Выступление на международной конференции «1989: Великие ожидания 30 лет спустя», Москва, Горбачев-Фонд, 9–11 декабря 2019.

Актуальная политическая повестка с предельной точностью фиксирует позицию, с которой следует оценивать прошедшие 30 лет. То, к чему привели 30 лет трансформаций — это неожиданно обретший реалистичность план «углубленной интеграции» России и Беларуси. Кто-то может усмотреть в актуализации старого проекта союзного государства регрессивную логику или даже реванш. Не без оснований, конечно: с формальной точки зрения речь, действительно, идет о возвращении к идее политической общности, которая является наследницей идеи СССР; воспринимать это возвращение как своего рода реванш вполне могут те 15,6 процентов беларусов, которые в августе 2019, отвечая на вопрос «Какими бы вы хотели видеть отношения Беларуси и России?», выбрали вариант: Беларусь и Россия должны объединиться в одно союзное государство» (данные Беларусской аналитической мастерской) (36,1 процент по данным социологов НАН). Элементы регрессивности и реванша создают ощущение «петли времени» — так, словно историческая динамика обернулась вспять, словно бы импульс развития, заданный распадом советского союза, вылился в траекторию, которая в итоге вывела нас к исходной позиции только с противоположной стороны.

Ощущение «петли времени» не обманывает, только петля затягивается не из прошлого, а из настоящего. Предлагаемый план продиктован интересами политических элит обеих стран, которые определяются актуальной геополитической и экономической ситуацией, радикально отличающейся и от ситуации 1991 года, когда вместо распавшегося СССР был создан СНГ, и от ситуации 1999 года, когда Россией и Беларусью был заключен договор о создании союзного государства — заключен и заморожен. Его стремительная разморозка, реактуализация — это стратегия, в которой гештальт возвращения — отличный ресурс для спекулирования на ностальгии по советскому прошлому, ассоциируемому с социальной стабильностью и умиротворяющей идеологией славянского братства. Другими словами, и возвращение, и реванш — фантазмы, которые питают мобилизационный потенциал политики углубленной интеграции. Призваны питать — ибо речь идет о манипулировании коллективными аффектами и травмами (социологи из МГИМО подключились к этому процессу предоставив «научное обоснование» плану УИ). Однако же, то, на что нас хотят мобилизовать, очень далеко от «великих ожиданий» 1989. Углубленная интеграция — это перечеркивание этих ожиданий.

Беларусь, несомненно, имеет собственную специфику в контексте социальнополитических трансформаций в Восточной Европе, запущенных «перестройкой». Эта специфика теряется из виду, если оставаться на уровне больших генерализаций: и тех, которые основываются на транзитологической теории, и тех, которые отказываются от неё, констатируя, что транзитологическая логика провалилась в силу механического следования образцам западных либерально-демократических институтов. Как и для большинства бывших советских республик, для Беларуси надежды, пробужденные перестройкой, были связаны с двумя ключевыми моментами: либерализацией общественной жизни и возрождением национального сознания, — поэтому общественно-политическое движение, которое в конце 80-х составило реальную альтернативу коммунистической партии, было национально-демократическим — его название заключало в себе сильный мобилизующий мессэдж: «Беларусский Народный Фронт „Возрождение“».

Однако последующие социально-политические процессы в стране разворачивались таким образом, что рассматривать беларусское общество как переходное можно только применительно к очень краткому периоду: с 1990 (год объявления независимости РБ) по 1994 (год выбора первого президента РБ). Это был период, когда во всех ключевых сферах общественной жизни (законодательство, институты, структура власти, экономика) действительно ясно обозначались тенденции демократизации и либерализации. Соответственно, и о стратегическом следовании западным моделям можно говорить только применительно к этому периоду (насколько оно было механическим, — открытый и заслуживающий обсуждения вопрос, в который я сейчас не стану углубляться). С 1996 (год противозаконного изменения конституции действующим Президентом РБ) начинается другой этап — государственное устройство в Беларуси отчетливо обретает форму «электорального авторитаризма», который на многие годы обеспечил Республике Беларуси славу «последней диктатуры в Европе», а к 2019 году — «дозрел» до того, что суверенитет Беларуси снова оказался поставлен под вопрос.

В независимой прессе критика авторитарного режима традиционно дополняется критикой оппозиции, бессилие и неконструктивность которой стали общим местом социальнополитических оценок с самых разных сторон. С моей точки зрения, критическая ситуация с оппозицией является проявлением более фундаментальной проблемы, а именно — слабости гражданского общества, которое потенциально призвано быть ключевым политическим субъектом в демократической республике. В этом коротком выступлении я хотела бы обратить внимание на ряд структурных причин, которые препятствовали и продолжают препятствовать формированию дееспособного гражданского общества в Беларуси. Как будет показано далее, на каждом этапе можно опознать специфическую негативную диалектику, которая препятствует формированию гражданского общества. Эта негативная диалектика обусловливается совокупностью локальных культурноисторических и социальнополитических обстоятельств, и в этом смысле является глокальным феноменом, осмысление которого требует выхода за рамки и универсальных теорий модернизации, и дихотомии универсализма-партикуляризма.

Таким образом, термином негативная диалектика я обозначаю действующую («действенно-историческую») взаимосвязь условий, которая отличается внутренним напряжением и конфликтностью и как таковая перманентно подрывает возможность формирования гражданского общества. Подчеркну: Не разрушает его, а именно действует на опережение, то есть, говоря философским языком, представляет собой «историческое априори», которое является «условием невозможности» формирования гражданского общества.

Негативная диалектика первого, переходного, этапа в социально-политическом развитии суверенной Беларуси была связана со следующими обстоятельствами: последовательной русификацией Беларуси в советский период; идеологическим господством советского мифа об учреждении Беларуси как самостоятельного политического образования (большинство граждан БССР знали историю своей национальной культуры исключительно в той версии, которая излагалась в советских учебниках); форсированное выдвижение БНФ в качестве политического приоритета скорейшего перехода на беларусский язык во всех сферах общественной жизни. Эти обстоятельства и связанные с ними контроверзы идентичностей, ценностей и ориентиров обстоятельно обсуждались самыми разными исследователями и аналитиками. Я бы хотела указать на два момента, которые как правило не получают должного освещения. Речь идет о двух ловушках, которых мы едва ли могли избежать.

Первая, это ловушка «политико-лингвистического дуализма», в которую попали беларусские интеллектуалы, которые теоретически должны были бы вместе способствовать формированию рефлексивного гражданского общества. Что имеется в виду? В связи с однозначной ориентацией БНФ на этническую модель национальной идентичности, среди интеллектуалов, которые разделяли базовые установки Перестройки, произошло разделение по языковому признаку. В результате этого рокового раскола, национальный и либеральный (проевропейский) дискурсы поляризовались, а не образовали единство как это имело место, например, в Польше или Литве. Потребовалось около двух десятилетий, чтобы соответствующие группы начали осознавать, что их противостояние (взаимная критика) обесценивало обе стороны и в конечном счете препятствовало гражданской солидарности в обществе.

Вторая, это своего рода «темпоральная ловушка», которую — это нужно подчеркнуть — мы в состоянии опознать только сегодня: речь идет о несовпадении во времени исторического запроса на национальное самоутверждение и требуемого для этого состояния политической субъектности. Чтобы осмыслить существо этой ловушки, нужно учесть два представления о времени, предложенных ещё в античной традиции: кайротическое и хронологическое. Кайрос обозначает благоприятный момент для того, чтобы состоялось некое значимое событие, тем самым он указывает на уникальную своевременность события. Можно сказать, что «перестройка» — как окно возможностей и запросов, открывшееся в «исторический момент» с 1985 до 1991, — была кайротическим моментом. Однако же, ТОГДА — в отмеченный хронологический период — она не стала, не могла стать кайротическим событием для Беларуси, потому что кайротическое событие означает как раз, что субъект соответствует моменту. Этого не могло произойти, потому что в хронологическом времени субъекту, фигурально выражаясь, еще нужно было дождаться самого себя, прийти к самому себе, опознать себя как субъекта, соответствующего такому событию. Кратко: субъект был отсрочен во времени.

Различение кайротического момента и хронологического (профанно-исторического) порядка очень важно для данной конференции, так как оно обосновывает возможность ре-актуализации момента «великих ожиданий». Не в смысле повторения того, что случилось в указанный хронологический период (это было бы абсурдное притязание), а в смысле актуального соотнесения с историческим запросом кайротического момента «ПЕРЕ-».

Негативная диалектика второго, авторитарного, этапа в новейшей истории Беларуси обусловлена наложением двух систем координат в современном беларусском обществе: авторитаризма, который масштабно воспроизводит советские паттерны управления государством, и глобализации (c её неолиберальными установками в экономике и открытым горизонтом возможностей для индивидуальной самореализации). В экономике отмеченное наложение приобретает форму «государственного капитализма»,который беларусские граждане называют «самой страшной формой угнетения», — почему так? — потому что в Беларуси авторитарный патернализм — вопреки собственной риторике — не предполагает социальных гарантий, а капитализм — вопреки собственной логике — не предполагает свободы для предпринимательства. Подобные структурные разрывы между означающим и означаемым неизбежно ведут к росту фрустрированности в обществе.

Другой негативный эффект структурного сцепления двух систем координат — это формирование индивидуалистической культуры (ориентации на ценность отдельного индивида), которая не сопровождается формированием политической агентности —то есть способности и воли индивида ответственно действовать в качестве гражданина в соответствующих социально-политических контекстах. Мы имеем, таким образом, удручающее сочетание индивидуализации и деполитизации, которое прямо связано с тем, что нынешний государственный аппарат является аппаратом депривации агентности. (См. в этой связи результаты национального социологического опроса, проведенного в Беларуси по заказу международной некоммерческой организацией Pact в июне 2016.)

Как показывают многочисленные публикации, наше гражданское общество не верит в собственную дееспособность — таков итог новейшей политической истории Республики Беларусь. Вместе с тем актуальная политическая повестка вводит всех нас (граждан Беларуси) в ситуацию чрезвычайного положения: угроза суверенитету — это радикальная постановка под вопрос самого существования гражданского общества как политического субъекта; это исторический запрос на переутверждение Беларуси как суверенной respublica, которое может состояться только благодаря утверждению/проявлению гражданского общества (кооперативного Мы) как политического субъекта. В этой точке кайротический момент Перестройки и «требование текущего момента» оказываются комплементарны.