«Лукашенко уже нечего предложить Беларуси, кроме страха». Формулировка видеоблогера Андрея Паука обращается к одной из крайне важных составляющих политического кризиса-2020, которая затрагивает обе стороны противостояния. Думать о страхе не очень приятно, а тем более — говорить вслух, однако его важно анализировать. Страх бывает разный, и на основе различий их страхов можно оценить перспективы разных сторон протеста.

Страхи из прошлого

«Fight-or-flight» («Бей или беги») — естественная физиологическая реакция на угрозу, доставшаяся человеку еще из животного мира. В столкновениях с тренированными и вооруженными силовиками протестующим недоступна непосредственная опция «бей», к тому же сдерживаемая стремлением к мирному протесту. Поэтому она трансформируется в готовность к долгосрочной протестной мобилизации и к любым действиям, которые не связаны с повышенным риском насилия (донаты в фонды солидарности, активизация местных сообществ, визуальная демонстрация протестной символики, краткосрочные уличные акции без публичных анонсов).

Опция «беги» остается в своем первозданном виде естественной реакции на страх, которой нет смысла стыдиться. Лишены страха в привычном большинству виде либо герои, которые могут порвать паспорт, либо дураки, у которых просто не хватает воображения.

Для большинства протестующих страх в том или ином виде стал обыденной реальностью. Страх репрессий разогревается у участвующих теми же сообщениями, которые разогревают праведный гнев у колеблющихся. Новости о задержаниях и политических уголовных делах, об избиениях в автозаках и пытках в СИЗО, об искалеченных и изнасилованных — это вызывает страх у любого человека.

К сожалению для тех, кто и стремится запугать протестующих, страх этот все чаще приводит не к бездействию и политическому неучастию, а наоборот. Страшно жить в системе, где такое становится возможным. И этот страх стимулирует желание поменять систему коренным образом.

Система посылает недвусмысленные сигналы: мы обязательно найдем всех и каждого, вычислим авторов критических постов в соцсетях и телеграм-каналах — и каждого накажем. Для кого-то это приводит к страху действовать, но вместе с тем компенсируется страхом проиграть: с каждым следующим шагом это становится страшнее, чем пострадать на пути к победе.

Еще один страх — перед неконтролируемым насилием на улицах некогда мирных белорусских городов. На балконы прилетают светошумовые гранаты и краска из водометов, в окна попадают резиновые пули, на улицах задерживают случайных людей. Все это происходит на фоне 26 лет нарочитых рассказов про мирное небо над головой и повторения мантры «лишь бы не было войны». Теперь же общим местом стало сравнение СИЗО на Окрестина с концлагерями, а силовиков — с фашистами. Просто потому, что в массовом сознании беларусов вряд ли можно отыскать нечто более ужасное.

Это все — страх перед прошлым, которое из каких-то мрачных и чуждых современности глубин пытается стать частью настоящего. Вооруженные люди на улицах Минска, выстрелы и взрывы, избиения и пытки. Это описание из 1930-х и 1940-х, из прошлого века. Все это не сочетается с ПВТ и Зыбицкой, джентрификацией и уберизацией. Водитель «Яндекс.Такси», кинематографично спасающий протестующего от погони, ведет будто бы не дешевый Renault Logan, а DeLorean DMC-12, возвращающий их обоих назад в будущее — где вместо опасных вооруженных людей на улицах Минска есть агрегаторы такси, готовые прийти на помощь.

Страхи перед будущим

С будущим связаны страхи совсем другого рода. Страхи тех, кто понимает, что неизбежное будущее не сулит им ничего хорошего.

Это страхи тех, кому в будущем просто нет места: анахроничные представители вертикали, неэффективные чиновники во главе с пожилым авторитарием. Они сами и остатки их электората — это люди, которые до смерти боятся наступления будущего, и последние 26 лет стремятся изо всех сил заморозить прошлое. Эта попытка априори обречена на провал, и вопрос был только в том, как долго удастся если не препятствовать изменениям (социально-политическим, экономическим, культурным, etc.), то хотя бы стараться их контролировать. Сегодня очевидно всем — и в первую очередь самим этим людям, даже если они не хотят этого признавать, — что сохранять систему в том виде, в каком она существовала до лета 2020 года, невозможно. Все ресурсы исчерпаны, а трансформация приобрела необратимый характер.

То, что Лукашенко еще сохраняет власть благодаря волне насилия силовиков на улицах, ничуть не означает, что систему удается сохранять. Сползание в сторону полицейского государства и военной диктатуры — это тоже трансформация, причем такая система куда менее устойчива. И сама по себе эта система неизбежно пугает гражданских чиновников, независимо от их лояльности Лукашенко.

На фоне насилия силовиков важно не забывать про ценностные, культурные страхи сторонников старой системы. Брутальность — последнее оружие патриархального мира, где женщина не может быть президентом, потому что не служила в армии. Их шаблоны разрывают многочисленные видео, где на вопрос «Кто голосовал за Тихановскую?» положительно отвечают даже не хипстеры и айтишники, а толпы заводских рабочих.

Есть еще страх тех, кто понимает, что в будущем он не просто утратит свое место в системе, но и неминуемо столкнется с расплатой. Кого-то ждет суд, кого-то бегство на манер Януковича, а кто-то встретится с ответным насилием. Командиру ОМОНа сожгли родовой дом, государственному пропагандисту — машину, милиционеру из Волковыска — и дом, и машину. К такому насилию никто не призывает (и я в том числе), но его всплески становятся неизбежными сугубо как реакция на волну насилия государственного.

Отдельные провластные деятели регулярно появляются в кадре телекамер с красным лицом и всеми признаками неумеренного употребления алкоголя — известное народное средство против страха. Другие стараются прятать лицо на улице, опасаясь быть узнанными прохожими и соседями. Стремление прятать лица вообще отлично демонстрирует страх тех, кто пытается запугивать других.

Силовики в судах дают лживые свидетельских показания в масках и под псевдонимами. В сюжете по БТ показывают дружинников, которые якобы самоорганизуются для защиты своих районов вместе с милицией. Вот только дружинники прячут лица, а районы не называются. Апофеоз абсурда– видео, где ОМОНовцы в балаклавах измененным голосом говорят, что они ничего не боятся.

Всем им очень страшно.


Вернуться в прошлое невозможно, а будущее наступает неотвратимо. Силы, направленные на сопротивление времени — лишь попытки отсрочить неизбежное. Это возможно на некоторое время и с некоторым количеством жертв, и это страшно. Но какие-то страхи останутся в прошлом, а вот боящимся будущего придется столкнуться со своими страхами лицом к лицу.