большинства населения стран этого региона. Хотя, быть может, все не так однозначно. Вот и вы занимаетесь Латинской Америкой. Зачем?
В.А. Вопрос аналогии с Латинской Америкой возник не вчера и не в связи с экономической ситуацией в нашей республике. Россияне, например, об этом говорят, наверное, последние лет семь. Теперь и до нас докатилось. И вообще, в этом плане речь может идти обо всем постсоветском пространстве, странах Балканского полуострова. Возникает вопрос: о чем все же идет речь? Когда некоторый термин или тема, например «латиноамериканизация экономики», попадают в достаточно широкий контекст обсуждения, а таковой, без сомнения, задают средства массовой информации, они заигрываются и превращаются в метафору, под которой можно понимать в принципе достаточно разные вещи. Но содержание темы уходит. Поэтому мы сталкиваемся с многозначностью употребления отсылок и апелляций к Латинской Америке.
Обратимся к российской ситуации. Там Институт Латинской Америки еще при АН СССР был создан в 1960-е гг., как раз на фоне кубинских событий. Этот институт был создан для исследования, казалось бы, региональных проблем. Латинская Америка не принадлежала к центрам капиталистической системы, но напротив — была ими колонизирована, причем не входила в идеологический круг противостояния «первого» и «второго» миров. Но таким образом институт мог удерживаться в политическом поле современности, потому что про современность в содержательном плане в Европе или США говорить было нельзя, а про Латинскую Америку — можно. На мой взгляд, этот институт был своего рода резервацией, куда ушли люди, желающие заниматься актуальными политическими проблемами, но при этом не впадать в идеологию с непременным делением мира на черное и белое. И когда начались известные события, связанные с перестройкой и пр., институтская команда оказалась востребованной со всеми своими интересными наработками, текстами, моделями сравнения, дискуссиями. Занимаясь Латинской Америкой, исследователи интересовались не только и не столько фактической стороной дела, но пытались при анализе выйти на какие-то цивилизационные основания. И они много чего сделали: ввели, например, представление о пограничных, или промежуточных, цивилизациях, которые характеризуются амбивалентностью, неопределенностью. В качестве модели рассматривали Латинскую Америку как целостность: Европа — не Европа, но, тем не менее, находится в ареале европейского влияния. Обнаружились странные вещи: заложенные в глубине механизмы цивилизации, на уровне прочитываемого культурного кода, аналогичны организации культуры на постсоветском пространстве.
С.К.В чем состоит эта аналогия?
В.А. Россия постоянно пребывает в состоянии некоторой раздвоенности: Восток–Запад, Евразия, особая цивилизация. Конечно, на первый взгляд, трудно сравнивать: Латинская Америка — долгое время периферия, а Российская империя — полноценный игрок на мировой сцене. Но цивилизационные основания, связанные с этой раздвоенностью, неопределенностью, аналогичны. Для такой цивилизации важен вопрос идентификации, своей особости по сравнению с остальным миром. Кто мы: балты, скифы, западники, славянофилы или, напротив, фобы? Современный российский исследователь А. С. Ахиезер выделяет специфические механизмы культуры: инверсионные, связанные с расколотостью и отсутствием переходов, и медиативные с постоянными плавными переходами. Соответственно, то, что хорошо для медиативной цивилизации, не работает в режиме инверсионных механизмов, и наоборот.
С.К.Что же является предпосылкой для аналогий именно с Латинской Америкой?
В.А. Тяжелое имперской наследие, от которого пытаются избавиться или, по меньшей мере, дистанцироваться. Меня всегда забавляет, когда пытаются искать прямые аналогии. Я всюду говорю, что я — не латиноамериканист. Мне Латинская Америка интересна для анализа других ситуаций.
С.К.Чего вам недостает, чтобы анализировать нашу ситуацию?
В.А. Не понятно, с каких оснований подходить к осмыслению того, что мы имеем здесь, в Беларуси. С одной стороны, ситуация уникальная: здесь и то плохо, и это плохо, никогда ничего толком не удавалось сделать, имперский центр рядом, самосознание не развито, постоянная денационализация и т. д. Почти пустое место, тутэйшыя… Непонятно, что с этим делать. С другой стороны, здесь всегда все было.
С.К.И каким образом можно использовать латиноамериканскую ситуацию при анализе белорусской?
В.А. Я не знаю, что именно происходит в Латинской Америке. Но я знаком с текстами, которые по этому поводу написаны. Беларусь, Латинская Америка, — периферия, о которой можно рассуждать в терминах колонизации. Далее, проблема идентичности. В случае Латинской Америки она уже отыграна: сказываются два века независимости. Но ситуация та же: родство по крови, языку с метрополией — и вместе с тем самостоятельные государства. И снова возникает тема особости: не Запад и не Восток, или и то, и другое, каким-то образом взаимодействующее либо нет.
И еще. Обратимся к социально-политическому контексту. Конституции стран Латинской Америки в начале XIX века были добросовестно списаны с конституции США. Формальные институты демократического общества — права, свободы, разделение властей, собственность, — есть и законодательно закреплены. Вроде, все есть, а по сути — одно издевательство. Ничего и нет. Странная раздвоенность, я бы даже сказал, инверсионная: прописанное долженствование и то, что есть на самом деле. Не верьте словам. На деле все может быть совсем не так, как представляется, когда знакомишься с конституциями. Вам это ничего не напоминает?
С.К.Еще как напоминает. И подтверждает одно давнее наблюдение: чужая история ничему не учит. Мне кажется, проблема в том, что конституции пишут умные люди, которые знают, каким должно быть положение дел в той или иной сфере, если исходить из определенной традиции мысли. Но остальным до этого долженствования нет никакого дела.
В.А. Вот мы и имеем подтверждение разорванности. Каждый сам по себе. Общество не интегрированное, локусное. Вот локус интеллектуалов, которые что-то знают. И это никого, кроме них, не интересует. А есть продвинутые властные элиты, которые и так все знают. Наверно, от рождения. Зачем им слушать интеллектуалов? Здесь все более или менее просто. Если не разбираться, почему происходит нечто, списывать все на ошибки бояр, чиновников, европосланцев и т. д., то все будет повторяться с жестокой необходимостью.
С.К.Пока интеллектуальная элита будет заниматься рефлексией по поводу идентичности, Беларусь ждут социально-экономические потрясения…
В.А. Можно сказать еще и по-другому. Беларусь находится все же не на самой окраине. Центр географической Европы, можно сказать. Культурные центры близко, кое-что освоено. Что касается потрясений, то мы ведь 12 лет в замороженном состоянии находимся. По большому счету, все, что предлагалось, не сработало. Или не могло сработать по той причине, что не было определено, чего мы хотим.
С.К. Каким, по Вашему мнению, должен быть проект «Беларусь»?
В.А. Откуда я знаю? Я знаю другое: когда в Латинской Америке возникла проблема включения, интеграции в современный мир и, соответственно, самоопределения, эта проблема была осмыслена и сформулирована в 1940-е гг. К 1970-м гг. Латинская Америка уже присутствовала в этом мире на уровне литературы — я имею в виду, что после 70-х гг. читаемая, переводимая и награждаемая литература уже немыслима без латиноамериканцев, — затем — на уровне философии. Таким образом, потребовалось время. Перед нами стоит задача: отрефлексировать собственное наследие, разобраться в причинах неудач.
С.К.Для осуществления национальных или цивилизационных проектов, в отличие от производства тракторов, нужно особое пространство — пространство мышления. Мы можем говорить о существовании такого пространства в Беларуси? Мы можем говорить о структурах, институциях, школах с собственными программами, текстами, но не теми, которые не выходят за стены отдельных учреждений, а существуют в публичном пространстве?
В.А. Например, есть варианты включения в какие-то глобальные процессы, на уровне международных проектов. Кроме того, можно вести речь о рефлексии собственной традиции. Тексты я не буду перечислять, их много, их гораздо больше, чем во времена СССР. Это надо просто сделать. Сейчас вы уже не встретите таких романтиков, которые говорят: дайте нам власть, и мы все сделаем как надо. Или такой вопрос: почему ничего не получается? — Нет денег. — Нате вам денег. Что делать? А неизвестно. Нет идей. Нельзя сесть и придумать идею. Как говорил Мамардашвили, идеи с людьми случаются. Но могут ведь и не случиться.
С.К.Если люди, предположим, умственно или мысленно слепы? Или спят?
В.А. Или нет соответствующего контекста, нет людей, которые способны что-то воспринимать, нет осознания необходимости этого акта. Идеи вызревать должны. Ведь даже интеллектуальная элита при всей своей разности, разноязыкости, должна выработать какое-то понимание, единый язык, определить какие-то базовые основания и ценности. У каждого ведь своя правота, своя боль. Возьмем, например, философа, писателя Акудовича. Он пишет исключительно программные тексты. Сначала «Мяне няма», потом «Разбурыць Парыж». Конец 1980-х гг. — меня во всем происходящем нет. Потом надо что-то с этим делать…
С.К.Чтобы заметили?
В.А. Вроде того. А дальше он заявляет странный текст: «Без нас». Как человек литературный, он здорово схватил эти важные вещи: меня нет — разрушить — без нас. Прошел круг. А на нашем семинаре он заявляет тезис о кризисе белорусского мышления (мыслення). Прошло 10, от силы 15 лет — и уже кризис. Но это отбивка определенной этапности. И в массовом сознании много чего происходит.
С.К.Например?
В.А. Элементарно. Не прибегая даже к опросам, просто прислушиваясь к тому, что люди говорят в трамваях, за бокалом пива… В начале 1990-х гг.: ай-ай-ай, как же мы жить будем без СССР, без России, без денег советских? Или в спорте: под «нашими победами» имелись в виду победы российских команд.
С.К.И до сих пор этот мотив силен.
В.А. Возможно. Но все более отчетливо проявляется и другой.
С.К.Не заметила. Докажите.
В.А. Надо сходить на пиво.
С.К.Но там одни ваши семинаристы.
В.А. Не совсем. Или даже совсем не семинаристы. Белорусы все меньше идентифицируют себя с советским народом и прочими прибамбасами советского прошлого. Что-то происходит не только с элитами и интеллектуалами, которые претендуют на выражение и формулировку проекта «Беларусь». И в этом случае предлагаются не какие-то комфортные вещи, типа «будем жить хорошо», а совсем наоборот — ничего хорошего, кроме напряженной и интересной работы, нас не ожидает в ближайшем будущем. И если это отторгается большинством, то любые проекты просто бессмысленны. Мы будем списывать конституцию с североамериканской, а жить будем по латиноамериканским понятиям. Вы можете представить, чтобы в газете «Наша н i ва» в начале 1990-х гг. обсуждался вопрос о националистическом повороте Александра Лукашенко или о том, нужно ли националистам сотрудничать с президентом? Невозможно и непредставимо. Тем не менее, это факт. Или наша оппозиция, которая на президентских выборах все же договорилась и выдвинула единого кандидата. Я сейчас не обсуждаю, хорошо это или плохо, говорю опять же о факте. То есть, я хочу сказать, что формируется определенное, пока не институциональное, но хотя бы коммуникативное пространство. Другое дело, что оно совсем не представлено в СМИ. Возможно, это одна из реальных и необходимых целей. Если этот шаг не будет сделан, и еще ряд шагов, о которых мы с вами говорили, снова будет откат назад, где уже дожидаются своего часа грабли.
С.К.Спасибо. Думаю, на этой оптимистической ноте мы и закончим наш разговор.
12.11.04
Другие публикации автора