Помнится впечатление, которое сложилось у меня в момент созерцания телевизионного репортажа о встрече президента Лукашенко с семью депутатами белорусского парламента. Радости, можно сказать, не было конца. Почти как в «Белом солнце пустыни»: «Президент назначил нас любимыми женами!» Теперь мы будем проводить в парламенте президентскую линию, а он обещал нас трудоустраивать в соответствии с опытом, заслугами и лояльностью. Добавьте: а также кормить, не бить и любить — и все окончательно совпадет.

Конечно, седовласый Вадим Попов — вовсе не Зульфия, шьющая между делом халат для своего повелителя, а вечно юный Михаил Орда, предводитель орд активистов орденоносного БРСМ, — отнюдь не Гюльчатай, услаждающая все того же повелителя доступными ей средствами. Вместе с тем, очевидно, что статус любимых жен им близок и понятен. В отличие от жен нелюбимых, их не преследуют контрольные органы, не травит подвластная повелителю пресса, не запугивает парламентское начальство. Им, что называется, «дают жить» и кормить семью. И это правильно. Ведь любимая жена отличается от нелюбимой как раз тем, что покорно сносит все издевательства повелителя, то есть, вступает с ним в садо-мазохистскую политическую связь. И в парламенте, как и в гареме, есть те, кто сносит садизм государя с мазохистским наслаждением, а есть те, кто считает право на счастье и свободу — высшим правом человека. Есть «великолепная семерка», а есть семерка альтернативная, даже под давлением не отказывающаяся от собственных, пусть даже запоздало вызревших убеждений.

Любимым женам не дано понять нелюбимых. На фоне бунтующих женщин порабощенного Востока женщины небунтующие выглядят не самым пристойным образом. Но поскольку сил на бунт после исполнения всех прихотей господина у них не остается, злоба от оскорбительности ситуации вымещается на бунтующих товарках: «Чего они хотят? Чего им не доставало? Ведь кормят же, бьют исключительно шелковыми плетьми, а если и топят, то в пруду, где поменьше крокодилов! Так из-за чего бунтовать?!» И любимые жены готовы выцарапать глаза нелюбимым, только бы они не подвергали сомнению их тягостное счастье. А если кому-то из любимых доведется временно выпасть из «президентской обоймы» (как, скажем, дважды депутату Шпилевскому, смиренно забывшему, как его вкупе с другим видным парламентарием водили, что называется, «мордой по батарее», обвиняя в не вполне законном получении квартиры), любимые просто костьми готовы лечь, только бы вернуть прежний статус. Правильно, кому тиран, а кому — кормилец.

На встрече с президентом «семерки» депутата Владимира Коноплева не было. Почему? Не знаю. Быть может, сей смотритель парламентского гарема просто отдыхал вместе со своей собственной женой где-то далеко, где идут грибные дожди, и прислуга не осмелилась нарушить покой президентского фаворита. Быть может, его статус в парламенте («любимейшая из любимых жен») столь несомненен, что повелитель и не намеревался ставить его в один ряд с какими-то Поповым и Ордой. Наконец, быть может, Владимира Николаевича безуспешно пытались призвать предстать пред светлыми очами повелителя, но он пренебрег этим счастьем, справедливо полагая, что все, что можно сказать, глава государства скажет ему с глазу на глаз. В общем и целом, все может быть…

Но люди, систематически интересующиеся белорусской политикой, упрямо уверяют меня, что аудиенции не было уже давно, что по первому зову главы государства вице-спикер Палаты Представителей, конечно же, примчался бы даже с Марса; наконец, что все это представление с группой избранных, счастливцев праздных, пренебрегающих презренной пользой, единого, я бы даже сказал, прекрасного жрецов, состоялось как бы для того, чтобы дать понять всем, наблюдавшим встречу по телеэкрану: «Владимир Коноплев утратил статус любимой жены».

Вероятно, именно поэтому Владимир Николаевич взял на себя роль главного укротителя депутатской группы «Республика». Я не принадлежу к числу особых поклонников политического таланта депутатов Фролова, Парфеновича и Скребца, но без них в Палате Представителей было бы и вовсе скучно. Так что попытки усмирить «республиканских» демократов мне, разумеется, не по вкусу. Но для Коноплева это — несомненный шанс доказать, что именно он контролирует парламент: смотрите, прокуратура и Госконтроль не усмирили Скребца с Парфеновичем, а я вот своего добьюсь! При этом совершенно очевидно: чем бы не закончилась его попытка распустить «Республику», статуса «любимой жены» Коноплеву не вернуть никогда. Ибо если он не распустит группу и не утихомирит бунтарей, так какого черта он делает в парламенте, претендуя на роль «ока государева»? А если распустит и утихомирит, то тем самым даст понять президенту и всей президентской рати: вот, мне удалось то, чего вам не удалось! Кто же такое простит? Ведь единственное, чего до сих пор никому и ни за что не прощал Александр Григорьевич, — это как раз склонность к самостоятельной игре и способность «решать вопросы» самостоятельно, без его, президентского, вмешательства.

Падение Коноплева с вершин власти началось в тот момент, когда начали громить корпус депутатов Палаты Представителей первого созыва, помнивших его в роли вершителя их собственных судеб. Тогда, когда, уговорив его самого во имя командной дисциплины не баллотироваться на пост спикера, вначале передвинули Михаила Снегиря с поста заместителя генерального прокурора на пост прокурора столичного, затем попытались отправить в Нью-Йорк Александра Козулина; наконец, когда всенародно разбирались с любимцем Фемиды Леонидом Глуховским. «Вы хочете песень? — Их есть у меня!» Хор государственных контролеров во главе с Анатолием Афанасьевичем Тозиком был весьма слажен, а исполняемая им мелодия слышалась далеко за пределами резиденции «Гомельобоев». И вне «Дроздов» внимательно считали, сколько раз президент не пожелает встретиться со своим бывшим лучшим, но опальным стрелком.

Попытки Коноплева «разобраться» с «республиканцами», таким образом, производят воистину удручающее впечатление, как если бы тонущий на твоих глазах человек хватался за соломинку. Понятно, спасение утопающих всегда оставалось делом рук самих утопающих. Но даже в пучине следует соблюдать некое подобие собственного достоинства. Тем более, что легко вспомнить, как совсем еще недавно все тот же Владимир Коноплев пытался предстать в глазах европейских организаций в роли гаранта нормального развития парламентских институтов, а заодно и демократических преобразований как таковых. Неужели признание Палаты Представителей в качестве полноправного члена Парламентской Ассамблеи ОБСЕ воспринимается Коноплевым как сделанное раз и навсегда? Ведь даже ежику понятно, что признали не столько его, Коноплева, сколько этих самых Фролова с Парфеновичем! Тогда какого черта рубить сук, на котором сидишь? Тем более, что, уж кажется, опыт всех прежних «калифов на час» нашего долгоиграющего вице-спикера должен был хоть чему-то научить! Ведь не может ему до сих пор казаться, что как он сам некогда «съел» Винникову, так его по сей день никто «съесть» не сможет! Съедят, как миленького, что с хреном, что без хрена.

Нет, конечно же, все дело в вожделенном статусе любимой жены! Коноплеву все еще кажется, что разногласия — временные, вернее, даже, что их попросту нет. Чуть-чуть усилий — и прежние позиции будут возвращены! Это не идеализм даже, а глупость несусветная. И здесь мне приходится честно признать: мне искренне жаль Коноплева, вынужденного совершать глупости, несмотря на то, что, насколько я его помню, он всегда производил впечатление весьма по-житейски не глупого, а совсем даже здравомыслящего человека. «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад…» Может быть, но самообман — первый шаг к поражению.

И здесь в голову приходит еще одна неожиданная параллель. С радостью, близкой к радости Владимира Николаевича Коноплева, объявила о грядущем роспуске «Республики» так называемая Хартия`97 на своем сайте. Еще минута, кажется, — и рукоплескать будут. И это несмотря на то, что координатор группы Сергей Скребец объявил всенародно, что соответствующей нормы в регламенте Палаты Представителей нет. Все правильно. Должен ведь быть у кого-то статус «любимого оппозиционера». Андрей Олегович Санников, похоже, и будет той самой Гюльчатай, которая вдруг так опрометчиво приоткрыла свое истинное личико. Ему, вероятно, тоже кажется, что всего его несчастья — от того, что с ветки на голову свалилась «Республика». Что только из-за нее и был восстановлен статус Палаты Представителей в ПА ОБСЕ. Все может быть, может случиться так, что именно из-за нее. Только вряд ли это достойно злорадства со стороны некогда приличного человека и дипломата. А то ведь, не ровен час, будет рукоплескать и закрытию Хельсинкского Комитета.