Начну с цитаты: «А. Лебедько: Ну, если кто-то придумает систему работы, не привязанную к избирательным компаниям, то стоит учредить „малую нобелевскую премию“ от коалиции и вручить ее автору» [1]. Вот собственно и все. Цель поставлена. Задача определена. Осталось придумать «систему работы» и оформить заявку, что я и делаю.
I. Разработку системы политической работы следует начинать с анализа ситуации в стране.
Ничего нового в этом нет. Согласен. Только где можно ознакомиться с официальными анализами, на которые опиралась и опирается коалиция в процессе выработки решений. Конечно, у кого-то где-то что-то есть. Взять хотя бы стенограмму от 19.01.07. Участники беседы с анализа и начали. По мнению А. Милинкевича: «Самое главное состоит в том, что люди поверили в перемены… И если раньше меня часто спрашивали во время встреч: „Сам-то ты во что-нибудь веришь?“, то сейчас отношение поменялось. Конечно, это изменение затрагивает не всех граждан, не большинство, но существенную их часть. Вера появилась».
А. Добровольский, казалось бы, мнение экс-кандидата в президенты разделяет. По крайней мере, свой анализ он начинает за здравие: «Мне кажется, произошли грандиозные изменения в ментальности людей, которые в известный момент свой страх преодолели… Много говорилось о том, что оппозиция разделена — как этому ни возражай… После Площади она стала восприниматься как субъект, то есть сдвиг произошёл». В результате этого сдвига «открылись перспективы, от которых дух захватывает». К сожалению, на этой высокой ноте заздравная часть анализа члена политсовета ОГП неожиданно перешла в свою противоположность: «вместо того, чтобы действовать как оптимист, он (субъект. — СН) поступает как пессимист — это, к примеру, местные выборы показали. Пессимистический настрой оппозиции очень силён».
Безусловно, пессимистический настрой, рожденный от захватывающих дух перспектив — прекрасная тема для фельетона, но автор пишет не фельетон, а заявку на Нобелевскую премию, пусть и малую. Формат заявки не предусматривает согласования между заздравной и заупокойной частью высказываний А. Добровольского. Достаточно признать невозможность их одновременного существования.
Сказав «А», мы будем вынуждены потом сказать и «Б». Если, по мнению лидеров оппозиции, в обществе начался подъем, то он должно повлечь за собой один набор шагов. Если же усиливается апатия, то и конкретные шаги со стороны оппозиции должны быть другими. Но тут необходима ремарка. Все философские рассуждения автора по поводу «А» и «Б» имеют смысл лишь при наличии этих самых шагов, ибо чисто тусовочный вариант оппозиционной деятельности способен жить своей богатой внутренней жизнью независимо от понимания происходящего во внешнем мире.
Еще один пример: «Признания Лукашенко в фальсификации итогов президентской компании окончательно похоронили веру большинства избирателей в честность и справедливость избирательных компаний проводимых в Беларуси». К сожалению, лидер Объединенной гражданской партии, Председатель Национального комитета ОДС А. Лебедько ничем не подкрепил свою уверенность в состоявшихся похоронах. Поэтому автор вынужден сам восполнить пробел и зайти на сайт НИСЭПИ. В апреле 2006 г. белорусов, в частности, спросили: «Как Вы считаете, были ли выборы президента Беларуси 19 марта 2006 г. свободными и справедливыми?» Вот как распределились ответы: да — 57,9%, нет — 32,9% и затруднились с ответом 9,2%. После президентских выборов 2001 г. распределение было аналогичным: 55.3/30.5/14.2. Так что если сдвиг и произошел, то не в сторону похорон веры «в честность и справедливость избирательных компаний», а скорее в сторону ее воскрешения.
Вольное обращение с цифрами стала уже своеобразной традицией среди оппозиционных лидеров: «Сейчас дело обстоит примерно так: 25 процентов за него, 25 — за нас, пятьдесят уже не за него, но уже не за нас» (А. Милинкевич). Обратимся в очередной раз к цифрам: в октябре 2006 г. по данным НИСЭПИ сторонниками власти считали себя 47,8% белорусов, противниками — 18,5%, не думали об этом — 26,2% и затруднились с ответом 7,5%.
Заканчивая разговор о первом пункте заявки, следует отметить, что текущий анализ имеет смысл проводить лишь в рамках определенной теоретической модели. Правильный выбор модели — важнейшее условие эффективности. Из какой модели исходят политические лидеры? Автор определил бы ее как информационную. В качестве пояснения процитирую А. Добровольского: «Вот если бы программа Милинкевича вместе с уже имеющимися наработками стала известна большинству граждан, была бы другая ситуация». Иными словами, голосовавшие за А. Милинкевича — это те, кому в силу определенных обстоятельств удалось ознакомиться с его программой, голосовавшие против — жертвы официальной пропаганды.
К чему приводит подобное видение белорусских реалий, в свое время прокомментировал в газете «Народная воля» сам А. Милинкевич: «Мы хотели и мы пробовали подключить к акциям протеста рабочий класс. Мы очень хотели 19, 20 марта и в последующие дни, когда люди выходили на улицы, чтобы в знак протеста и солидарности остановились заводы. Но рабочий класс Беларуси в большинстве (особенно в столице), сегодня не готов к массовым акциям протеста. Он пока не откликается…». Бывает же такое: мы его информируем, а он не откликается!
Пока не откликается. А вот когда откликнется, то на что? Опыт начала 90-х подсказывает нам ответ. Он в частности содержится в результатах голосования на первых президентских выборах. Судя по всему, соответствующие выводы из того голосования так и не сделаны, иначе как еще можно объяснить следующее высказывание А. Лебедько: «Но может повториться апрель 1991 года, когда 100 тысяч человек вышло на улицу. И тогда не нужно ничего планировать, нужно только кому-то залезть на памятник Ленина и сказать нужные слова». Далее я приведу реплику политолога С. Наумовой: «Вот именно, ведь этим кто-то может оказаться кто-то». От себя добавлю: этот кто-то, опираясь на вождя мирового пролетариата в прямом и переносном смысле, может бросить в толпу понятные ей слова, но это не будут слова о свободе и демократии. Тут будет уместно провести более глубокую историческую параллель и процитировать лидера кадетов Милюкова: «Когда появились у наших врагов слова зачаровавшие массы: мир, земля, право труда, классовая борьба, то нам нечего было им противопоставить».
За сто последних лет современный рабочий с МТЗ не далеко ушел от своего прадеда с Путиловского. В условиях кризиса он, прежде всего, страдает не из-за отсутствия хлеба, а из-за отсутствия власти, поэтому он и выходит на площадь с требованием навести порядок. Ему нужны не альтернативные программы, а сильная личность, которой он мог бы доверить свою судьбу.
II. Система политической работы должна выстраиваться на основании Программы минимум и Программы максимум
В чем заключается программа максимум — понятно. А Лебедько сформулировал ее четко и доходчиво: «Основная цель — это власть как инструмента возвращения Беларуси к демократии и законности». Комментировать, а тем более возражать, тут нечего, но вот далее наступает стадия конкретизации, а с ней и проблемы. Процитирую концовку беседы:
«В. Костюгова: Нужно подводить какие-то итоги. Получается, что, во-первых, мы ждём кризиса, вызванного изменением формата отношений с Россией. Во-вторых — следующей избирательной кампании. И в зависимости от этого действуем. А где пресловутая субъектность, о которой так замечательно говорил Александр Добровольский?
А. Добровольский: Нет, я поставил вопрос субъектности как проблему, и причём проблему пока до конца не решённую».
С данным высказыванием аксакала белорусской политики трудно не согласиться. В начале беседы А. Добровольский явно поторопился, утверждая противоположное. Основная политическая проблема Беларуси — отсутствие политики как таковой, ибо политика есть процесс взаимодействия субъектов, а вот их то и нет. Точнее, один субъект имеется. Имя ему — «власть». Сама с собой власть политикой заниматься не может.
Так было всегда. И при советах. И при Царе-горохе. Отсюда и заоблачные данные ЦИК. Одна страна. Один (единый) народ. Одна власть. Кто против — тот отморозок.
Но время не стоит на месте. Легитимность современных авторитарных режимов должна периодически подтверждаться избирательной процедурой. Даже большевики не смогли ее игнорировать, но они говорили «выборы», а подразумевали «плебисцит». Поэтому Лукашенко не оригинален. Ничего принципиально нового в «избирательный» процесс он не внес.
Тем не менее «выборы» остаются ахиллесовой пятой любого авторитарного режима. Власть не может пролонгировать сама себя молча. Она вынуждена проводить мобилизацию своих сторонников, автоматически мобилизуя противников, создавая тем самым себе проблемы.
В современной политологии принято описывать уровень мобилизации общества через три параметра: поляризацию (размежевание позиций), рост политической активности (готовность принять участие в голосовании) и персонализацию (ориентация избирателей на личности политических лидеров). Кроме того, мобилизация сопровождается максимальным упрощением электоральных интересов, сводя их к дихотомии «свой» — «чужой». Этим и объясняется низкая эффективность избирательных программ.
И так, формула успеха (программа максимум) понятна: кризис — выборы — бурные действия. А что делать «до того»? Ждать, когда придет время для объективного запуска данной последовательности? Признать публично подобное не отважиться никто. Отсюда робкое А. Милинкевича: «Одно дело — участие в выборах, другое — работа после выборов…» (из интервью В. Оргишу в «НВ»). Но отсюда и Нобелевская премия от А. Лебедько. Сам факт ее учреждения дорогого стоит.
Предложение автора сводится к следующему: работе по Программе максимум должна предшествовать работа по Программе минимум. Если суть первой — борьба, то суть второй — создание субъекта. Не субъекта как проблему для оппозиции (А. Добровольский), а субъекта как проблему для власти.
Субъект (лат. subjectum) — человек, познающий внешний мир (объект) и воздействующий на него в своей практической деятельности [2] .
В соответствии с данным определением автор и приступил к оформлению заявки с познания. Теперь настал черед деятельности. Но прежде чем вступить на почву конкретных предложений необходимо еще раз вернуться к общему направлению движения.
Очередная цитата: «Наступило время планомерной осады крепости под названием „диктаторский режим“… Оценка — это рост влияния на людей» (интервью А. Милинкевича «НВ»). Данное высказывание направлено в диаметрально противоположную сторону от предложения автора. Во-первых, в условиях мобилизационной паузы (всеобщей апатии) нет смысла продолжать осаду власти. Во-вторых, если уж и продолжать осаду, то ее результат следует оценивать по нанесенному власти урону, а не потому впечатлению, которое процесс осады производит на зрителей.
Приведенная цитата возвращает нас к проблеме субъектности. Оппозиционные лидеры непрерывно рвутся в народ в качестве политинформаторов. Им все время хочется донести до народа свою правду. Но подобная схема работы не может привести к качественным изменениям. Круг субъекта по-прежнему остается узким, хотя дистанция, отделяющая его от народа, и сокращается. Следует еще раз вернуться к определению: субъект — это тот, кто воздействует посредством практической деятельности. Лектор (оратор и т. п.), безусловно, является субъектом, но слушатель нет! Автор не против информационной деятельности, но пользу от нее следует измерять не количеством охваченных слушателей, а количеством вовлеченных лекторов (ораторов и т. л.).
А. Лебедько предложил простенькую арифметическую задачу: «Я в прошедшей политической кампании „местные выборы“ участвовал в роли, что называется полевого командира. Собирал подписи, разбрасывал листовки, был кандидатом в депутаты, руководителем инициативной группы. Достаточно четырех человек, чтобы провести успешную информационную компанию в округе, где проживает 24 тысячи избирателей». Вооружимся калькулятором и поделим 7 млн. избирателей на 24 тыс. и умножим на 4. Получится 1166 активиста. Число, как выяснилось, вполне достаточное для разбрасывания листовок в масштабах всей республики. Но вот достаточно ли оно для завоевания власти в стране, где численность силовых структур превышает 230 тыс.?
Сосредоточенность на информационной деятельности лидеров оппозиции приводит к тому, что в момент X, о котором так много говорится в ходе коалиционного строительства, сами лидеры оказываются в положении объекта (снизу или в стороне). Для подтверждения столь серьезного вывода сошлюсь на интервью А. Лебедько в «Народной воле»:
«Как непосредственный участник некоторой части событий могу засвидетельствовать, что сама кампания мобилизации была в определенном смысле сиротой. О ней все говорили, но никто не хотел заниматься ею каждодневно. Все хотели наблюдать со стороны. Из „десятки“ только два политических субъекта изначально пытались поставить в повестку дня вопрос о мобилизации людей в поддержку уличных акций.
— Можно их назвать?
— Объединенная гражданская партия и незарегистрированное движение «Молодой фронт». Мы настаивали на том, что этот вопрос надо обсуждать. Однако по разным причинам его откладывали…
— А план действий в связи с собранием народа на Октябрьской площади у вас был?
— Наверное, какой-то план был, но я тоже о нем не осведомлен».
Проблемы, возникающие у дитя при семи няньках, общеизвестны. А если нянек десять? А если они объединены в коалицию? Тут, как показал белорусский опыт, даже сформулировать вопросы некому, не говоря уже о решении. Подобно зевакам из рассказа О. Генри, в час X все бросились наблюдать. Как говориться: кто на что учился. От привычки объектного поведения так просто не избавиться!
Подведем краткий итог второго пункта. Программа минимум — это программа по созданию субъекта оппозиционной политики. Данный субъект может быть создан за счет «перевода» оппозиционно настроенных граждан из состояния зрителей (слушателей, читателей и т. п.) в состояния практически действующих.
(Продолжение следует)
[1] Все цитаты, если это не оговорено отдельно, приводятся по стенограмме беседы, прошедшей 19.01.07 и размещенной на сайте www.nmnby.org
[2] Современный словарь иностранных слов. Москва «Русский язык» 1992