Активно конструируемое российскими масс-медиа «единство воодушевлённых» на фоне «гибридной» войны с Украиной зиждется на зыбком идейном основании в силу разнородности и противоречивости базовых идеологем. Противоречивость «национального вопроса» в РФ отражается в поле практической политики: с одной стороны подъем «национального самосознания» требует новых побед и завоеваний и не позволяет Путину оставить Украину, с другой — базовый советский интернационализм не позволяет Украину прямо завоевать. Отсюда и двойственность стратегии Путина в Украине: ни мира, ни войны.

Одна из этих идеологических установок опирается на образы и ценности советского прошлого. О влиятельности советских установок красноречиво свидетельствует уровень поддержки КПРФ на выборах президента: на протяжении вот уже 20 лет после распада СССР неизменным соперником кандидата от действующей власти был и остаётся коммунист Геннадий Зюганов. На выборах самого разного уровня (от региональных до президентских) от 17 до 25% электората РФ стабильно голосует за коммунистическую партию. Однако социальный портрет носителей советской идеологии и степень релевантности советских ценностей общественным умонастроениям современной России свидетельствует о её невысокой жизнеспособности уже в ближайшем будущем. Приверженцы советских ценностей — это преимущественно возрастные мужчины и женщины (после 60 лет), имеющие среднее или среднее специальное образование, зарабатывающие от 5 до 12 тыс. российских рублей в месяц (150-350 EUR) и проживающие в крупных и индустриально развитых городах России [1]. Если учесть, что средняя продолжительность жизни в РФ по состоянию на 2013 г. составила 66 лет (59 для мужчин и 73 для женщин), то становится понятно, что несмотря на всю представительность и репрезентативность, эта идеология в буквальном смысле слова вымирающая. [2]

Более молодое поколение солидаризуется со старшим вокруг весьма ограниченного набора символов и ценностей (преимущественно связанных со Второй мировой войной), содержание которых с каждым годом приобретает всё более ритуальный, спекулятивный и сугубо медийный характер. Это становится очевидно, если мы оценим степень востребованности в современном российском обществе базовых советских ценностей, сформулированных в «Моральном кодексе строителей коммунизма» (1961). Из 12 «моральных заповедей» граждан СССР актуальной современности (с некоторыми оговорками) можно назвать только одну: «взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей». Ни «преданность делу коммунизма», ни «добросовестный труд на благо общества», ни «высокое сознание общественного долга», ни «забота каждого о сохранении и преумножении общественного достояния», ни «коллективизм и товарищеская взаимопомощь» уже не признаются (причём не только для молодого поколения, но и для людей среднего возраста).

Но самыми неадекватными современной постсоветской ситуации являются интернациональные ценности, которые составляют смысловое ядро Кодекса: «дружба и братство всех народов СССР» и «братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами». За истекшие 20 лет с тремя из 15 советских республик (Молдавия, Грузия и Украина) РФ вела войны (открытые или т. н. «гибридные»), 3 бывшие республики (Литва, Латвия и Эстония) считаются врагами России, 4 центральноазиатские страны (Туркменистан, Узбекистан, Таджикистан и Киргизстан) признавались недружественными. Относительно дружественными сохраняются отношения РФ с Азербайджаном и Арменией. Относительно верными друзьями и партнёрами РФ считаются только две бывшие советские республики: Беларусь и Казахстан [3]. Эти умонастроения в обществе РФ красноречиво свидетельствуют о полной девальвации базовых интернациональных ценностей СССР. Девальвация интернационализма усиливается славянофильским идеологическим дискурсом, который становится всё более популярным среди широкой общественности благодаря массированной пропаганде в российских масс-медиа.

Набирающий силу славянофильский идеологический дискурс, опирающийся на этно-национальную и узко конфессиональную идентичность, свидетельствует о доминировании интровертных установок, тенденции сосредоточения на «своём», «исключительном», нарочито этническом, национальном и православном пути развития, что вступает в противоречие с по сути своей интернациональным советским наследием. Такая сосредоточенность на «своём» является индикатором проблемной идентичности, сопротивляемости к центробежным тенденциям и слабой государственности.

Популистские политические идеологемы национализма довольно легко сращиваются с православием благодаря двум ключевым факторам: политизации православия и росту числа людей, называющих себя православными. По данным «Левада-Центра», за последние 25 лет доля людей, заявляющих о своем православии возросла в 5 раз: с 16% в 1988 г. до 77% в 2014 г. При этом доля тех, кто соблюдает требуемые каноны осталась неизменной (4-7%), а около 40% верующих сомневаются в фундаментальных догматах христианства: существовании Бога, Страшного суда и возможности спасения души [4]. Количественный рост верующих связан с вакуумом ценностей постсоветского общества, которое находит в религиозности свою экзистенциальную компенсацию. Низкий же уровень религиозного сознания верующих обусловлен дефицитом институтов подготовки священников высшей квалификации. Малообразованные священники и экзальтированная масса непросвещённых верующих — благодатная почва для укоренения национальной «русской идеи», эклектично интегрирующей архаичную идеологию славянофилов и политизированное евразийство.

Благодаря усилиям А. Г. Дугина, его влиятельным единомышленникам (писатель, публицист и политик Проханов А., журналист Первого канала Леонтьев М., Председатель Исламского комитета России Г. Джемаль и др.) и штатным кремлёвским идеологам (помощник Президента РФ А. Сурков, сотрудник Администрации Президента РФ И. Демидов) евразийство было трансформировано в политическую доктрину и новую идеологическую платформу. Лежащий в её основании антагонизм цивилизации Моря (Британская империя, США) и цивилизации Суши (Россия, Китай) воспроизвел на «новом уровне» антагонизм советского наследия (грабительский капитализм Запада vs бессребничество и социальная справедливость соцлагеря).

Однако, в силу доминирования подчёркнуто национальной и узко конфессиональной составляющей («защита русского, православного мира») агрессивный антагонистический потенциал не в состоянии реализоваться не только в глобальных, но даже в региональных масштабах. События в Украине и очень скромный результат 20-летних интеграционных усилий России — яркое тому свидетельство. Если в случае с советским наследием социальный антагонизм не имеет национальности, а в классическом евразийстве национальное отходит на второй план перед географическим расположением и цивилизационным самоопределением, то в неоевразийстве А. Дугина национальная составляющая нарочито выпячена на первый план: сверхзадача русской нации как «богоносного народа» — безграничное расширение «жизненного пространства» русских (общепланетарная экспансия) и глобальное утверждение эсхатологического русского мировоззрения как «последнего слова в земной истории». Такая расстановка акцентов, несмотря на все попытки представителей власти РФ заверить мировую общественность в защите многополярного мира, больше похожа на воинствующий национализм и потому малопривлекательна для представителей других наций и народов даже если они солидарны с РФ в неприятии западных ценностей, ненависти к США и её союзникам.

Таким образом, популярный в российских масс-медиа этно-национальный дискурс («защитим русский православный мир во всём мире») отталкивает потенциальных союзников, формируя устойчиво негативный имидж Российской Федерации («страна-агрессор, имеющая глобальные имперские амбиции, но преследующая свои сугубо национальные и узко конфессиональные интересы»). Некоторые российские эксперты полагают: чтобы найти более надёжное основание для построения устойчивой политической и идеологической доктрины властям РФ необходимо оказаться от этно-национализма в пользу более нейтральных, интернационально релевантных ценностей. Проблема, однако, заключается в том, что общественный энтузиазм, подпитывающий рейтинг В. Путина, вырастает из подогретых конфликтом с Украиной национальных чувств россиян, стремительно отмежёвывающихся от более широкой — славянской — общности и тем самым сужающих горизонты инклюзивной национальной самоидентификации до экслюзивного, исключительно русского национализма.

См. также Лаврухин А. Элементы новой российской идеологии


[1] 9 графиков: кто голосует за «Единую Россию», коммунистов и ЛДПР?

[2] Средняя продолжительность жизни в России и странах мира в 2013 году.

[3] Внешнеполитические враги и друзья России.

[4] Гудков Л. Имморализм постсоветского общества и европейские ценности.