«Я хочу на 8 марта … но получу тюльпан!»

8 марта – популярный праздник на постсоветском пространстве. Этот праздник достался нам от советского времени, когда в 1921 году в СССР в память об участии женщин в начальных событиях Февральской революции 8 марта получило официальный статус праздника женщин-работниц. Достаточно бегло посмотреть на плакаты и слоганы того периода, приуроченные к 8 марта, чтобы понять тот смысл, который изначально вкладывался в этот праздник: «8 марта – день восстания работниц против кухонного рабства», «8 марта – боевой праздник трудящихся женщин всего мира», «8 марта – день раскрепощения женщин». Однако уже начиная с 60-х гг. это день все больше теряет свой «революционный потенциал», превращаясь в день цветов и женщин.

Акция, приуроченная к Международному женскому дню (2015). Размещено в группе ВКонтакте «Покончим с насилием в отношении женщин»

                      1930                                                     1964

В постсоветский период на протяжении нескольких лет феминистки в этот день обращают внимание на то, что этот праздник утратил свой политический окрас и превратился в манифестацию «традиционных гендерных представлений» в отношении женщин. В связи с этим хочется привести пример интересной акции, основной слоган которой я использовала в названии этой статьи. Акцию сделали студентки ЕГУ в связи с днем 8 марта, акцентируя внимания на том, что не смотря на то, чего ты хочешь для себя, в этот день ты «получишь тюльпан» и не более того.

В Беларуси также день 8 марта призван подчеркнуть основные приоритеты гендерного порядка, а именно поддержание представлений о «природных» женских ролях. Именно поэтому видимо каждый год накануне 8 марта Президент вручает награды женщинам, и в большинстве своем награды адресованы многодетным матерям. В этом году помимо роли матери глава страны подчеркнул еще один важный аспект – это красота: «В последнее время в нашем обществе модным стало – какие-то там подтяжки, накраситься, подмазаться, разные крема используют, – ну пол бюджета семьи на это тратить. Вручая награды нашим женщинам многодетным, я подумал о том, что надо всем косметологам идти учиться к вам […] Просто невероятно, чтобы человек мог родить, поставить на ноги, может быть не всех, детей и так выглядеть. Вам просто можно позавидовать […] Я знаю, что сколько бы ни было у женщины детей, ей богом даровано стремиться быть красивее и красивее, и красивее. Дай бог, чтобы с новым рождением ребенка вы были красивее, чтобы на вас не только мужики, но и женщины смотрели с завистью». Это поздравление позволяет выделить три основные роли, которые предписываются женщине и за которыми кроются системы и структуры поддержания традиционного гендерного порядка и неравенства: женщина-мать, женщина как воплощение «красоты» и женщина как тело нации.

«Ценность» женщины привязывается к «качеству» ее тела – способности следовать «мифу о красоте» (как обозначила его Наоми Вульф)и рожать детей. Дискурсивные апелляции к роли матери в таких высказываниях агентов власти всегда встраивают «женского субъекта» в национальный дискурс, где женщина предстает не просто матерью отдельно взятого ребенка, но «матерью нации/ народа». Соответственно подчёркивание этой роли на государственном уровне всегда связано с процессами биополитики, где женское тело символически принадлежит государству: оно устанавливает идеальный образ женщины, определяет объем социальных гарантий и прав, которыми она может обладать, формирует специфику гендерной политики в стране. Насколько женщина может вписаться в этот образ идеальной «белорусской женщины» – на такой объем социальной помощи и поддержки (напр., социальное жилье для многодетных семей) она может рассчитывать. Однако меры поддержки «правильного образа женственности» могут быть и репрессивными и проявляться, к примеру, в ограничении ряда репродуктивных прав– таких, как свободный доступ к абортам и контрацепции. Такие факты все чаще наблюдаются в современной Беларуси, что, к примеру, зафиксировано в универсальном периодическом обзоре, подготовленном при содействии Sexual Rights Initiative.

Эта проблематика с позиций гендерной теории озвучивается в уже ставшей классической книге Ниры Юваль-Дейвис «Гендер и нация» (1997). Исследовательница пишет о том, что большая часть теорий о нациях и национализме игнорирует аспект гендерных отношений. Однако дискурс о нации определенным образом поддерживает традиционный гендерный порядок, манипулируя репрезентациями «мужского» и «женского». Женское тело в этих процессах всегда выступает символом «нации», маркером национальной идентичности. Другими словами, женщина конструируется как хранительница культурных традиций, носительница культурных ценностей. Так Нира Юваль-Дейвис пишет:«Женщины всегда находятся в амбивалентной позиции в сообществе. С одной стороны, … они часто символизируют единство сообщества, честь и смысл существования конкретных национальных и этнических проектов … Но, с другой стороны, однако, они часто исключены из этого коллективного «мы» политического тела и остаются объектами нежели субъектами …» [1].

В свою очередь другая исследовательница и теоретикиня Зилла Айзенстайн[2] пишет о том, что нация как «воображаемое сообщество» это фантазийный мир, где женщины присутствуют, но сохраняют молчание. Они не вписываются в понятие fraternity /братства, которое апеллирует только к мужским субъектам. Женщины предстают в дискурсе о нации больше как «метафора», нежели как индивиды и субъекты.

С раннего детства женщинам делегируется роль матерей как основного предназначения. При этом важным считается и профессиональная самореализация, задействование женщины как трудового ресурса. Так, к примеру, директриса женской гимназии в Жодино отмечает: «Поверьте, феминисток в гимназии не воспитывают. Девочкам прививают ценности семейной культуры … Если в первые годы работы гимназии упор делался на домоводство и трудовое обучение девочек, то сейчас – на профильное образование. Запросы у общества поменялись – родители хотят, чтобы их дети получили высшее образование и хорошую профессию».

Неудивительно, что, не смотря на декларирование гендерной политики в стране, нацеленной на гендерное равенство, проблема дисбаланса на рынке труда сохраняется. Это значит, что женщины все еще доминируют в низкооплачиваемых и малопрестижных областях, сталкиваются со «стеклянным потолком» при продвижении по карьерной лестнице.Достаточно посмотреть на данные по гендерному разрыву в зарплате, который не сокращается, а даже увеличивается в среднем по стране: в 2010 году зарплата женщин составляла 76,6% от зарплаты мужчин, а уже в 2013 – 74,5%.

Отношение номинальной начисленной среднемесячной заработной платы женщин к заработной плате мужчин, в процентах

Источник: Социальное положение и уровень жизни населения Республики Беларусь, 2009-2013. Минск, 2014. С. 67.

Связано это с тем, что для женщин профессиональная занятость все еще считается чем-то вторичным в сравнении с ролью матери. Следование так называемому «мифу о красоте», повышенное внимание к внешности также влияют на восприятие женщины как на «украшение офиса», а не квалифицированной работницы. В исследовании Международной организации труда по положению женщин в бизнесе, в том числе и в Беларуси (2015) приводится 14-ть барьеров (с.16), которые препятствуют женскому лидерству:

1. Женщины имеют больше семейных/ домашних обязанностей, чем мужчины.

2. Предписанные «традиционные» роли для мужчин и женщин.

3. Маскулинизированная корпоративная культура, что значит, что для продвижения по карьерной лестнице считается важным обладать такими чертами (напр., агрессивность, ориентация на конкуренцию, жесткость), которые «традиционно» предписываются мужчинам и воспитываются в них, и наоборот нивелируются в отношении женских субъектов.

4. У женщин чаще оказывается меньше опыта на руководящих постах.

5. Ограниченный ролевой репертуар для женщин.

6. Мужчин не поощряют брать ответственность в равной мере за семейные/ домашние обязанности.

7. Отсутствие в корпоративных программах политики равенства.

8. Стереотипы в отношении женщин.

9. Отсутствие тренингов/ программ лидерства для женщин.

10. Недостаточная гибкость трудового процесса.

11. Отсутствие четких стратегий поддержки квалифицированных женщин.

12. Постоянная дискриминация по признаку пола при приеме на работу и продвижении по карьерной лестнице. Управление рассматривается как сугубо мужская работа.

13. Сугубо декларативный характер гендерной политики на местах.

14. Недостаточная разработанность трудового антидискриминационного законодательства.

В современной Беларуси идеальным образом остается образ суперженщины, способной совмещатьи семью, и работу, и уход за собой, женщины с легкостью выполняющей все домашние и семейные обязанности. Однако, следует отметить, что в последние годы значительно сокращается количество таких социальных сервисов, как детские сады, призванных помогать в вопросах ухода за детьми. Уровень же доходов семьи с детьми значительно сокращается в сравнении с семьями без детей. Хотя формально демографическая программа на 2011-2015 годы (как и предыдущая) постулирует необходимость оказания отдельной помощи семьям с детьми и особенно многодетным семьям. На практике многие декларации остаются лишь декларациями, о чем свидетельствуют и данные статистики (так в структуре малообеспеченного населения домашние хозяйства с детьми в 2013 году составляли 65,9%), и часто появляющиеся в СМИ сообщения о том, с какими трудностями приходится сталкиваться при попытках получить положенную социальную помощь (например, материал на портале tut.by «Семье с ребенком с синдромом Дауна выделили социальное жилье, но потом отдали его другим» или на сайте СБ – Беларусь Сегодня «Стучатся в открытую дверь»).

Уровень малообеспеченности домашних хозяйств

(в процентах к общему числу домашних хозяйств соответствующего типа)

Источник: Социальное положение и уровень жизни населения Республики Беларусь, 2009-2013. Минск, 2014. С. 89.

Закрепление преимущественно за женщиной «материнства» как основного предназначения оказывает непосредственное воздействие на уровень финансовой самостоятельности, на возможности профессионального самоопределения. Апелляции к образу женщины-матери, сопровождающиеся отсылками к красоте, призванные подчеркнуть в очередной раз роль женщины как молчаливого объекта созерцания, хвалебных од, тела, выполняющего репродуктивную функцию, но не активного агента общественно-политической жизни.

Примечания:

[1] Nira Yuval-Davis. 2012 (1997).Gender & Nation. Sage. P.47.

[2] Zillah Eisenstein. Writing bodies on the nation for the globe // Women, States, and Nationalism. At home in the nation? / Edited by SitaRanchod-Nilsson and Mary Ann Tetreault. Routledge, 2000. P.42-43.

Автор

Татьяна Щурко

Опубликовано

11 марта 2015, 0:07

Поделиться