Этим летом в Санкт-Петербурге не произошло двух ожидаемых событий — концерта «Роллинг Стоунз» и обсуждения «белорусского вопроса» на саммите G8. В связи с этим образовались две категории определенно разочарованных граждан — это последовательные поклонники Мика Джаггера и последовательные противники Александра Лукашенко, заинтересованные в том, чтобы упомянутый вопрос был внесен в повестку и надлежащим образом обсужден. К этому стремилась не только «официальная» оппозиция, но и неформальные группы, попытавшиеся организовать в Питере несколько пикетов (довольно грубо разогнанных).

Судя по тому, как власти торопились с вынесением приговора Александру Козулину (непосредственно к саммиту), они были заинтересованы примерно в том же самом — в привлечении внимания к «белорусскому вопросу», в том, чтобы в ходе крупных международных переговоров Россия окончательно и бесповоротно приняла на себя роль адвоката Беларуси. Если такая заинтересованность действительно имеется, то ей сопутствует определенная логика: если ранее официальный Минск особенно не стремился к тому, чтобы «светиться» на политических форумах, то сегодня подобный образ действий нельзя назвать адекватным. Суть в том, что санкции — это не порицания, а в настоящий момент нарисовалась серьезная возможность нарастания «вала санкций». Бюрократические структуры Запада постепенно раскачались и переходят от точечных (или «персональных») санкций к санкциям системного характера. И если пять лет назад по поводу санкций у нас дома отзывались с усмешкой, то сегодня даже некоторые противники власти начинают задумываться о невеселых перспективах, когда новому правительству — случись, оно в какой-то момент будет сформировано — придется активно хлопотать по поводу отмены различного рода лимитов и ограничений: бюрократия — она и в Европе бюрократия. Сегодня, к примеру, существует реальная угроза исключения Беларуси из общеевропейской системы преференций.

Отсюда — смутное предвкушение переговоров. О них — точнее, по поводу их возможности и необходимости — говорили не только независимые комментаторы, но и официальные лица ЕС. Минск, впрочем, действует в рамках старых наработок в духе известных медиа-заклинаний и официальных нот, причем сложно сказать, какие из этих последних не являются просто шифром к телекартинке и действительно доходят до адресата. Недавно белорусский МИД выпустил воззвание, в котором напомнил Европе о европейских корнях Беларуси, ее демократических традициях, Статуте ВКЛ и пр. Всё это можно назвать преамбулой к переговорам «по Беларуси».

Существует мнение, что сам переговорный процесс уже als ob (как бы) идет. В более точном смысле, начата работа по созданию условий для переговорного процесса, в частности по формированию некоторых каналов коммуникации, которые в настоящий момент отсутствуют. Так, 6 июля в рамках Парламентской ассамблеи ОБСЕ было проведено заседание «круглого стола» по Беларуси. С белорусской стороны в нем приняли участие Сергей Калякин и Анатолий Лебедько — от оппозиции, официальная делегация во главе с вице-спикером Сергеем Заболотцем — от власти. Стороны подошли к делу с пониманием: Коноплёва и Милинкевича на мероприятии замечено не было. При этом всё развивалось по известной схеме: официальная делегация оправдала все действия режима во время и после избирательной кампании, включая арест А. Козулина, делегация демократических сил подчеркнула, что официальный Минск не только не соблюдает «четыре условия», которые выдвинула ОБСЕ, но и содействует ухудшению ситуации по всем названным позициям.

Впрочем, одно ключевое обещание прозвучало: С. Заболотец заявил, что белорусские парламентарии готовы вести диалог с представителями демократических сил в Минске. Сергей Калякин в свою очередь заявил, что оппозиция готова пойти на диалог с депутатами Национального собрания, оговорившись, впрочем, что не верит в возможность такого диалога.

Руководитель специальной группы по делам Беларуси ПА ОБСЕ Ута Цапф сделала следующее резюме: «Обе стороны, как представители оппозиции, так и депутаты Национального собрания, отметили, что они хотят вести диалог, продолжать участвовать в таких семинарах. То, что в дискуссии участвовали две стороны, определенно является шагом вперед. Произошло переосмысление ситуации. Мы все стремимся к диалогу».

Итак, первый шаг сделан: прозвучали заявления о возможности переговорного процесса между режимом и оппозицией при посредничестве европейских институтов. Предварительно определен и формат участия: парламент — со стороны режима, партийная коалиция — со стороны оппозиции, ПА ОБСЕ — со стороны Европы. Остались непроясненными все прочие основополагающие вопросы: а) собственно предмет переговоров; б) возможные уступки сторон; в) механизм обеспечения контроля над исполнением обязательств и т. д., включая вопрос перспектив подобных переговоров. Все эти вопросы являются взаимосвязанными.

Прежде всего обращает на себя внимание то обстоятельство, что все три участника «предпереговоров» в строгом смысле — хоть и по-разному — не вполне являются политическими субъектами. Если говорить о ПА ОБСЕ, то ее решения носят рекомендательный характер, но главное то, что членство Беларуси в этой организации приостановлено до исполнения известных «четырех условий» (напомним, что речь идет о: 1) освобождении политзаключенных; 2) свободе СМИ; 3) расследовании исчезновений белорусских политиков; 4) реформе избирательного законодательства). Белорусский парламент, равно как и партийная оппозиция, в силу довольно специфичного положения в белорусской политике также являются недостаточно «субъектными» субъектами. В последнем, например, случае остается открытым вопрос участия: почему именно эти, а не иные силы должны представлять гражданское общество как таковое? Таким образом, названные участники диалога могут функционировать не столько в качестве «сторон», сколько в качестве своего рода переговорных операторов, не располагающих возможностью брать на себя обязательства, равно как и исполнять их.

Очевидно, что предметом переговоров в таком формате могут быть только «четыре условия» (обязательства по которым не выполняются уже много лет). И хотя чаще всего говорят о переговорах между «властью и оппозицией», в действительности речь идет о переговорах между Европой (или Западом) и Беларусью как коллективными субъектами, с участием различных структур и человеческих групп. Соответственно, перечень возможных минимальных уступок со стороны режима может выглядеть примерно следующим образом: амнистия А. Козулина как полномочного представителя политзаключенных; возможность для оставшихся в живых независимых газет сотрудничать с госмонополистами в сфере распространения; еще одно возобновление расследования дела об исчезнувших; предоставление возможности выдвигаться в парламент по партийным спискам (при предварительной зачистке партийного сектора). Если смотреть на вещи реалистично, то ясно, что ничего большего нынешний белорусский режим выполнить не в состоянии. Как может (или должен) ответить в такой ситуации ЕС? Адекватно. Отменить визовые ограничение для ряда лиц (или для одного из них), предоставив маховику санкций свободу вращения в инерционном режиме.

Несколько слов по поводу механизма обеспечения контроля над выполнением обязательств. Все наиболее авторитетные политические писатели говорят о том, что переговоры с авторитарными режимами бесперспективны: если авторитарные лидеры идут на уступки, то исключительно с целью добиться тактических преимуществ. При этом, как правило, всякие уступки имеют своим завершением репрессии, превосходящие по силе и масштабу прежние. Не следует далеко ходить за примерами, чтобы убедиться, что режим Александра Лукашенко ни перед кем никогда не выполнял своих обязательств. Сказанное позволяет пролить свет также на перспективы переговоров с участием России. Вовлечение России существенным образом ничего ни меняет.

Между тем идея переговоров (именно в названном формате) поддерживается ОГП и ПКБ. По известной причине: диалог, участники которого представляют официально зарегистрированные политические и общественные структуры, повышают статус партийных лидеров и дают «старой оппозиции» определенные — опять же тактические — преимущества в сравнении с А. Милинкевичем. Следует также сказать о том, что специализация названных партийных структур преимущественно сосредоточена в сфере «дипломатии», посему их интересует не столько организация широкого гражданского сопротивления (т.е. формирование сильной переговорной позиции), сколько переговоры как переговоры. Как процесс.

Можно заметить, что и в другом общественном секторе — профсоюзах — прозвучала заявка на организацию диалога. В письме, адресованном председателю Белорусского конгресса демократических профсоюзов (БКДП) Александру Ярошуку, Леонид Козик пригласил представителей Конгресса принять участие в подготовке и проведении Национального совета по трудовым и социальным вопросам (хотя до сих пор нет документа, который бы официально подтверждал, что БКДП восстановлен в совете) и, в частности, присоединиться к работе ФПБ по улучшению практики применения контрактной формы найма. Александр Ярошук выразил согласие. Следует сказать, однако, что в не меньшей степени, чем персональные санкции в отношении руководителей государства, режим обеспокоен возможностью исключения Беларуси из системы общеевропейских тарифных преференций из-за нарушения обязательств перед МОТ.

Всё вышесказанное не означает, что переговоры, диалог как таковой не должны вестись, однако сложно не заметить, что время для подобных переговоров не пришло. Оно придет в тот момент, когда обе стороны, и Александр Лукашенко в частности, проявят вполне определенную заинтересованность в переговорах. Однако в тот момент их вести, возможно, будет уже поздно, поскольку изменится соотношение сил. В том и состоит специфика переговорного процесса.