Деньги для PR

Можно понять А. Лукашенко, который решил несколько умерить предреферендумный агитационный пыл государственных СМИ. Деньги — лучший агитатор. А они у него появились.

Так, валовый объем чистой прибыли в основных отраслях экономики по сравнению с аналогичным периодом прошлого года вырос в два с лишним раза. Соответственно, хоть и при уменьшении удельного веса в структуре затрат, увеличились расходы на оплату труда, отчисления на социальные нужды. Увеличилась рентабельность, сократилось число убыточных предприятий.

В сельском хозяйстве, например, преодолен отрицательный уровень рентабельности, а число убыточных хозяйств сократилось с 53% на начало года до 26,7% на начало августа. К слову, это гораздо меньше, чем в промышленности — 41,5%.

Пополнению счетов предприятий поспособствовала и «монетаризация» оплаченной выручки, в результате чего существенно возросла доля денежных расчетов в ее структуре.

Разумеется, основные финансовые проблемы предприятий, связанные со взаимными регулярно нарушаемыми долговыми обязательствами партнеров, далеки от решения, и вполне возможно, что они так и не будут решены, поскольку экономика находится в разогретом благоприятной конъюнктурой состоянии. Но именно по этой причине появились деньги на PR.

Можно пустить пыль в глаза

Впрочем, никогда не бывает так, чтобы одна сторона была носителем абсолютной истины, а вторая — абсолютно заблуждалась. Очевидно, что белорусская экономическая модель, созданная по инициативе Лукашенко для теоретического обоснования его политики, функционирует и даже демонстрирует тенденции роста. Почему? Для ответа на этот вопрос следует принять в качестве аксиомы: всякая функционирующая социально-экономическая модель есть результат общественного согласия, обозначенный известными рамками компромисса разнонаправленных интересов. В этой связи вспоминается один из пассажей раннего Лукашенко, который в 1995 г., выступая на одном из первых своих агросовещаний, в ответ на жалобы председателей на материальные трудности бросил в сердцах: «У вас денег нет? Так подите и возьмите их в банках. И пусть посмеют отказать!»

Банки, хоть они в Беларуси и коммерческие, отказать не посмели и деньги колхозам дали. Хотя и на невыгодных для себя условиях, но возврата кредитов не дождались. Вместо оплаты им предложили взять колхозы со всем добром и народом, раскрутить это дело — и прибыль забрать себе. Банки от такого предложения, ввиду полной ясности его результатов, постарались отказаться.

С тех пор так и повелось: банки выдают кредиты, хозяйства не спешат их отдавать, поскольку собственных средств не имеют. По состоянию на 1 августа текущего года просроченная задолженность сельскохозяйственных организаций по кредитам банков составила 62,5 млрд. рублей, увеличившись по сравнению с августом 2003 г. более чем в 1,5 раза. Впрочем, сумма эта незначительна даже для нашей маломасштабной экономики. Сумма общей просроченной кредиторской задолженности сельхозорганизаций превысила 1 трлн. рублей, а «злостными неплательщиками» оказались 88% из общего числа. И это при том, что валовый объем произведенной ими продукции, по оценкам, составляет около 3,5 трлн. рублей.

Кому задолжали? Около ¾ просроченной, подчеркнем, задолженности — это долги перед поставщиками (техники, удобрений, энергоресурсов и т. д.), а остальное, 240 млрд. рублей, — задолженность по налогам и сборам, отчисления в фонд социальной защиты. То есть деревня, населенная в основном пенсионерами, на своих пенсионеров не зарабатывает. Для ясности добавим, что, по заявлению А. Лукашенко, сделанному на Дожинках в Волковыске, в текущем году агросектор получил из всех источников финансирования 2 трлн. рублей. Таким образом, эффективность сельскохозяйственных организаций стремится к нулю, поскольку суммы полученных ими средств и накопленных долгом практически совпадают.

То есть сельское хозяйство функционирует исключительно благодаря перераспределению бюджетных ресурсов, которые в казну попадают от пока еще прибыльных предприятий. И если состояние отрасли оценивать не в физических объемах валового производства, а экономически — в категориях затрат и цен, прибыли, — то ситуацию следует оценить как целиком застойную, лишенную экономического смысла.

Марксизм с отрицательным знаком

Понятно, что при любой иной «модели» колхозами и совхозами давно бы занялись суды или опекунские советы, подыскивая для них новых собственников (инвесторов), согласных купить их имущество и долги. У нас это невозможно, и у нас поэтому — воплощенный марксизм, но с отрицательным знаком. Дело в том, что государство, поставившее целью сохранение всех «крупнотоварных хозяйств», вынужденно оказывает помощь всем. Поэтому крупная сумма в целом для каждого отдельного получателя оказывается незначительной для радикального решения его задач. Прямые поступления, налоговые и иные льготы должны обеспечивать им выживание, то есть некий среднеотраслевой уровень рентабельности, дабы они получали некую, достаточно условную прибыль. В прошлом году эта задача не была решена — отрасль в целом оказалась нерентабельной; в нынешнем году в основном за счет повышения закупочных цен на сельхозпродукцию (при росте объемов производства на 10% в январе–июле текущего года по сравнению с январем-июлем прошлого года выручка сельхозпредприятий возросла на 47% при росте потребительских цен на 20,3%) средняя рентабельность составила 7,6%.

Забавно, но именно тенденцией средней нормы прибыли к понижению в результате конкурентной борьбы Маркс объяснял неизбежную гибель капитализма. Оказалось, что он серьезно заблуждался, но, как видим, его утопия осуществилась в Беларуси, где роль «слепых рыночных сил» взяло на себя государство. Государство разработало и осуществляет множество программ для реанимации собственного производителя.

Например, программа развития отечественного пивоварения. Как и иные прочие, данная программа имеет комплексный характер. Во-первых, за счет повышения таможенных барьеров в Беларусь ограничен ввоз пенного напитка из-за рубежа, прежде всего из России. Благодаря этому белорусским пивоварам обеспечено почти полное отсутствие конкуренции и практически поголовный охват пивопьющего населения. Во-вторых, в пивную нишу обеспечен доступ нашим производителям пивоваренного ячменя. И все бы хорошо, но в начале года цена 1 тонны ячменя для пивоваренных заводов была определена в 120-130 долларов, а приходится покупать за 160 и выше. А население хоть и пьет белорусское, но сетует на его низкое качество. А пивзаводы не имеют возможности «облагородить» питье, ибо не могут приобретать качественное сырье за рубежом.

К слову, комплексное программирование экономического развития имеет глубокие корни в советском прошлом, что отчасти объясняет популярность планово-прогнозных показателей сейчас. Кроме того, каждая такая программа, доведенная до высокого уровня и утвержденная там, дает приоритетный доступ к ресурсам. Причем, программы, как правило, долгосрочные, но деньги дают сейчас, а за результаты отвечать, может быть, и не придется. Короче, там, где есть Госпиво, там есть и Главсусло. Добавим: и отсутствие конкуренции и застой.

Впрочем, финансовое положение других отраслей не намного лучше, чем в сельском хозяйстве. Ситуацию, в которой они пребывают, можно считать классическим кризисом неплатежей. В частности, в промышленности просроченная кредиторская задолженность достигла 2 трлн. рублей, в том числе бюджету и пенсионному фонду 400 млрд. рублей.

Принципиально не решаемой является проблема задолженности за топливно-энергетические ресурсы — 1,4 трлн. рублей, из которых на внутренние (между белорусскими потребителями и поставщиками) расчеты приходится 97% (33% — за природный газ, 53% — за электроэнергию). Таким образом, налицо очевидный парадокс: прибыли предприятий растут параллельно с ростом долгов. Причем вопреки стратегической парадигме любой переходной экономики, ориентированной на повышение эффективности путем удаления из экономического пространства предприятий-аутсайдеров, неспособных толково использовать ограниченные ресурсы, эти ресурсы уходят в буквальном смысле в песок.

Непунктуальные во взаиморасчетах между собой, белорусские предприятия не отличаются финансовой корректностью в отношениях со своими зарубежными партнерами. Внешняя просроченная кредиторская задолженность на 1 августа 2004 г. превысила внешнюю просроченную дебиторскую задолженность на 445,8 млрд. BYR, или в 2,8 раза. То есть на просроченных долговых обязательствах белорусским предприятиям приходится почти 3 рубля и просроченных долгов своим партнерам. Как и в иных сферах, львиная доля «финансовых заморочек» приходится на СНГ и Россию. Белорусские предприятия задолжали российским партнерам 304 млрд. рублей, те нашим — 131 млрд. рублей.

Впрочем, изобретенная в начале 90-х гг. партнерами по СНГ уловка (получить товар, но с оплатой «задержаться») действует до сих пор и применяется не только белорусским предприятиями. Например, не хотят платить долги белорусским партнерам предприятия Грузии, Казахстана, Таджикистана, Туркмении, Узбекистана и Украины, а белорусы не спешат рассчитаться с Азербайджаном, Арменией, Кыргызстаном, Молдовой и, как отмечалось, с Россией.

Что в перспективе? По мнению известного экономиста Валерия Дашкевича, нереформированная белорусская экономика может сколько угодно наращивать сегодня объемы производства, используя удачную конъюнктуру на российском рынке, но она не может быть конкурентоспособной в перспективе ни по качеству (необходимы новые современные технологии), ни по цене (рост производительности ограничен техническими возможностями, а фактор дешевой рабочей силы противоречит социальной политике). Как следствие, неэффективный госсектор не сможет обеспечить ни собственное развитие, ни содержание бюджетной сферы на приличном уровне — и стране придется искать внешних инвесторов.

Но в будущее предпочитают не заглядывать, ставя перед производством задачу удвоить и утроить объемы производства. И надо отметить, большинство предприятий имеет такие возможности. МТЗ, например, в этом году выпустит около 37 тысяч машин. А ведь в лучшие годы объем превышал 100 тысяч. На тех же площадях и оборудовании.

Возможности есть. Но не для роста, а для очередного PR.