Людей с университетским дипломом в англоязычных странах часто называют «professional people». Русское слово «профессионал» отражает смысл этого понятия не совсем точно. Ведь профессионалами, т. е. мастерами своего дела, могут быть и специалисты, не имеющие высшего образования. «Professional people» — это люди, отдавшие значительную часть своей жизни освоению сложных профессий. Их работа требует глубоких специальных знаний и навыков, наличие которых подтверждается соответствующими степенями и званиями.
В западном обществе «professional people» имеют высокий доход и пользуются заслуженным авторитетом. Уважение окружающих проявляется во всем — начиная с материальной оценки труда и кончая обращением. В Германии уважительного обращения «доктор» удостаивается даже жена ученого. Сохраняется оно за человеком на протяжении всей его жизни и употребляется не только на службе. Общественное признание обусловлено не только потраченными на приобретение профессии усилиями (в то время как их ровесники уже начинали трудовую карьеру и открывали свой счет в банке, эти люди просиживали дни и ночи за учебниками), но и высокой компетентностью специалиста.
На Западе их подготовка имеет давние традиции, что, несомненно, определяет качество. При всех недостатках начального и среднего образования, следует признать, что уровень профессионализма выпускников университета «у них», как правило, выше. Тем более это относится к последипломному образованию. На уровень профессионализма влияет также высокая конкуренция на рынке труда.
Волей-неволей приходиться оправдывать «общественное доверие» и демонстрировать высокие профессиональные качества, если вокруг столько желающих занять твое место. Западный человек, в свою очередь, как правило, специалистам доверяет. К примеру, он практически не занимается самолечением, потому что лечащий врач для него в вопросах медицины безусловный авторитет. Так же как в вопросах права и закона он полностью полагается на своего адвоката.
Положение людей с дипломом в Беларуси, так же как и в других странах бывшего СССР, несколько иное. Стало общим местом сравнивать уровень жизни «интеллигенции» с теми, кто «университетов не кончал». При этом очень редко говорится о том, в какой степени нынешнюю ситуацию определяют сами «профессионалы». Насколько их (пусть и формально) высокий статус подтверждается соответствующим уровнем профессионализма, культуры, гражданственности.
Каждый год в конце августа в Беларуси начинается «великое переселение» народов. Тысячи студентов съезжаются в Минск за знаниями, которые — почему-то — можно получить только в вузах столицы. Мода на высшее образование не спадает вот уже много лет. Причем, как это ни парадоксально, она сопровождается неуклонным падением его престижности. По-видимому, это тот самый случай, когда количество не переходит в качество, а, наоборот, подрывает его. Кого удивишь дипломом, если вокруг столько дипломированных специалистов? Кого поразишь тем, что твой сын (дочь) учится в вузе? Скорее наоборот, недоумение вызывает отсутствие подобного стремления. Пиетет, который когда-то испытывали в обществе по отношению к человеку с дипломом, давно утрачен. Сегодня молодой специалист нередко вызывает сочувствие. Ведь таких, как он, на рынке труда хоть отбавляй.
Вместе с падением престижа тех, кто учится, неизбежно падает престиж и тех, кто обучает. Статус преподавателя университета сегодня такой же, как и у заурядного государственного служащего. Выглядит и ведет себя он примерно также. Подобного падения авторитета людей знания не было даже в советское время. Хотя традиция бесцеремонного отношения к ученым была заложена уже тогда. Это когда уборщица могла смело погнать тряпкой из «курилки» профессора, а гардеробщица — с удовольствием нахамить любому из посетителей.
И все же профессионалы были нужны власти. Технари запускали ракеты (как-никак, безопасность и имидж страны), идеологи занимались воспитанием «нового человека». Сегодня воинствующий антиинтеллектуализм власти позволяет ей с «белыми воротничками» не церемониться. Тем более, что многие из них, как ни скрывай, относятся к нынешнему режиму критически. Не к ним обращается в своих речах президент. Не перед ними отчитывается подобострастное чиновничество. Власть обходится без свежих идей и даже без определенной системы ценностей. В этом смысле даже в сравнении с марксизмом сделан значительный шаг назад. Тот утверждал тесную взаимосвязь теории и практики, активное влияние идей на действительность. Сегодня же все делается исключительно на потребу дня, точнее, потребности желудка. Господствует идеология «выживания» и «продовольственной безопасности».
Трудно назвать какую-то одну причину, которая привела к нынешней девальвации дипломов. Очевидно, все общедоступное, если оно не требует значительных усилий, в конце концов обесценивается. Не секрет, что, невзирая на высокие конкурсы, поступление в вуз в общем стало делом менее проблематичным. Точнее, эта проблема приобрела в значительной степени финансовый характер. Менее трудным стал и сам процесс обучения. Это особенно заметно на примере студентов-заочников. Для многих из них единственной ярко выраженной способностью стало выпрашивание оценок. При этом диплом они получают такой же, как и студенты очного отделения. У преподавателей далеко не всегда хватает решимости быть бескомпромиссными и идти в своих требованиях до конца. Легче поставить хоть что-нибудь и отпустить с Богом. Тем более, когда случай явно «запущенный» и студент уже «дотянул» до старших курсов. Кому нужны лишние хлопоты?
Одна из причин, почему белорусы стремятся любой ценой получить диплом, — утрата обществом уважительного отношения к труду как таковому. Как-то выветрилось из общественного сознания понимание того, что «всякий труд почетен» и что кроме юриста и экономиста существует еще много интересных и важных профессий. Среди них немало и таких, которые не требуют высшего образования. В стране сложилась ситуация, когда в дефиците оказались представители рабочих специальностей.
Получение диплома стало своеобразным способом избегания трудностей. Цель в том, чтобы найти работу полегче, даже если за нее и мало платят. Когда-то, сравнивая моральные установки протестантов и католиков, Макс Вебер отмечал, что первые предпочитают «вкусно есть», а вторые «мирно почивать». В конфессиональном плане, будучи, безусловно, ближе католикам, мы привнесли сюда и нечто свое, советское. В старом анекдоте доперестроечных времен говорилось: «Пойду в пожарники или в милицию — все равно работать не буду». Перефразируя это выражение на современный лад, стремление молодого белоруса можно выразить примерно так: «поступлю в какой-нибудь институт управления (благо их сегодня множество) и буду кем-нибудь руководить».
Наконец-то воплотилась в жизнь давняя мечта «простого советского человека»: «Чтобы дети не вкалывали так же, как я». Чтобы они «выбились в люди» и работали «в чистом». И если раньше поступление в вуз могло сорваться по причине банального невезения или незнания предмета, то сегодня этот вопрос пусть и с трудностями, но разрешим. Для этого надо лишь подкопить денег.
При наличии широкой сети платного образования (в государственных и формально негосударственных вузах) «пристроены» оказываются все. Даже те, кто в силу своих природных данных к этому совершенно не пригоден. Не может он, к примеру, запомнить значительный объем информации, не склонен к отвлеченным рассуждениям, да и вообще к излишнему «умствованию». Может быть, в других обстоятельствах из него вышел бы хороший столяр-краснодеревщик или успешный фермер, но его «откомандировали» в университет. Белорусское общество забыло (или не знало?) очевидную истину о том, что высшее образование не должно и не может быть достоянием всех.
Уровень общей образованности и культуры современного студента давно вызывает нарекания преподавателей «старой школы». Отчасти это можно объяснить естественным конфликтом поколений, сменой эпох. Прошли те времена, когда, как это было в дореволюционной России, инженер интересовался философией и с увлечением, что было типичным еще и для советского времени, рассуждал о поэзии, литературе, искусстве.
Сегодня белорусские студенты, несмотря на потраченное в школе время и высокие конкурсы при поступлении в вуз, пишут с элементарными грамматическими ошибками и с трудом изъясняются на литературном языке. Изучая отечественную историю в школе и вузе, они, тем не менее, ее все равно ухитряются не знать.
Конечно, можно сослаться на то, что время сегодня иное, поэтому чтение книг уступает место свободным путешествиям в сети Интернет, а строгое систематическое знание — ненавязчивому знакомству с «избранными местами». Однако настораживает отсутствие очень важного компонента всякого образовательного процесса — желания узнавать новое.
Современному студенту явно не хватает любознательности. Конечно, это обвинение нельзя назвать оригинальным. Еще Конфуций сетовал на то, что в древности люди учились «ради знания, а сегодня ради приносимой этими знаниями выгоды». И все же на лицах наших школьников гораздо чаще можно увидеть озабоченность по поводу оценок и технических трудностей поступления, нежели знаний как таковых. Вспоминается, как в одном из репортажей российского телевидения показывали коридоры одного из учебных заведений и лица приехавших из глубинки одаренных детей (победителей различных олимпиад). Можно было по-доброму позавидовать их светившимся глазам. В наших вузах все чаще наблюдается ситуация, когда у только что поступивших учиться желание учиться уже отсутствует. Добрая часть из них, будь такая возможность, согласилась бы получить диплом сразу, не тратя времени попусту.
Особая проблема — трудности в усвоении студентами социо-гуманитарных дисциплин. Безусловно, этому есть объективные причины. При всех усилиях, предпринимаемых вот уже который год в этом направлении министерством образования, в стране не хватает хороших (логично и понятным языком написанных) учебников. Не густо и толковых преподавателей. В общественной науке царит неразбериха и многое неясно самим ученым. Они так и не определились в отношении важнейших вопросов общественной жизни: «от какого наследства» мы отказываемся, каковы ценностные ориентиры белорусского общества, какое общество мы строим. По этой причине освоение студентами курсов философии, политологии, социологии, основ права остается делом мало предсказуемым (случайным). Очень многое зависит от взглядов, убеждений, а порой и прихоти отдельного преподавателя. Учитывая мировоззренческую эклектику, которая царит сегодня в его голове, — студентам не позавидуешь.
Однако помимо объективных трудностей, есть еще и те, что обусловлены хитростью и умственной ленью самих студентов. Пользуясь сложившейся ситуацией, они лукаво ссылаются на трудности в понимании «неродных» (непрофильных) для них предметов и отказываются серьезно работать с книгой. Многие из них ухитряются утратить даже те элементарные знания об обществе и государстве, которые приобрели в свое время в школе. «Нам трудно, мы не понимаем, и вообще зачем нам все это нужно?»
Непонимание того значения, которое имеет для современного общества гуманитарное знание, — беда не только студентов. Скрыто или явно подобное отношение демонстрирует большинство преподавателей специальных (негуманитарных) дисциплин. В их сознании еще с советских времен прочно утвердился стереотип общественной науки как догматической и лишенной реального содержания. Другой политологии или философии они в большинстве своем не знают и воспринимают присутствие этих предметов в учебном процессе как досадное недоразумение. Им и невдомек, что именно разнообразие и глубина изучения так называемых непрофильных предметов позволяет вузу носить звание университета. Чего греха таить, многие из них пока еще получили его авансом. Свести подготовку специалиста к изучению сугубо специальных дисциплин как раз и означало бы победу старых идеологических подходов, нацеленных на формирование человека-винтика.
Может быть, в согласии именно с такой, по сути, технократической установкой отличить человека с дипломом от разнорабочего сегодня практически невозможно. В своих вкусах, предпочтениях, общим уровнем культуры они мало чем отличаются. По окончанию смены инженер и слесарь вместе идут пить пиво. Да и на работе различие по большому счету зачастую невелико. Обучение в университете практически не накладывает отпечаток на формирование личности, на общий уровень образованности. Еще в недавнем прошлом, учеба в столичном вузе автоматически переводила человека в другую социальную группу, а беседа с ним на различные темы сразу выдавала человека, сведущего в вопросах экономики, политики, литературы, имеющего свои суждения относительно явлений мировой культуры и вообще способность к суждению как таковому.
Самостоятельное мышление представляет для студента традиционную трудность. Школа, как известно, такую способность не развивает. Абитуриенту легче наизусть заучивать целые страницы учебника, нежели решать креативные задачи. Если в вузах активные формы обучения еще вызывают какой-то энтузиазм и желание попробовать, то на стадии последипломного образования (знаю на примере молодых учителей школ) задачки «на размышление» уже нередко вызывают лишь раздражение. Часто можно услышать: «Дайте нам конкретное задание, и мы его конкретно выполним».
В отличие от гуманитарной подготовки, уровень профессионализма специалиста поставить под сомнение гораздо сложнее. Всегда можно натолкнуться на обвинение в дилетантизме, непонимании специфики предмета. Кроме того, велик соблазн поверить в миф о превосходстве чего-то нашего, отечественного. Хочется, чтобы хоть в чем-нибудь мы были «впереди» (пусть это будет хотя бы производство автоматов Калашникова). Хочется поверить, даже если разум подсказывает, что этого попросту не может быть. Как, например, это имеет место в современной белорусской экономике. Если в ней господствует государственный протекционизм и отсутствует конкуренция, то говорить о превосходстве белорусских товаров можно лишь как о случайности. Особенно сложно и болезненно воспринимаются обвинения в непрофессионализме военнослужащих. В Беларуси, слава Богу, им приходится доказывать свою компетентность на военных учениях. В России — эффективность деятельности спецслужб вызывает сомнения в связи с многочисленными терактами и способами их развязки.
Можно привести целый ряд причин, позволяющих усомниться в профессионализме белорусских «professional people». Во-первых, это, конечно, уровень их подготовки. Здесь сказывается целый ряд факторов, о которых не раз уже писали, — отсутствие у многих преподавателей фундаментального образования, стереотипы прошлого, ценностные противоречия, отсутствие стимулов. Многие из них гораздо комфортнее чувствуют себя на грядке, нежели на научной конференции. Здесь все взаимосвязано — нет научных журналов, нет толковых научных работ, нет желания заниматься наукой. Как следствие — в университетах отсутствуют научные школы. У нас не принято хвастаться своей «альма-матер». Какая разница, какой вуз ты закончил, если, по большому счету, все они на одно лицо. Вместо научного свободомыслия в них (где больше, где меньше) господствует дисциплина и исполнительность. (***
Кстати, косвенным доказательством непрофессионализма может служить и столь широко распространенная сегодня мода на вторые дипломы. Какая же это заслуга, если, вместо того чтобы вовремя сделать правильный профессиональный выбор и в дальнейшем в нем совершенствоваться, человек тратит долгие годы на получение ненужных сертификатов?)
Во-вторых, не менее важным критерием оценки качества получаемого образования служит оценка самих студентов. Не зная предмета, они тем не менее хорошо чувствуют и безошибочно определяют уровень компетентности преподавателя. Если читаемый курс не соответствует современным требованиям, его автору трудно рассчитывать на заслуженный авторитет. Даже если он очень лоялен и нетребователен на экзамене, студенты не заблуждаются относительно качества получаемых знаний.
Наконец, в-третьих, каждый из нас хорошо знаком с непрофессионализмом в различных сферах общественной жизни, сталкиваясь с ним в качестве покупателя, клиента, пассажира. Всем нам приходилось видеть «сонного» работника прилавка либо «лихого» водителя троллейбуса. Некомпетентность юриста, врача, учителя бросается в глаза не сразу, но от этого не менее очевидна.
Профессионализм в нашем обществе не в моде. Не знать и не уметь того, что входит в круг твоих обязанностей, не стыдно. Выбор профессии молодыми людьми зачастую неосознан или случаен. Нередко его делают за них родители.
В иерархии ценностей западного человека профессионализм занимает одно из важнейших мест. Этика протестантизма напрямую связывает профессиональные успехи с богоизбранностью. Предназначение человека на земле заключается в том, чтобы с честью выполнять свой профессиональный долг (в индо-буддийской традиции это звучит как выполнение своей дхармы). Не случайно — само слово «профессия» («Beruf») с немецкого языка можно перевести и как «призвание» («be-rufen» — призывать). Общественная мораль предписывает человеку добросовестное выполнение своих обязанностей. Не знать или не уметь делать свое «дело», равно как и халтурить (делать его недобросовестно), попросту неприлично.
В Беларуси ценность профессионализма не имеет сколь-либо глубоких религиозных оснований. Согласно ортодоксальной (православной) христианской традиции, труд воспринимается как наказание человеку за его первородный грех («в поте лица будешь есть хлеб свой»). В любом случае, добывание материальных благ, как и сфера материального в целом, не должно быть самоцелью. Гораздо важнее подумать о душе и ее спасении. (Вот почему мы гордимся своей «духовностью» и искренне верим в «бездуховность» Запада.) Этот мир лишь временное пристанище — и уделять чрезмерное внимание его обустройству не стоит. Попытки построить рай на земле — великий грех.
Отношение к труду в белорусском обществе неоднозначно. Наряду с традиционным трудолюбием в нем живет пренебрежительное отношение к чересчур старательным («работа дурака любит»). Осваивать что-либо новое мешает патриархальный консерватизм. Оно пугает своей неизвестностью и требует усилий по преодолению привычных моделей поведения. На бытовом уровне это выражается в нежелании прислушиваться в советам другого. Попытки чему-то научить вызывают обиду или воспринимаются как оскорбление: «Ты что, больше меня знаешь».
Об экономических «основах» профессионализма можно было бы и не говорить. Советская власть долгие годы насаждала уравниловку и психологию общего колхоза. Хорошо и плохо делающие свое дело все равно получали одинаково. В Беларуси эти традиции успешно продолжаются. Чего стоит одно из последних «ноу-хау» власти, когда передовые предприятия берут «на прицеп» отстающих. Дифференциация в оплате труда между представителями одной профессии остается крайне незначительной. Качество товаров и услуг — непредсказуемым. Это значит, что ты не можешь быть уверенным в том, что купленный сегодня (случайно) качественный товар встретишь на рынке (в магазине) и завтра.
В стране отсутствуют постоянные бренды. Смена ассортимента не есть свидетельство конкуренции, а лишь стремления выжить. Это вам не Германия или Великобритания, где вы можете всю жизнь потреблять один и тот же сорт сыра, покупать молоко у одного и того же молочника. Никто не заинтересован в выстраивании долгосрочных отношений, в поддержании положительного имиджа и укреплении доверия. По примеру власти экономика живет одним днем, не заглядывая в будущее. Вместо ценности профессионализма (может, в этом и состоит «белорусское чудо»?) у нас утвердилась ценность непрофессионализма.
Традиция господства непрофессионалов была заложена еще во времена Октябрьской революции 1917 года. Когда во главе банка ставились революционные матросы, а сельским хозяйством «руководили» посланные туда партией представители рабочего класса. Понадобилось немало лет, прежде чем страна рабочих и крестьян освоила новые для себя науки и профессии. Суверенная Беларусь и в этом вопросе вернулась в прошлое. Поначалу президент показал всем соотечественникам, что руководить страной может такой же, как и любой из них, т. е. по сути — каждый. Затем, в процессе постоянных кадровых «перетрахиваний» выяснилось, что личная преданность котируется выше профессионализма. Опять во главе банка случайные люди, а международные связи налаживают дилетанты. У нас свои критерии эффективности производства. При перепроизводстве юристов и экономистов фирмы не могут подобрать себе квалифицированного специалиста. В который раз уже начинается и гаснет лишенная ориентиров реформа образования.
Такова человеческая психология: кто меньше всех знает и умеет, тот больше всех хвастает и поучает. В ответ на предложения Запада «учиться демократии» Беларусь отвечает своими наставлениями. Она готова научить Западную Европу «избирать в парламент достаточное количество женщин», российские хозяйства эффективному землепользованию, США решению иракского конфликта, братьев-славян сохранению «традиционных» ценностей и т. д.
Профессионализм всех трудящихся — политиков и кухарок, военных и врачей, менеджеров и дворников — составляет основу процветания любого государства. Благодаря ему в обществе царит атмосфера, в которой каждый получает по заслугам, а тот, кто пользуется результатами труда других, — радость и удовлетворение. Белорусские власти достигли определенных успехов в своих попытках уверить всех (в том числе и самих себя) в мнимых «достижениях». Но есть показатель, подделать который практически невозможно. Это лица белорусских граждан. На улицах белорусских городов по-прежнему редко встречаются улыбки. Люди никак не хотят поверить в то, что год от года живут все лучше и лучше.