В конце минувшего года во Франции прошли многотысячные акции протеста. Их мишенью стал президент Республики Э. Макрон. Его обвинили в саботаже своих предвыборных обещаний. Наибольшее значение для протестующих имел тот факт, что человек, поставивший себя вне элиты, в конечном итоге действовал как политический представитель высшего класса. Он снизил налоги на крупные состояния, в то время как акцизы на топливо были повышены. Это привело к росту цен, ощутимому для рядовых граждан. Попытки властей отстоять собственную позицию с помощью статистических данных, которые свидетельствовали о притоке инвестиций в страну после указанных нововведений, были восприняты как обычные увёртки.
Разумеется, единичный факт, а именно рост цен на топливо, был лишь катализатором того недовольства, которое копилось многие годы. Во Франции давно идёт процесс прекаризации широких слоёв населения. Граждане испытывают ощутимую налоговую нагрузку на фоне всё более настойчивых попыток властей провести частичный демонтаж социальных гарантий. Вера в Пятую республику и её политический класс снижается. Молодой и харизматичный Макрон воспользовался этим. Однако, дав обещание в кратчайшие сроки изменить социально-экономическую и политическую ситуацию, он проявил себя как недальновидный человек. Удачно сыграв на нетерпении французов, новый лидер вскоре стал его основной жертвой.
Вместе с тем попытки Макрона провести болезненные реформы вызывают понимание. Франция, претендующая на одну из ведущих ролей в Европе, отягощена архаичной системой социальных гарантий. Она не позволяет рассчитывать на высокие экономические результаты и привлекательность для инвесторов. Этим и руководствовался новый президент Республики, внося изменения в трудовое законодательство и проводя реформу железнодорожной системы страны. Они были призваны устранить опасения работодателей перед созданием новых рабочих мест. Упомянутая железнодорожная сеть Франции (SNCF) вообще давно стала символом архаического голлизма. Наступление Макрона на исконные привилегии железнодорожников не только имело экономический смысл, но и предполагало символический отказ от пережитков прошлого.
Эти действия ожидаемо привели к недовольству граждан. При этом возникла коллизия между архаическими устремлениями протестующих (защита социальных гарантий) и способом организации выступлений (с помощью социальных сетей). Немаловажно и то, что кампания недовольства сохраняла подчёркнутый демократизм, не выдвигая лидеров. Это осложняло диалог с властями, но также отрицало утомивший всех консенсус. В этом смысле «Жёлтые жилеты» — действительно глас народа, многим казавшийся умершим ввиду засилья системной политической и профсоюзной деятельности с их нацеленностью на компромисс.
Отдельного упоминания достойны претензии к Макрону — преобразователю политического центра. Пока что развёрнутая им кампания по превращению центризма в действенный политический инструмент не продвинулась дальше декларативного и организационного этапов. Так, движение «Вперёд, Республика!», созданное как оплот нового центризма, производит бледное впечатление. Оно остаётся институциональным придатком к персоне Макрона. Электоральный успех новой политической силы был связан с увлечённостью избирателей этим человеком, казавшимся столь ярким на фоне скучных карьерных политиков. Этого персонального кредита доверия явно недостаточно для переформатирования политического центра. Для достижения этой цели необходимо нечто большее — партия как самостоятельная величина.
В связи со сказанным выше уместно вспомнить о крайне правых партиях. Они сумели стать выразителями интересов широких масс именно благодаря кропотливой работе по превращению эмоциональной риторики в системную политическую деятельность. Их лидеры согласились отойти на второй план, чтобы на первом оказались партии, программы. Примеры «Лиги Севера» и «Альтернативы для Германии» подтверждают сказанное. Макрон и другие видные центристы не демонстрируют подобной серьёзности.
Подводя итог, нужно отметить, что политические столкновения во Франции привели не к эффективному консенсусу, а к банальному купированию общественного недовольства с помощью финансовых уступок. Руководство Франции согласилось на отмену упомянутых новшеств и повышение минимальной заработной платы. Кроме дополнительной нагрузки на государственный бюджет и отсрочки в принятии болезненных решений, эти меры не принесут ничего полезного. В этой ситуации Макрон зарекомендовал себя не как эффективный политик центристского направления, но как недостаточно решительный государственный деятель, чьи начинания ведут даже к большим проблемам, чем сохранение прежнего положения.