Летом 1989 года в неоконсерватином американском журнале «The National Interest» была опубликована статья советолога Френсиса Фукуямы, которая стала одним из самых дебатируемых текстов в социальных науках. По сегодняшний день к этому тексту и даже целому дискурсу апеллируют когда пишут либо об универсальности либерализма, либо, напротив — о культурном релятивизме. Спустя почти тридцать лет, автор «Конца истории?» публикует новую монографию «Идентичность: требование достоинства и политика обиды» (11.09.2018).
Несомненно, за тридцать лет идея, изложенная в статье Фукуямы, как и сам текст были обсуждены, опровергнуты, раскритикованы либо поддержаны. «Конец истории» похож на сериал с одной базовой идеей и основным составом персонажей, куда добавляются новые, но периферийные. Всем ясна цель, роли, и, конечно, предсказуемый хэппи-энд. При этом есть и конкурирующие тексты-дискурсы «Столкновение цивилизаций» С. Хантингтона, например. Но, несмотря на конкуренцию, эти «сериалы» являются продуктами одного порядка. Этот порядок призван так или иначе объяснить, что случилось с мировой политикой после Холодной войны. Это еще и своего рода дискурсы-конструкторы, которые не только объясняют, но и конструируют представления о том, что должно быть. А если есть такие представления, значит и «реальность» будет построена, объяснена, растолкована по правилам этих дискурсов.
Моя позиция заключается не в критике или поддержке идеи Фукуямы о том, что либерализм есть единственная жизнеспособная идеология, доказавшая свою необходимость, но в том, чтобы понять, как такие тексты могут определять политику даже тогда, когда она является совершенно губительно-догматичной, с одной стороны, а с другой — несет в себе позитивный опыт, выстраданный человечеством.
В 1989 году мир уже находился в эйфорическом предвкушении конца Холодной войны. Невмешательство СССР в Бархатные революции стран «народной демократии», демократические процессы в самом Советском Союзе, падение Берлинской стены и события на площади Тяньаньмынь в Пекине, словно подтверждая слова Фукуямы, стали знаками «конца истории», но только этой истории.
Европейский Союз все более четко обозначался как субъект региональной и даже мировой экономики и политики, являясь чуть ни ли живым доказательством победы либерализма. Если обратиться к тексту Фукуямы, то становится понятным, почему именно европейский опыт нам приходит в голову в первую очередь. Автор был одним из слушателей известного знатока Гегеля во Франции и в определенном смысле апологета либерализма Александра Кожева. Кожев, в свою очередь, стоял чуть ни ли у истоков европейской интеграции и активно продвигал гегельянскую идею о «конце истории».
Распад СССР и создание СНГ, все более интенсивная европейская интеграция, а также расширение ЕС на Восток в начале 2000-х гг. казалось «навсегда» закрепляет основы либерального порядка в Европе и распространяет их далее по всему миру. США, как единственная сверхдержава, исходя из своих политических особенностей действовала значительно напористее, чем европейцы. И «конец истории» казался весьма близким. Но, как и события 11 сентября, так и все последующие американские «провалы» в Афганистане, Ираке, Арабском Востоке в целом после весны 2011 года, аннексия Крыма Россией, конфликт на Востоке Украины, мировой финансовый экономический кризис, а также миграционный кризис в Европе, климатические изменения и пр., словно критическая масса, накопились в негативный «ответ» «Великому Книжизму» текстов-конструкторов.
В 2018 году Фукуяма пытается дать ответ на вопрос: Конец истории наступил? Он отвечает: нет, но наступит при условии, если отринуть «политику идентичности». Смысл этого «ответа» заключается в том, что либерализм все еще рассматривается как единственная приемлемая идеологема, но по той причине, что разные «периферийные» группы, которые так или иначе находятся в ущемленном положении и используют «политику идентичности» и требуют признания, может проиграть. В отдельных случаях подобными группам используются даже неконвенциональные методы борьбы. Таких групп, по мнению Фукуямы слишком много, они давят на либеральный порядок и становятся проблемой. К этим группам, автор текста причислил множество совершенно разных течений и движений от #Metoo до ИГИЛ.
Одной из первых рецензий на новый текст Фукуямы стала статья Луиса Менанда, автора журнала The NewYorker. Вступая в дискуссию с Фукуямой, он отмечает и этот случай Великого Книжизма, и принципиально неакадемический характер работы, основанный скорее на философско-этических размышлениях, чем на детальном анализе новых движений, которые бросают вызов основам либерализма, не говоря уже о достаточно искаженном представлении о политике идентичности.
В свою очередь отмечу два ключевых момента. Во-первых, любого рода универсализм традиционно склоняется к неверифицируемым выводам. Второй момент: либерализм, как и любой «изм», предполагает идеальный порядок вещей. Но, «идеям не больно, а больно людям» (выражаясь словами Светланы Алексиевич). Считать «политику идентичности» вызовом либеральному миропорядку означает поступаться собственно либеральным принципом — свободой самовыражения, свободой и правом любого, а не только «успешного белого мужчины в США». Поэтому, несмотря на апологетику либерализма, Фукуяма по духу размышлений близок к реалистам.
Мое последнее заключение, основано на том, что, во-первых, одним из идейных вдохновителей являлся Дж. Кеннан, автор статьи «Источники советского поведения» 1947 года в журнале Foreign Affairs, той самой, с которой начинается американская политика Холодной войны. Во-вторых, интересен сам факт публикации «Конец истории?» в неоконсервативном журнале, тяготеющем к «духу реализма». Собственно говоря, размышления Фукуямы о политике идентичности в публикации 2018 года скорее ближе к реализму, чем к либерализму.
Разве это не объясняет отчасти реакцию западных обществ сегодня, когда маятник политической мысли качнулся от центра далеко вправо, когда даже Фукуяма пишет об «обиженных» как об угрозе, а о политике идентичности, как помехе для либерализма. И в этом смысле, это больше похоже на стремление в «реалистическом» духе отстоять свой «форпост свободы» перед маргиналами, которые не имеют право на нее… Это очевидное противоречие между базовыми принципами либеральной теории и той идеальной картинкой образца 1989 года. Тогда победила только часть мира, которая называла себя свободной, но не все, те, кто стремился к свободе.
Но, либерализм не умер. Если мы не будем заниматься «Великим Книжизмом» и в лице «обиженных» не создадим угрозу принципам свободы, а сосредоточимся на главном — желании и стремлении любого и каждого человека к свободе именно в этом смысле — утилитарном и приземленном, — то поймем, что либерализм универсален. И в таком случае утверждение, что «Конец истории» только откладывается, будет справедливым.