«Краiна Беларусь жывебез нас.Без нас будуюцца дамы, дарогi i масты,без нас рухаюцца машыны, цягнiкi i летаюць самалеты,без нас працуюць фабрыкi, заводы, банкi, амбасадыi мiнiстэрствы,без нас садзiцца бульба, дзеюцца навуковыя росшукi i бiзнесовыя аперацыi…Без нас фармуюць знешнюю палiтыку, ствараюць тэлепраграмы, трымаюць эканомiку i выбiраюць прэзiдэнта…». Впервые философ Валентин Акудович, которому принадлежат данные строки, обнаружил этот факт публично в конце 90-х, в своей книге «Мяне няма». К счастью, не только констатировав его, но и дав ему объяснение. Это объяснение было, пожалуй, первым концептуальным наброском белорусского интеллектуального проекта, который до сих пор остался неосмысленным. «Нуждается ли он в осмыслении?» — вопрос более чем риторический. К тому же указанный проект нашел свое продолжение, вернее, радикализацию, у того же автора в вышедшем этим летом сборнике эссе «Разбурыць Парыж» (Менск, Логвiнаў, 2004). Эта радикализация имеет и свое новое «имя», являющееся названием одного из эссе, это «имя» — «Без нас». Как мне кажется, пришло время осмысления своего белорусского проекта.
Скорее история: Миф Адраджэння и Идеальной Беларуси
Так уж получилось, что очередное Адраджэнне белорусской нации пришлось на конец 20-го века — время конца Наций, Идеологий, Утопий, Истории… Причем (время конца) не на «одном отдельно взятом» Западе, а выходя за его пределы, поскольку сами «пределы» оказались поставлены под вопрос. Пространство в привычном — физическом и географическом — смысле начало вытесняться виртуальнымпространством, в котором вопрос границы — это, прежде всего, вопрос компетенции. И, несмотря на то, что различия в компетенциях могут устанавливать свои собственные границы, в том числе между Востоком и Западом, преодолевать данные границы стало не только куда более проще, но и совершенно необходимо — хотя бы просто для того, чтобы быть современным.
Итак, уже первый высказанный тезис поможет понять нам, почему идея Адраджэння потерпела и, увы, продолжает терпеть в Беларуси крах. Потому что ее телос, или направленность, вступил в противоречие с теми европейскими целями, с которыми она и стремилась солидаризироваться. Потому что начиная с 60-х Нация, как и большинство других привычных знаков идентификации стран и народов, начала разоблачаться как симулякр, т. е. пустое подобие Идей, издревле приходивших в голову философам и самым настойчивым образом вменяемых практиками (к примеру, колонизаторами) всем тем, кого Идеи никак не могли посетить — в силу их отставания, варварства, принадлежности «другого» полу. И вот в тот момент, когда западная цивилизация пытается ухватить себя за собственный хвост без помощи Идей, белорусские интеллектуалы делают чудесное открытие, что в Беларуси наконец наступило время Идей.
У противоречия этого есть, однако, и еще одно измерение. Необходимо принять во внимание, что Идея Адраджэння базировалась на высвобожденном желании национального самоопределения тех, кто с момента включения Беларуси в состав Российской, а затем Советской империи ощущал себя колонизированным этой империей. 90-е годы 20-го века принесли этим людям надежды на освобождение и возрождение Национальной Беларуси. Но настроения этой части белорусов никак не отражались на другой ее части, той самой, представители которой причисляли себя не к колонизированным, а к колонизаторам, переживавшим в этот момент не радость победы, о горечь поражения. В таком случае, согласно Валентину Акудовичу, идея Адраджэння, возникшая на руинах Советской Империи и объединившая тех, кто рассматривал Беларусь как колонию этой Империи, принесла Беларуси куда больше вреда, чем пользы. Она не просто поставила вчерашних колонизаторовперед фактом их преступного прошлого, но и лишила их будущего, поскольку они не могли (без знания белорусского языка и признания своеобразия белорусской культуры) и не хотели (переживая ностальгию по украденному у них прошлому) последовать за адраджэнцами в «ту страну, в которой никто, кроме литературных и исторических призраков и приведений, не живет».
Но и это не все. Испытав разочарование в населении Беларуси и отвернувшись от него, сторонники Адраджэння получили возможность создать свою Беларусь, пусть и не реально (поскольку момент был упущен), а только виртуально, к чему их и начал призывать Валентин Акудович. Однако его призыв не был услышан, потому что вместо обозначения себя самодостаточным субъектом внутри пространства Беларуси и понимания себя в качестве актуальной проблемы, которую возможно и необходимо решать, сторонники Адраджэння превратились во всего лишь придаток и оборотную сторону власти, предназначенную в конечном итоге для тотальной экспансии национальной идеи на этом пространстве. В результате, Адраджэнне (белорусский национализм) превратилось в оборотную сторону того самого коллективного переживания развала Советской Империи (советская идеология), которое не просто поддерживало это переживание, а придавало ему особую остроту: тем, кто не готов был говорить на белорусском языке и видеть своеобразие белорусской культуры, откровенно предъявлялась невозможность продолжать свое существование в Идеальной национальной Беларуси. На то он ведь и Идеал, чтобы отрицать и вытеснять все иное, на то он ведь и Миф, чтобы противостоять всякой открытости и трансформации…
Миф Адраджэнне обнаружил, таким образом, что его сторонники находятся в состоянии детства, которое уже никогда не перейдет во взрослое состояние, потому что не так просто, если вообще возможно, выйти из состояния детства, в которое ты впал, уже будучи взрослым…
Беларусь как постмодернистский дискурс и само движение деконструкции
Но как в таком случае развязать проблему «Беларусь»? Для начала, ее стоило бы сформулировать, но не в терминах симулякров,а как постмодернистский проект. Это значит противопоставить возрождению мифического прошлого дискурс (=правила игры) постмодернизма, т. е. причинно-следственным связям прошлого с настоящим и будущим — спор актуальностей на руинах времен и культур. В таком случае мифическая Беларусь и Идея Беларуси превращаются в само движение деконструкции,поскольку именно деконструкция сочетает в себе игру настоящего момента со всем подручным и необходимым для данного момента материалом (как близкими сердцу сторонников Адраджэння «западным» прошлым, так и дорогим сердцу «детей Империи» советским наследием).
Но как решиться на такое? Особенно учитывая, как белорусы серьезны и насколько неспособны играть в свою и вообще какую-то игру… «Белорусы слишком серьезны, чтобы играть в жизнь». Они не играют — даже будучи детьми, добавим мы от себя. Потому что игра требует самоотдачи, для которой уже необходимы некоторые индивидуальные единицы, которые потеряют себя в игре, чтобы потом вернуться к самим себе. Или, чтобы к самой себе вернулась их воля к власти, как сказал бы Акудович.
Но есть ли у сторонников национальной Беларуси воля к власти? Праздный вопрос, потому что если таковой нет, то нет и дискурса (игры), как нет и субъекта, который рождается из дискурса, чтобы снова в него вернуться за новыми силами. И это снова возвращает нас в лоно постмодерна. Именно в эту эпоху западным интеллектуалам удалось признаться, прежде всего, самим себе, что движет ими не Идея, Истина или Бытие, а стремление к власти над теми, кто их окружает, будь то другой интеллектуал, неинтеллектуал, на худой конец, они сами. Открыли они эту истину вслед за другой, той, что эффекты разумного и прогрессивного модерна были оплачены столь дорогой ценой, что под сомнение был поставлен сам модерный проект.
Но как быть в этой ситуации нам? Как серьезным белорусам решится на ту игру, которая, словами Акудовича, предпослана им самим Богом и судьбой, ибо именно постмодерн с его ставкой на разрывы, разломы, смещение центров и периферий, а также смешение языков и культур позволяет увидеть Беларусь, какой она есть, а еще вернее — не есть? (Здесь мы затрагиваем и экзистенциально-онтологические построения Валентина Акудовича.) Не есть,потому что все, что мы знаем о Беларуси, пока не складывается в некую, даже очень хаотичную картинку, потому что Беларусь все еще не имеет будущего, из чего следует, что в Беларуси пока возможно все. Но с чего же начать? Как быть с тем, чего нет?
Проект социальной Беларуси и место в ней интеллектуала
Начать можно, сделаю предположение, с признания, которое так настойчиво озвучивает Валентин Акудович: то, что происходит в Беларуси, происходит без нас, что плохо не само по себе, а, прежде всего, потому, что мы этого не осознаем. Мы — это не население Беларуси как таковое, а только та небольшая его часть, которая не просто способна осознавать происходящее, но рассматривает осознание как свою задачу, иначе, правильнее, кто не боится своей воли к власти и не хочет препоручить ее кому-то другому, иначе, кто выбирает свободу. Речь идет, как вы понимаете, об интеллектуале. Но при этом de facto его воля оказывается парализована (но тогда он не желает ее на самом деле), или колонизирована (в том числе западным мышлением в чистом виде), или оторвана от власти (что делает ее владельца мечтательным идеологом). В каждом из этих случаев его воля перестает быть волей к власти и становится волей к безволию и безвластию. Противопоставить этому можно для начала опять же уже не раз упомянутую игру, которая, однако, должна быть технологическиснабжена: интеллектуал, как и Беларусь, должен стать проблемным и интересным для самого себя и одновременно для другого, которому он мог бы о себе рассказать. Причем не просто своими словами, а во вполне ясных другому понятиях, что и делает своими текстами Акудович. Иначе говоря, необходимо перейти границу Беларуси как интеллектуальной проблемы (Акудович), или, своими словами, начать двигаться вдоль этих границ, говоря на всех сразу языках о том, как сложно быть собой.
Резюмируем сказанное о белорусском интеллектуале еще раз; чтобы таковой состоялся, ему стоит:
— возжелать своей свободы, чтобы реализовать свой потенциал воли к власти — над своим слушателем, читателем, последователем (неинтеллектуал выбирает несвободу, чтобы вообще избегнуть выбора, чтобы его волю к власти реализовали другие);
— стать проблемой для самого себя, т. е. не придатком (в том числе критическим) существующей машины власти, предлагающим ей альтернативы (такова модель интеллектуального проекта в демократических обществах, где сама власть интеллектуальна, поскольку олицетворяет делегированную ей волю к власти избирателей, а не узурпирует эту волю, лишая способности выбора как избирателей, так и саму себя), а своей собственной игрой, прежде всего, по самоосмыслению и осмыслению своей воли к власти, провоцирующей к такого рода играм других (так что не исключено, что однажды Воображаемое ворвется в Реальное и, как в водоворот, втянет его в свою собственную Игру);
— выйдя из своего собственного Ничто, начать выводить из своего Ничто Беларусь, даруя ей новые, изобретенные и соответствующие данному моменту имена, одновременно имея в виду и деконструируя окружающие этот момент осколки и обломки других времен.
Итак, необходимо вывести Беларусь из ее отсутствия. И, словами Акудовича, хочется надеяться, что окажется Беларусь в европейском пространстве,поскольку последнее тысячелетие, будучи «западным краем», она не переставала быть его субъектом. Другими словами, Беларусь должна начать искать свое место в пространстве социального(или свою социальную конфигурацию), не рассматривая это место как заранее заданное, а комбинируя решение существующих проблем с деконструкцией имеющихся культурных и исторических осколков. И первой такой проблемой или своей собственной игрой должен стать белорусский интеллектуал. Ибо «…Беларусь только тогда станет субъектом истории, когда сама превратится в объект реализации экзистенциальных устремлений тех, кто жаждет свободы Беларуси как возможной демократической формы обнаружения собственной воли к власти» (пер. мой. — О.Ш.).