В связи с приостановкой работы нашего сайта из-за летних отпусков, статья, посвященная второму из саммитов постсоветских организаций, состоявшихся в Минске в конце июня, выходит с некоторым опозданием. На самом же деле между сессиями Межгосударственного совета ЕврАзЭС и Совета коллективной безопасности Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) перерыва практически не было, поскольку участники, напомним, были практически одни и те же.
Кстати, именно на этом заседании было вроде бы устранено еще одно различие между составами обеих структур: председательствовавший на расширенной сессии Владимир Путин заявил, что «узбекские коллеги снимают мораторий на активную работу в нашей организации», и предложил считать, что с этого момента Узбекистан является полноправным членом ОДКБ. Как и следовало ожидать, возражений не последовало.
Осторожность формулировки о подключении Узбекистана вызвана тем обстоятельством, что данная ситуация далеко не так проста, как хотелось бы представить руководству организации. Для ее разъяснения следует обратиться к истории. Предшественник ОДКБ, Договор о коллективной безопасности (ДКБ) государств-участников СНГ, был заключен 15 мая 1992 года в Ташкенте. На тот момент в него вошли Армения, Казахстан, Кыргызстан, Россия, Таджикистан и Узбекистан. В разное время на протяжении следующего года к Договору присоединились Азербайджан, Грузия и Беларусь, причем в последнем случае ситуация с правомочностью принятого Верховным Советом решения о вступлении так до конца и осталась неясной. Украина же, Молдова и Туркменистан вообще никогда не ставили вопрос о своем участии в ДКБ.
В апреле 1999 года Ташкент, так же как Баку и Тбилиси, отказался подписать протокол о пролонгации действия договора на следующие пять лет. В те времена Узбекистан, будучи членом ГУУАМ, был категорически не согласен с политикой Москвы на постсоветском пространстве, в том числе с планами создания российской военной базы в Таджикистане и поставками российских зенитно-ракетных комплексов С-300 Армении. Тогда Ислама Каримова не устраивала попытка Москвы «объединить всех на одной платформе», загнать всех в одно стойло, «вырабатывая единую позицию СНГ по отношению к НАТО, к нанесению ударов по Ираку, по ситуации в Косово».
В итоге в ДКБ осталось шесть членов, и он влачил достаточно жалкое существование до того момента, когда Москва решила его реанимировать. В результате ОДКБ появилась 18 сентября 2003 года, когда после ратификации всеми оставшимися государствами-участниками вступили в силу ее устав и соглашение о правовом статусе. Таким образом, даже если нынешнее утверждение узбекского лидера о том, что «Узбекистан только приостановил свое членство в ДКБ, а ныне снимает этот мораторий», и соответствует действительности, в чем имеются определенные сомнения, с юридической точки зрения всё равно не имеет никакого отношения к ОДКБ, поскольку восстановить свое членство он мог лишь в уже не существующем ДКБ. Для вступления же в ОДКБ Ташкенту необходимо подписать уставные документы именно этой организации, о чем разговора пока почему-то не заходило.
Как представляется, такое отсутствие строгости к выполнению самими же участниками установленных процедур само по себе достаточно наглядно демонстрирует «солидность» организации. Впрочем, это все же формальная, хотя и немаловажная, сторона дела. Более существенным, на наш взгляд, является вопрос о содержании ОДКБ. Увы, но и здесь при внимательном рассмотрении обнаруживаются значительные неувязки. Совершенно очевидно, что заключение ДКБ изначально было инициировано Россией с очевидной целью: создать вокруг себя буферные зоны для защиты от потенциальных угроз по всем направлениям. Отметим, что это произошло в период наиболее теплых отношений между Россией и Западом, когда о расширении НАТО еще не было речи.
В связи с этим все тогдашние и продолжающиеся до сих пор причитания об угрозах, якобы возникающих вследствие приближения альянса к границам бывшего Советского Союза, выглядят сплошным лицемерием. Можно подумать, что как тогда, так и тем более сейчас руководители ДКБ или ОДКБ отказались бы принять в свои ряды, скажем, ту же Украину, под тем предлогом, что, мол, ситуация в Европе является настолько спокойной, что исключает необходимость блокового противостояния. А ведь фактически именно этого они требовали от Североатлантического блока, когда вступить в него стремились страны Центральной и Восточной Европы.
Более того, сформированная в Ташкенте организация изначально была спланирована по образу и подобию НАТО (любопытно, что даже в названии новой структуры явно прослеживается сходство с НАТО — Организацией Североатлантического договора). Сходство принципиальных положений Вашингтонского и Ташкентского договоров, зафиксированных в статьях, соответственно 1 и 1, 4 и 2, 5 и 4, 10 и 10 этих документов (в остальных говорится о механизмах их реализации), настолько разительно, что авторы первого имели полное право обратиться в суд с обвинением в плагиате. Особенно впечатляет почти дословное совпадение статьи 4 ДКБ с основополагающей статьей 5 Вашингтонского договора, где устанавливаются принципы коллективной обороны: в обоих случаях говорится о том, что нападение на одного из членов организации будет рассматриваться как нападение на всех.
Известно, однако, что копия почти всегда оказывается хуже оригинала. Так произошло и в данном случае. Несмотря на практически мгновенно созданный чиновничий аппарат — что-что, а это на постсоветском пространстве всегда осуществляется без задержки, — данная организация стала буквально образцом неэффективности. Еще за два года до кончины ДКБ в одном из серьезных исследований положения дел в военном сотрудничестве стран СНГ было прямо сказано: «Необходимо признать, что система коллективной безопасности государств СНГ… имеет ряд серьезных теоретических изъянов, в связи с чем говорить о ее эффективном функционировании не приходится» (Полис, 1997, № 5, сс.158-69).
Честно говоря, иного ожидать было трудно, поскольку в нее вошли государства со слишком разными интересами, вплоть до Азербайджана и Армении, находившихся фактически в состоянии войны между собой. Участники Североатлантического альянса объединились в свое время на основе общих демократических ценностей с целью защиты от общего врага. В отличие от них «господа ташкентцы» не имели ни того, ни другого.
Кроме того, вполне объяснимое стремление России создать буферные зоны на всех возможных направлениях натолкнулось на их не менее понятные намерения бесплатно получить от нее материально-техническое содействие без внесения ответного адекватного вклада. В итоге общие соглашения пришлось подкреплять — а на деле заменять — двусторонними договоренностями Российской Федерации с каждым из партнеров в отдельности.
В силу того, что ОДКБ была воссоздана после возникновения в мире новой ситуации в результате событий 11 сентября 2001 года, основной упор в ней формально был сделан на борьбу с терроризмом, хотя Александр Лукашенко уже в то время пытался обозначить главное направление этой новой старой организации как противодействие НАТО. Во избежание «становления однополярного мира с диктатурой одной державы» он предложил создать равновесную систему, одним из центров силы которой должна была стать ОДКБ. Однако российский президент, тогда еще проводивший политику сближения с Западом, эту инициативу не поддержал.
С тех пор положение дел в организации кардинально не изменилось, если не считать упомянутое присоединение к ней Узбекистана. По-прежнему не просматриваются общие для всех ее участников угрозы. Как следствие, на рассматриваемом саммите главы государств в очередной раз продемонстрировали совершенно разное понимание целей и задач данной структуры. Если белорусский руководитель считает, что главная задача ОДКБ заключается в том, чтобы «свято сберечь наши западные границы», и утверждает, что «мы готовы к ее выполнению на 120%», то в планы остальных ее участников публичное противостояние с НАТО не входит.
Так, по мнению президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, главная задача ОДКБ совсем другая — «решить, что мы, как военная организация, будем делать с Центральной Азией». «Мы должны реагировать в случае агрессии по отношению к какой-либо стране ОДКБ и в некоторых других случаях тоже. И через месяц наши эксперты скажут нам, что мы будем делать», — заявил он. Как разъяснил министр обороны России Сергей Иванов, в виду имеется не столько защита от внешнего вторжения, признаков которого пока не наблюдается, сколько операция коллективных сил ОДКБ в Афганистане по предотвращению транзита наркотиков. Именно это, а не оборона западных рубежей ОДКБ является сейчас главной функцией данной организации. Эту информацию подтвердили высокопоставленные источники в Администрации президента и в Министерстве обороны России (КоммерсантЪ, 24.06.06).
У Армении свои проблемы. Выступая в Минске, ее президент Роберт Кочарян выразил недоумение по поводу того, что в статье 4 Устава ОДКБ есть ссылка на механизм оказания военной помощи в случае внешней агрессии, однако «нормативно-правовая база этого механизма до сих пор не сформирована». Озабоченность Еревана понятна. Армения — единственный член ОДКБ, де-факто находящийся в состоянии войны с «третьей» страной, Азербайджаном. А из Баку время от времени раздаются сигналы о возможности силового решения конфликта, если дипломатические методы не приведут к решению проблемы Нагорного Карабаха (Время новостей, 26.06.06).
Согласно сообщениям официальных источников, «по предложению российской стороны и Генерального секретаря ОДКБ в ближайшее время представители оборонных ведомств, спецслужб и органов внутренних дел определят рамки и форму сотрудничества в рамках ОДКБ». Получается, что за три года своего существования ОДКБ еще только приблизилась к тому, чтобы определиться в самых принципиальных вопросах, а посему ее едва ли можно считать полноценной организацией безопасности.
Тем не менее, амбиции простираются достаточно далеко. Например, она претендует на равенство с НАТО и очень обижается, что последняя не желает рассматривать ее как полноправного партнера. Как заметил накануне сессии генеральный секретарь ОДКБ Николай Бордюжа, «полтора года назад мы предложили альянсу сотрудничество. Внятного ответа нет до сих пор. Мы понимаем, что это не „технический сбой“. Тем не менее, по его словам, „ОДКБ достаточно развитая организация, имеющая значительные контакты“, причем „приоритетом в них является ООН, но никак не НАТО“.
Однако, судя по всему, наиболее духовно и социально близкой для ОДКБ является Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). «Я глубоко убежден, что ОДКБ и ШОС должны координировать свою деятельность. Сейчас идет согласование протокола о сотрудничестве между двумя организациями. После его подписания совместная работа будет более плотная. Исходя из состава членов обеих организаций, который идентичен на 90%, наше сотрудничество должно быть тесным, плодотворным и конкретным», — отметил Бордюжа (www.strana.ru, 20.06.06).
Действительно, составы обеих структур отличаются только тем, что в ШОС Китай заменяет Беларусь и наоборот. Разумеется, такой размен выглядит чрезвычайно лестным для белорусского руководства, которое не устает восхвалять Поднебесную как будущего мирового лидера и образец для подражания. Однако одновременно он свидетельствует о том, что вся риторика властей о «многовекторности» нашей внешней политики является лишь слабой попыткой скрыть тот факт, что наша страна, будучи единственным из обеих организаций чисто европейским государством, в реальности все больше и больше скатывается в Азию.
Но самое главное, несмотря на все глубокомысленные рассуждения о «неделимости безопасности», — ни у одного из участников ОДКБ нет сомнений, что данная организация держится исключительно на России. Не случайно в ее рамках сформированы три региональных направления: восточноевропейское (Россия-Беларусь), кавказское (Россия-Армения) и центральноазиатское (Россия-Казахстан-Кыргызстан-Таджикистан). При этом, как уже отмечалось, Армения не видит гарантий военной защиты со стороны союзников, кроме России, с которой у нее подписан соответствующий двусторонний договор. Однако к ОДКБ это никакого отношения не имеет.
Точно такое же положение у Беларуси, что подтвердили состоявшиеся сразу после саммита масштабные учения «Союзный щит-2006», в которых принимали участие только белорусская и российская стороны. Имеются весьма серьезные сомнения в том, что с западного направления вообще существует военная угроза, но, как бы там ни было, ясно одно: если нечто подобное вдруг все же возникнет, то никакие армянские или узбекские войска не встанут в Брестской крепости плечом к плечу с нашими. Аналогично, отвечая на вопрос о создании сил быстрого реагирования в центральноазиатском регионе, глава внешнеполитического ведомства Беларуси Сергей Мартынов признался, что «мы пока не планируем принимать участие в непосредственном формировании таких сил, считая, что это — задача государств этого региона» (www.mfa.gov.by, 21.06.06).
Остается надеяться, что эта линия будет официальным Минском выдержана, и наши военнослужащие действительно не окажутся в «горячих точках» где-нибудь на юге, рискуя жизнью ради чуждых интересов. Что же касается ОДКБ, то тем средствам, которые Беларусь тратит на ее содержание, наверняка можно было бы найти лучшее применение.