В Беларуси — для стороннего взгляда — происходит некий парадокс. Оппозиция, казалось бы, терпит поражение за поражением — но при этом только растет, причем более чем высокими темпами. Власть, казалось бы, одерживает победу за победой, но раз за разом эта победа становится пирровой, и каждый раз — со все более тяжелыми последствиями. Нарастает растерянность и непонимание у многочисленных российских фанов АГЛ — их «икона» все меньше похожа на сосуд благодати. В недоумении находится и российское руководство — и корректировка информационной политики тому показатель, — ведь оно «вписывалось» в поддержку пусть авторитарного, но вполне любимого народом режима. Сейчас же все находятся в ожидании информации об итоговой степени брутальности последствий разгона мирной демонстрации, поскольку, как ни странно это звучит, ответственность за кровь, если имели место летальные исходы, российская власть делить вовсе не собирается. В этом плане, опять же, как ни странно, маркером является и статья в МК, в этот раз озвучившая — или совпавшая — основное направление мысли в российских верхах.

У всех возникает вполне понятный вопрос: чем и как может быть оправдана та степень применения реальной силы в отношении мирных демонстрантов, которая имела место быть? Чем и как может быть оправдано остервенение СОБРа, по-другому не скажешь, с наслаждением избивавшим свой собственный народ? Разгоны демонстраций во Франции, конечно, тут не могут служить ни аргументом, ни оправданием: одна и та же вещь, оправданная в условиях французских реалий, не может быть механически перенесена в другую реальность. Любят еще для примера и российский Белый Дом 93-го года в пример приводить: дескать, там вообще танки были! Смешно. Вряд ли самые рьяные «защитники» наберутся цинизма утверждать, что танки являются нормальным инструментом посредничества между властью и обществом. Не говоря уже о том, что противостояние одной вооруженной группы другой и применение хорошо вооруженной силы против мирной демонстрации — совершенно разные моральные измерения. И если бы белорусская власть на самом деле, на «голубом глазу», полагала бы такой разгон нормальным — в жизни не появились бы «странные» репортажи об ОМОНовцах, «избитых демонстрантами», и такие вот, находящиеся явно за пределами добра и зла, шедевры СБ.

Итак, возвращаясь к истокам. Что так нервирует власть, что напрочь выбивает ее из колеи, и она совершает ошибку за ошибкой? С одной стороны, страна поставлена на грань евросанкций, причем — экономических, которые все процветание могут свести на нет месяца за два. С другой — Россия начинает уже всерьез думать, как дистанцироваться «от всего этого», дав команду российским телеканалам выражать именно нейтральную и взвешенную позицию по отношению к нынешним белорусским событиям, а не что бы то ни было иное. Внутри страны практически на пустом месте (если исходить из уровня всенародной поддержки в 82,5%) меньше чем через неделю после выборов самой властью инициирован вотум доверия самой себе, поскольку жить в Беларуси и не определиться по поводу событий 25-го, принимаешь ли ты критерии лояльности, сформулированные подразделением Павличенко, или нет, уже невозможно. Драматичность накала общей ситуации, равно как и сущностность этих вопросов для власти, становится совсем очевидной, если обратить внимание на исчезновение президента с глаз широкой публики, которое, судя по внезапно перенесенной на неопределенный срок инаугурации, имеет вовсе не технический характер.

Дело тут, кажется, в критичном несоответствии реальности изначальных посылок, на основании которых о реальности власть пытается судить. Пришла пора поговорить о механизмах высокой социальной динамики в Беларуси.

Несколько вводных аксиом. Любой социальный организм самоогранизуется двумя и только двумя возможными способами — в иерархию и в сеть. Более того, эти два способа не существуют один без другого и, так или иначе, взаимно перетекают друг в друга; так, целью существования сети является превращение в иерархию (или порождение иерархий), хотя бы эта цель была бы сколь угодно удалена во времени.

И сеть, и иерархия являются способом распределения капитала среди своих участников. Только вот «капитал» распределяется вовсе не только в своей наиболее простой экономической форме, но и в более сложных, надстроенных цивилизацией формах. В частности, в форме капитала культуры, капитала знания, то есть всего того, что является капиталом престижа. В нормальном обществе существует и система конвертации одного капитала в другой — капитал знания или капитал культуры в нормальной ситуации должен выливаться и в социальный статус, и в соответственный экономический результат.

На сегодня в Беларуси существует катастрофическая недооцененность капитала культуры и капитала знания. Они не востребованы системой, не нужны ей и в классическом виде являются «излишними». Люди получают образование, которое никоим образом не будет — в рамках нынешней системы — сказываться на их социальных результатах, карьерных перспективах и т. д. и т. п. Карьерная же перспектива возможна по совершенно иным, лишь частично зависящим от человека основаниям — по критерию лояльности и по критерию родственной принадлежности. И в этом плане дискуссии в связи с белорусскими событиями о свободе как ценности упускают этот крайне весомый фактор, на самом деле весьма плохо заметный извне: «свободой» в белорусском случае является не абстракция, а, говоря научным языком, борьба за достойную оценку тех капиталов знания и культуры, которые на сегодня напрочь выведены из социально-экономического оборота Беларуси. То есть можно говорить о вполне понятном «рыночном», если употребить такую метафору, поведении участников протеста, которое в этом ракурсе абсолютно рационально. И, кстати, более чем морально мотивировано.

Власть на самом деле не умеет управлять сложной системой — поскольку система с участием и капитала экономического, и капитала культурного, и капитала научного по определению сложна. Да, система была радикально упрощена в своей структуре в 94-96 годах, упрощена под то, чем умели управлять. Да, это не было ни разу «естественным» ходом событий, и в 96-м, когда произошел слом интеллектуального класса, просто началась массовая миграция и на Запад, и на Восток. Сейчас же выросло целое новое поколение — к счастью, система приличного образования не развалилась. Поколение, избавленное пока от груза взаимных противоречий и поставленное перед радикальной необходимостью сохранить свое интеллектуальное качество. Выбор жизненный, а потому принципиальный: в полной мере гамлетовская острота «быть или не быть».

Такая сеть изначально имеет огромное моральное преимущество перед властью. И в этом ключ к пониманию прогрессирующих поражений власти: каждый раз, в каждом столкновении власть оказывается на противоположном полюсе морали. Участники иерархии власти умеют и могут оперировать лишь капиталом экономическим и «кнутом» как средством минимизации выплат. Это — непрочная конструкция, поскольку ее участники теряют лояльность к системе практически сразу при нарастании давления извне, которое не сопровождается немедленной экономической компенсацией, либо просто при минимизации выплат — иных мотивов лояльности нет. Протестная же сеть, выстроенная на распределении капитала культуры и капитала знания, напротив, от давления на нее только растет, поскольку давлением лишь повышается ценность того капитала культуры и знания, которые распределяет сеть. Денег тут нет, да они и не нужны в качестве «движка» — тут речь идет о других измерениях и других, высоких ценностях. Которые на сегодня участники сети совершенно не готовы оценивать экономически, при этом демонстрируя, опять же, вменяемое и рациональное поведение: нерациональной как раз была бы попытка «зафиксировать прибыль» в тот период, когда ценность активов динамично и в геометрической прогрессии растет. Напротив, сети, которые выстраивает власть, без материального фактора существовать не могут. В качестве ярчайшей иллюстрации — известное интервью с участницей пикета у посольства Франции, 27 марта 2006 г., которое, для полноты ощущений, можно и послушать. Из серии «найдите хоть одну тут ценность».

Непонимание природы вещей российскими фанами Лукашенко в этом плане фатально и может сослужить в перспективе плохую службу России в плане ее долгосрочных отношений с Беларусью. Да, в целом понятно, что мнение ряда маргиналов не является — и не будет являться — мнением народа России в целом. Но вот выход их на другой полюс морали, если даже не за ее пределы, причем в степени, заметно превышающей соответственную степень выхода самой власти, — не что иное, как выход за пределы человечности. Не знаю, почему так. Может быть, и в самом деле «эффект плебса», способного переживать только простые эмоции, невосприимчивого к нюансам. Может — «прошитые» разные системы ценностей: в конце концов, «достоинство» в русском (спасибо купеческой Москве) восходит к понятию «достаток», т. е. благородство духа предполагается в первую очередь фактом наличия имущества. В белорусском же «достоинство» звучит как «годнасць», т. е. «пригодность». Как изначальная пригодность к тому, чтобы быть членом общества. Может — и вполне ситуативные факторы. Но как-то не хочется углубляться в анализ душонки тех, кто готов плясать и на крови. Остается только отметить, что, к счастью, и близко монополии на «русскость» у данных маргиналов нет, и это уже повод для ограниченного оптимизма.

Что будет дальше? А дальше все будет вполне предсказуемо и в полном соответствии с законами социальной динамики. На площади Калиновского и на Дне Воли произошло главное — осознание протестной сетью себя как субъекта. Возникли базовые требования элементарного, которым жестко себя противопоставила власть. Сейчас сеть будет расширяться, и расширяться весьма динамично: кампания откровенно наглого вранья в стиле БТ, возможно, и была бы эффективной в условиях большего количества населения и большей территории. Но в условиях относительно компактной Беларуси она изначально обречена на провал. Слишком плотные социальные сети, по которым передается информация, «как оно было на самом деле». Да и противоестественно родителям, слишком хорошо знающим своих детей, поверить в наглую и оскорбительную клевету о «наркомании» и «пьянстве». Эффект будет противоположным — единственным результатом будет делегитимация власти в глазах тех, кто вовсе не собирался оспаривать ее правоту.

Процессы осмысления обычно занимают три недели — примерно столько требуется человеку, чтобы под влиянием информации и фактов переосмыслить свое мировосприятие и сгенерировать новую, адекватную систему координат. А таких стимулов, по которым надо определиться, повторюсь, как минимум два: это, во-первых, ультиматум, довольно цинично предъявленный обществу Павличенко, а во-вторых, это свершившееся самоосознание сети себя как единого субъекта.