Остающийся комплекс финансово слабой и разрушенной страны, навязанные в конце 1990х невыгодные и кабальные контракты и сделки (например, Shell-Сахалин), растущий поток нефтяных и газовых денег дают стимулы и возможности России вернуться к идее глобального присутствия на отдельных мировых рынках и в мировой политике. При этом, увы, зачастую, вместо поиска совместных оптимальных путей развития и стратегического партнерства, Россия воспринимает любую уступку и компромисс как слабость, вследствие чего возникает желание и дальше «прессовать» партнера. Однако виновата ли в этом только Россия? Всегда ли безупречно ведут себя российские партнеры и страны — транзитеры?
Очень часто страны — транзитеры топливно-энергетических ресурсов забывают о том, что транзит и поставки энергоресурсов для собственного потребления в своей транзитной стране — это две разные вещи. Транзит регулируется международными принципами и правилами. А нарушение международных принципов — это транзитный шантаж, со всеми вытекающими последствиями.
Транзит — это конкуренция, соответственно, транзитер должен быть привлекательным. Факт наличия транзитной силы не означает, что страна должна использовать данную силу вопреки подписанным или международным соглашениям. Транзитеры должны защищать и повышать свою конкурентоспособность. Политика не должна вмешиваться в транзит с обеих сторон. И в любой ситуации спора нельзя прекращать транзит.
Сегодня модно говорить о диверсификации, это, пожалуй, одно из самых распространенных слов в политике. Однако диверсификация стоит денег, она — дорогое удовольствие, позволить которое себе может далеко не каждая страна. Зачастую бедной стране лучше «наступить на горло собственной песне», чем неэффективно распределять ограниченные налоговые поступления и прочие богатства страны, пытаясь на равных с богатыми странами «баловаться» диверсификацией.
Когда поставщик готов к заключению долгосрочных договоров, которые обязуется выполнять, когда существует развитая инфраструктура для поставок, когда партнер продолжает поставлять энергоресурсы по ценам ниже рыночных, гордость и амбиции могут вступить в противоречие с экономическим расчетом и сыграть плохую шутку с благосостоянием страны и ее будущих поколений. Частный интерес и частные расчеты всегда априори предпочтительней государственных бизнес планов, поскольку правительство рискует не своими деньгами.
Да, в любом случае каждая страна выбирает собственный путь диверсификации исходя из политических, экономических и географических условий, однако модная концепция диверсификации не обязательно должна означать уход от России.
Следует отметить, что сама Россия также имеет полное право и в настоящее время активно занимается диверсификацией. При этом, Россия хочет и начинает диверсификацию как раз для того, чтобы быть надежным партнером и поставщиком своих энергетических товаров, опасаясь текущей монопольной силы транзитных стран.
Всем известны две тенденции современной России: контроль за собственностью и рост капитализации энергетических монополий. Этого бояться и этому стараются препятствовать (пока почти всегда неуспешно). В этом смысле случай Беларуси, отчаянно отстаивающей каждый цент, акцию и кубический метр газа, представляется показательным. Однако в ответ на это Россия еще больше укрепляется в желании инвестировать, пусть и очень значительные средства, в альтернативные трубы.
Зачастую Россию обвиняют в том, что она не развивает инфраструктуру и мощности в тех странах, где она уже владеет пакетом акций в сетях и генерирующих мощностях другой страны. Приводят пример Молдовы, где России принадлежит контрольный пакет акций как в энергетике, так и в газовом секторе. Следует отметить, что такая структура собственности никак не вредит концепции энергетической безопасности Молдовы. Страна потребляет столько энергоресурсов, за сколько может платить. При этом, да, Россия не построила все то, что обещала при покупке акций в своих инвестиционных соглашениях с Молдовой. Однако развитие инфраструктуры и крупные инвестиции в неплатежеспособной стране — это одна ситуация; в других случаях — это взаимовыгодный бизнес. Соответственно, если Беларусь будет нормальной платежеспособной растущей страной, наличие энергетических монополий в структуре капитала белорусских компаний не должно пугать, а представляться выгодным.
Страна — покупатель ТЭР также должна быть за диверсификацию транзита, поскольку это увеличивает надежность поставок. Вот одна из причин, почему интересы Германии и Польши и их политика в отношении России так различаются. При этом экономическая подоплека легко ретушируется политическими лозунгами.
По мнению России, страны — транзитеры сами виноваты в том, что не была построена вторая ветка «Ямал-Европы» (как Беларусь, так и Польша, например) из-за отсутствия результатов переговоров и текущей политики энергетического (транзитного) шантажа. И России сложно отказать в логике подобных выводов и их последствий. Исходя из собственных экономических и политических возможностей, она и действует, выбирая путь своей энергетической диверсификации, строя новые транзитные мощности. Россия говорит — это просто бизнес и никакой политики.
В тоже время, в настоящее время, по мнению многих экспертов, ТЭР перестали быть т. н. simple commodities — просто товарами и перешли в разряд political commodities. И это произошло не только благодаря Путину. А раз есть политический товар, то для него должен быть и специфический политический рынок.
Несмотря на то, что со стороны России ее политика поставок энергересурсов представляется безупречной, Россия сама в этом плане не безгрешна. В целом, отдельные эксперты говорят о наличии холодной энергетической войны, начало которой было положено 1 января 2003 г., когда были прекращены поставки нефти через Вентспилс. Далее каждый год что-то случалось — то энергетический спор с Украиной (2005 г.), то с Беларусью (2004 г. и 2006 г.), то авария на одной из веток нефтепровода «Дружба», поставляющей нефть на польский НПЗ в литовском Мажейкяй. Соответственно, страны — транзитеры и потребители российской энергии требуют и нуждаются в рычагах влияния на Россию — через нормы вступления России в ВТО, договор о стратегическом партнерстве или Энергетическую хартию. Пока Россия предпочитает двусторонний формат договоренностей и легко переигрывает партнеров по спору.
При этом Россия сама является транзитером (например, казахской нефти или туркменского газа). Россия активно пользуется своим влиянием и транспортными возможностями для блокирования альтернативных возможностей транзита. Однако, рано или поздно, такая ситуация также может привести к появлению альтернативных трубопроводов и снижению транзитной силы самой России.
Европейский союз с его концепцией энергобезопасности заинтересован в активнейшем мониторинге ситуации в странах — транзитерах, состоянии их сетей, политической и экономической ситуации. Любая нестабильность, отсутствие реформ и низкая эффективность предприятий энергетического сектора транзитных стран, и, в первую очередь, отсутствие прозрачности (случай РосУкрЭнерго) генерирует патологию и небезопасность транзита и поставок. И в этом смысле, все три вовлеченные стороны должны пытаться исключать подобные ситуации.
В современных спорах по поводу поставок из России нефти и газа, Россия пытается объяснить свои действия исключительно экономикой, отдельные страны ЕС, и в первую очередь, транзитеры — политикой. Однако сами страны ЕС зачастую принимают политические решения, например, не пускать Россию на те или иные рынки (или не продавать ей собственность); в тоже время они принимают неверные экономические решения, полагая, что Россия, пусть и по рыночным ценам, обязана продавать им нефть (газ) без наличия соответствующих договоренностей и контрактов.
Решение о строительстве Россией новых нефтяных и газовых трубопроводов, в обход традиционных транзитеров, создаст уникальную ситуацию профицита транзитных мощностей. Встает вопрос — как будет его использовать Россия? Понятно желание России монополизировать и физически контролировать свои транзитные сети в Европе и СНГ. Очевидно, что российские гигантские энергетические монополии непрозрачны, их экономическая политика противоречива; все это накладывается на общие процесс политической монополизации в стране, что не может не пугать Европу.
В тоже время, будущая ситуация избытка транзитных мощностей уже сегодня предъявляет повышенные требования к странам — транзитерам. Вместо истерики и политики шантажа и блокирования любых переговоров, страны должны быть готовы к конкуренции и сотрудничеству с Россией, поскольку другой альтернативы в обозримом будущем просто нет.
Всеобщая взаимозависимость спасает все три стороны, и покупателей, и продавцов, и транзитеров, поскольку никуда от нее не деться. Одним странам выгодно и необходимо продавать, другим — покупать (потреблять), третьим — транзитировать. Новую инфраструктуру в ближайшие пять-десять лет никто не построит, в то время как аппетиты потребители растут (например, страны Евросоюза потребляют 500 млрд. м. куб. газа в год и в ближайшем будущем планируют увеличить потребление на 150 млрд. м. куб.). Европа боится не зависимости от России, а того, что Россия может не продать газ, поскольку его физически не будет в российских трубах и скважинах. Снижающаяся эффективность добычи, падающие инвестиции в разведку и бурение новых скважин, экономический рост и рост энергопотребления в самой России, рост числа выработавших свой ресурс месторождений заставляет некоторых экспертов говорить о скором кризисе физических энергетических ресурсов в России.
И в этом плане, чем больше газопроводов или нефтепроводов — тем лучше для всех, поскольку в мире (Европе) станет больше конкуренции, прозрачности и безопасности.
Беларусь не должна «играть с огнем», шантажируя, обвиняя Россию, демонстративно рассматривая самые эксцентрические и очень дорогостоящие варианты поставок из других концов света. Россия может быть надежным партнером (и с экономической точки зрения достаточно выгодным).
В настоящее время у Беларуси существует шанс как строить партнерские отношения с Россией, так и идти на дальнейшую конфронтацию. Однако в этом случае краткосрочные выгоды в виде более низких цен на поставки и более высоких транзитных тарифов приведут к долгосрочным потерям. Пока Беларусь остается маргинальной страной, страной-изгоем, страной, где нормы международного права мало что значат по сравнению с фактором политической необходимости, Россия не может гарантировать надежность своего транзита через Беларусь. Соответственно, Россия становится прямо заинтересованной в изменении политического режима в стране. Хотя пока, вместо политического решения, выбран другой вариант — экономический, т. е. постепенное ужесточение ценовых условий поставок.
Газпром, вместе с необходимостью реструктуризации и реформирования экономики может принести в Беларусь новые позитивные практики корпоративного управления, новые, более активные и прозрачные отношения с Европой, наконец, заставить Беларусь выполнять транзитные договоры. За что Европа будет дополнительно благодарна Путину.