Тоталитарная личность.
Философский анализ социального феномена

Философский анализ социального феномена тоталитарной личности должен предполагать, по мысли автора, следующие аспекты:

I. Анализ «внешней» специфики массового воспроизводства данного общественного типа.

II. Осмысление ее поведенческих и мировоззренческих ценностных предпочтений (как стихийных, так и инициируемых Властью).

III. Установление главных механизмов ее тиражирования (в аспекте осмысленного содействия этому процессу со стороны Власти) и самовоспроизводства (в аспекте стремления тоталитарной личности к безоговорочному доминированию в обществе).

IV. Выявление осуществимых сценариев вытеснения тоталитарной личности как определенного общественного типа на периферию социальной активности и последующей ее численной минимизации.

Философско-социологический анализ феномена «тоталитарной личности» осуществлялся в отечественной и зарубежной специальной литературе неоднократно, но вне упоминания соответствующего — принципиально важного — термина. По убеждению автора данного материала, проблематика «авторитарной личности» (М. Хоркхаймер и Т. Адорно), принципиальных оснований демократии и «открытого общества» (К. Поппер и Дж. Сорос), «функциональной» «грамотности / неграмотности / безграмотности» (В. Мацкевич и С. Мацкевич) и др. могут правомерно рассматриваться в качестве философско-социологической пропедевтики к этой теме. (Признавая, естественно, самодостаточную ценность подобных исследований самих по себе.)

I. К внешним условиям социального тиражирования тоталитарной личности правомерно отнести следующие:

1. Искусственный, массовый характер ее общественного «производства» в условиях «реального коммунизма» советского образца, формирование институтов и механизмов социализации, а также каналов вертикальной социальной мобильности соответствующим образом.

Создание монополизированной государством, моноидеологичной системы социально-гуманитарного воспитания людей (при тотальном запрете свободы слова, прессы и дискуссий) было осознанной политикой Власти. Курс на это был обозначен в работах идеолога большевизма Н. Бухарина (идея «переплавки» в «тигеле» революции населения России в «новый человеческий материал») и осуществлен в полном объеме И. Сталиным в русле его программ государственного и партийного строительства. Проект создания «нового человека» и «новой интернациональной общности» советского народа являлся одной из задач «коммунистического строительства». Соответствующее идейное наполнение детско-садовских, школьных, вузовских программ, разнообразная система «школ» марксизма-ленинизма, «ленинских зачетов» исполняли функцию постоянно действующего социального фильтра. (Ибо задачи определения, вычленения и выбраковки ненормативного человеческого материала органично дополняли программы «воспитания» людей.)

В этом контексте вступление в ряды Компартии Советского Союза являлось чем-то наподобие свидетельства «прививки» от инакомыслия, сданным тестом на лояльность, подписанным контрактом на нерассуждающую преданность Системе. Только в этом качестве (за редчайшим исключением) позволялось делать любую карьеру в СССР.

2. Относительная долговременность (по сравнению с периодом доминирования «авторитарной личности» в обществах Западной Европы) существования «общества тоталитарных личностей». Это — период с конца 1920-х годов (т.е. сталинской «революции сверху» — индустриализация, коллективизация, «культурная революция») до начала 21 столетия (в государствах СНГ). То есть три подряд поколения советских людей формировались в таковом культуроформирующем и культуроуничтожающем режиме. Это означает то, что возможности «штучной», непосредственно-личной просвещающей коммуникации в антитоталитарном духе в обществе Союза ССР были минимизированы. «Культурные катастрофы» 1917 — 1930-х годов (практически поголовное уничтожение образованных и национально-сознательных классов и слоев) свели данную перспективу к нулю (за исключением незначительной части населения культурных центров).

Отметим при этом (для иллюстрации сложности трансформационных задач), что в конце 1940-х годов (на фоне руин и всеобщего упадка) большинство граждан Западной Германии (во всех трех оккупационных зонах) продолжало вопреки всему оставаться убежденными в том, что А. Гитлер был величайшим политиком в истории немецкого народа. И лишь в конце 1950- годов, после колоссальных усилий в области образования, воспитания и работы СМИ, Гитлер был отодвинут на шестое место в данных «рейтингах»*.

3. Второстепенная значимость проблемы «открытости» и «плюрализма» информационного пространства в обществах подобного типа: идея «вариабельности» общественной жизни (то есть ее многовариантности) болезненна для людей такового типа и массово отвергается ими.

II. Развивая и конкретизируя (в осознанно лапидарной стилистике изложения, обусловленной объемом материала) подход в осуществленных исследованиях «авторитарной личности», главными философско-социологическими характеристиками «тоталитарной личности» необходимо полагать таковые:

— атрофирование идеи самоценности политических прав и свобод, массовая болезненность отношения к ситуациям осознанного выбора между различными политическими и мировоззренческими альтернативами;

— отсутствие (вследствие ликвидации институтов даже мелкой и средней частной собственности) осознанных экономических мотиваций осуществления гражданского выбора, отсюда — массовое преобладание процедур «голосования сердцем», сопровождаемое торжеством примитивных и грязных PR-технологий;

— рассмотрение бюрократической (партийной, советской и прочих подобных) карьеры как практически единственного средства для обеспечения высокого качества жизни;

— твердая убежденность в том, что любые верхушечные перевороты (сталинский против «ленинской гвардии», хрущевский против Сталина, брежневский против Хрущева, андроповский против брежневского окружения, горбачевский против всего Аппарата, ельцинский против коммунистов как таковых) не способны изменить существо Системы, основанной на непреходящей власти Номенклатуры**;

— комфортность пребывания лишь в состоянии «включенности в подавляющее большинство» (отсюда — позитивное отношение к «нерасколотому» обществу и цифрам итогов голосований порядка 70-80, в пределе — «99, 98» %), в Беларуси это усугубляется сохранившейся памятью о ситуации Великой Отечественной войны, когда население массово раскололось по критериям отношения к Москве, к Гитлеру, к желанию «пересидеть» нашествие, к желанию оборонять с оружием в руках лишь самих себя;

— вера в возможность удовлетворения потребностей (весьма невысоких в массе случаев) подавляющего большинства путем «справедливого» перераспределения общественного богатства***;

— преобладание этатистского мировоззрения, ибо крах НЭПа, судьба «валютчиков» и «цеховиков», удел наиболее активных игроков в деле «постсоциалистической» приватизации еще и еще раз укоренили расхожее мнение, что истинный предприниматель есть кочевник, которому никогда еще не удавалось в СССР и СНГ легально передать накопленные ценности по наследству;

— отсутствие доверия и уважения к экспертным оценкам в социально-гуманитарной сфере, примитивный, косноязычный (либо «болтологический») типаж «пролетарских профессоров» давно стал доминирующим в обществе, что привело к полному игнорированию среди населения (да и среди «технарей») значимости профессиональной философской, социологической и т. п. подготовки как таковой****;

— практически поголовная правовая неграмотность населения, обусловленная неисполнением даже действующего законодательства (ввиду телефонного права при СССР, перманентной ангажированности и бесконтрольности представителей силовых структур в СНГ);

— понимание в этой связи роли избранных «народных представителей» во власти либо как института «юродивых», способного изредка проговаривать властям «правду-матку», либо как тех же назначенных сверху чиновников, поставленных изображать народное «волеизъявление»;

— понимание эффективности анонимок и доносов как сверхдейственного инструментария достижения целей социальной зависти*****;

— понимание демократии как власти стадного большинства, массовый отказ меньшинству в праве быть даже услышанным;

— как отмечали В. и С. Мацкевичи, «применительно к европейскому региону постсоветского периода наиболее актуален следующий перечень параметров функциональной грамотности: языковая грамотность; компьютерная и информационная грамотность, правовая грамотность, гражданская грамотность, финансовая грамотность, экологическая грамотность, профессиональные и специальные аспекты функциональной грамотности (менеджмент, PR, бизнес-планирование, новые технологии и т. д.). Особое место в представлении о функциональной грамотности занимает деятельностная грамотность, или способность ставить и изменять цели и задачи собственной деятельности, осуществлять коммуникацию, реализовывать простейшие акты деятельности в ситуации неопределенности. О существовании грамотности (функциональной грамотности) мы узнаем, только столкнувшись с ее отсутствием. Поэтому приходится говорить не столько о функциональной грамотности, сколько о функциональной безграмотности, что является одним из определяющих факторов, тормозящих развитие общественных отношений. Поэтому проблема функциональной грамотности рассматривается обычно не как научная и смысловая проблема, а как проблема деятельностная, как проблема поиска механизмов и способов ускоренной ликвидации безграмотности. Грамотность (функциональная грамотность) суть образовательный вызов развивающейся культуры культуре застывшей. Именно поэтому проблематика грамотности становится актуальной только тогда, когда встает вопрос о ликвидации безграмотности, когда народы, страны, культуры вынуждены наверстывать упущенное, догонять ушедших вперед».

III. К главным механизмам тиражирования тоталитарного типа личности (в аспекте осмысленного содействия этому процессу со стороны Власти) и ее самовоспроизводства (в аспекте стремления тоталитарной личности к безоговорочному доминированию в обществе) можно отнести следующие:

— сведение всех типов и разновидностей каналов вертикальной социальной мобильности в советском обществе к единому властному институту партийного продвижения (бизнес-преуспевание, политическая карьера, подъем в церковной иерархии, даже шоу-бизнес****** и спорт*******, т. е. каналы, распространенные на Западе, были подчинены в СССР партийному контролю);

— подъем людей по карьерной лестнице в соответствии с безусловно господствующим критерием личной преданности не только Системе, но и конкретному ее представителю********, высокие профессиональные качества (и, тем более, способность к критическому мышлению) выступали подчиненными (нередко даже негативными) характеристиками для выдвиженцев;

— отсутствие механизма реальной выборности в сфере политики, отсутствие конкурсного отбора специалистов на высокие должности, отсутствие внятных критериев определения эффективности деятельности тех или иных социальных и государственных структур и институтов (СССР и СНГ — сфера торжества «грамотно-красивых отчетов», исключение составляют лишь непосредственные военные столкновения и спортивные состязания с западным миром);

— агрессивное отношение к «непохожести», к Иному в своей общественной среде (это относится как к индивидам, так и к аналогичным, чужеродным институтам и корпорациям); любая несанкционированная действующей Властью социальная активность оценивается как антигосударственная подрывная деятельность.

Проблема неоднозначности перспектив трансляции ценностей и идеалов «открытого общества» (общества, сознательно и пафосно оппонирующего «обществам тоталитарных личностей») в таковые («закрытые») культурные системы освещалась в ряде исследований. Так, великолепный и новаторский очерк Дж. Горера (Gorer) «Культурное сообщество и культурное многообразие», опубликованный в сборнике «Опасность равенства» («The Danger of Equality» — London, 1966), был посвящен демонстрации тезиса о том, что четыре базовые свободы, введенные в круг главных ценностей «открытого общества» и устоев демократии и либерализма, — свобода слова, свобода религии, свобода от страха и свобода от нужды — не имеют пространства адекватных интерпретаций ни в одном языке, кроме английского. Согласно Гореру, ни в одном другом языке нет слова, однозначно соответствующего англоязычному понятию «freedom», ибо последнее совмещает в себе два значения: «подлежать защите от» и «не иметь препятствий для». (Ср. у Фромма: «свобода от» и «свобода для».)

IV. Осуществимые сценарии вытеснения тоталитарной личности как определенного общественного типа на периферию социальной активности и последующей ее численной минимизации могут быть исключительно принудительными (при очевидном исключении любых кровозатратных сценариев):

— массовое содействие становлению слоя мелкого и среднего бизнеса (именно эта сфера является реальной школой «гражданского общества», как профсоюзы в СССР выступали «школой осознанного коммунистического рабства»);

— радикальная реформа правовой системы (эта, а не экономическая составляющая выступает определяющей при трансформации тоталитарных систем в «открытое общество»);

— люстрация в среде образовательных, идеологических, социально-гуманитарных и т. п. кадров;

— создание такой системы массовой коммуникации и политической власти, при которой образованному меньшинству гарантируются права инициировать адекватные реформы;

— реанимация религиозных институтов (вне сотрудничества с теми персоналиями, кои запятнали себя сотрудничеством с воинственно-атеистическими структурами).

К. Поппер выделил главные характеристики, фундирующие «открытое» (антитоталитарное) общество: отказ от любых притязаний кого бы то ни было на владение абсолютной истиной; законность свободных обсуждений любых социальных проблем вкупе с традицией того, чтобы результаты публичных дискуссий оказывали влияние на политику; наличие институтов, содействующих свободе тех, «кто не ищет выгоды».

Крайне важным для понимания рассматриваемой проблемы автор считает также следующее. Бывший Президент Болгарии (первый после свержения коммунистического режима), доктор философских наук Желю Желев в своем главном сочинении — книге «Фашизм. Тоталитарное государство» (написана в 1967, впервые увидела свет в 1982) — на основе исследования идеологии, политических структур, экономических основ и социальной практики фашистских государств сделал обобщающие выводы о природе, сущности, становлении, развитии и крахе тоталитарных систем. По мысли Желева, тоталитаризм как явление ХХ в. реализовался в двух основных формах: коммунизме и фашизме. Отмечая, что «марксисты первыми в истории создали тоталитарное государство — однопартийную государственную систему», — Желев утверждал, что, несмотря на то, что коммунистический тоталитаризм к последней четверти столетия уже миновал абсолютный пик своего развития, эпоху сталинизма, он все же по-прежнему являет собой наиболее совершенную и законченную модель тоталитарного режима.

Желев особенно подчеркивал, что «фашистская модель, которую часто считают антиподом коммунистической, в сущности отличалась от нее лишь тем, что была не достроена, не охватила экономическую базу, вследствие чего оказалась и более несовершенной и нестабильной». Настаивая на вторичности фашизма по отношению к коммунистическому тоталитарному режиму, Желев обращал внимание на то, что в реальном историческом времени фашистские режимы появляются позже и прекращают свое существование раньше коммунистических. Фашистские режимы, по Желеву, не обладали совершенством и законченностью прототипа: «… между нацистской и коммунистической политическими системами не только нет существенной разницы, но если какая-то разница и есть, то она не в пользу коммунизма».

Трактуя фашизм как жалкую имитацию и плагиат коммунистического оригинала, подлинного, аутентичного, совершенного и завершенного тоталитарного режима, Желев постулировал наличие органической связи между коммунизмом и фашизмом: «… когда априорно и преднамеренно, по чисто идеологическим соображениям, отрицают наличие такой связи и всячески пытаются убедить нас в том, что эти системы диаметрально противоположны друг другу, это не имеет ничего общего с наукой. Столь же далеки от правды те, кто клеймят коммунизм как фашизм, как самый худший вид фашизма и прочее. За этим — лишь попытка скомпрометировать еще нескомпрометированную или лишь частично скомпрометировавшую себя форму тоталитаризма с помощью другой его формы, которая полностью себя скомпрометировала и была всемирно осуждена на Нюрнбергском процессе».

В предисловии к изданию книги «Фашизм в СССР» (1991) Желев осуществил анализ основных моментов заката тоталитарных систем и высказал предположение, что распад тоталитарных режимов коммунистического типа, как правило, происходит закономерно по схеме: тоталитарная система (государство) коммунистического типа — военная (фашистская) диктатура — демократия с многопартийной системой. По мысли Желева, такая перспектива весьма вероятна для СССР как следствие недостатка политической культуры населения, а также весьма вероятной неблагоприятной комбинации ряда факторов: огромное количество номенклатуры, колоссальная военно-полицейская машина, многонациональность страны, все еще бытующие имперские привычки, традиции, отношения и т. д. Полагая, что конституирование фашистского режима из-за сопряженного процесса радикализации противоречий лишь ускорит наступление неизбежных и зачастую кровавых развязок, Желев отмечал, что «демонтаж нашего коммунистического варианта тоталитарной системы на каком-то этапе приведет его к деградации до уровня фашизма, причем в его более несовершенном и незаконченном тоталитарном виде, и что в этом смысле фашизм будет для нас огромным шагом вперед на пути к демократии!» /Курсив мой. — А.Г./

Пророчества Желева относительно природы и перспектив распада тоталитарных режимов в государствах Восточной Европы и СССР представляются особенно интересными хотя бы потому, что еще в феврале 1990 года он писал: «Советский Союз является первой в истории тоталитарной империей… То обстоятельство, что Советский Союз не просто тоталитарное государство, но империя, делает его переход к демократии несравнимо более трудным, чем в любой другой восточноевропейской стране. Всегда, когда демократизируется империя, ей угрожает государственный распад, особенно если в определенный момент реформаторам не хватит смелости и политического размаха возглавить ускоряющиеся демократические процессы».

Примечания:

* Эти моменты крайне скупо и неохотно освещаются в отечественной и русскоязычной литературе. Намечающееся возрождение политического и исторического статуса Сталина (см. выступления спикера Госдумы Федерального Собрания РФ Б.Грызлова) при сохранении Ленина в Мавзолее говорят о том, что администрации Ельцина — Путина потерпели провальную неудачу и в этой сфере собственной деятельности. (Хотя точнее будет сказать, что реформирование общества тоталитарных личностей усилиями политиков подобного же духовного склада неосуществимо.) Приход же иных людей в руководство государства возможен лишь на волне массовых недовольств условиями жизни (как в Польше в 1980-е) при дополнении этого процесса счастливыми случайностями (союз мудрого пролетарского харизматика Л. Валенсы и интеллектуалов Я. Куроня, А. Михника и др.). Иным вариантом является лишь силовой сценарий (судьбы посленацистской Германии, послемилитаристской Японии, а также режима Милошевича), каковой мы осознанно оставляем вне сферы собственного интереса.

** Последние процессы в России (дело Ходорковского, путинская реставрация всевластия спецслужб и т. п.) лишь укрепили думающих граждан данной страны в этом убеждении. Бизнес — основа гражданского общества — еще долго будет существовать в СНГ лишь в режиме несравненно более удобной кормушки для бюрократии, нежели воровство бюджетных средств по советским сценариям.

*** Ликвидация института частной собственности намного опаснее и пагубнее для общества, чем может показаться. Во-первых, ликвидируется смысл не ограниченного никакими пределами экономического «соревнования» («социалистическое соревнование» сохраняет принципиальную однопорядковость материального вознаграждения за «ударный» и обычный труд). Это в корне отличается от механизмов распределения капиталистической прибыли. Во-вторых, в условиях «реального коммунизма» и «социально ориентированных рыночных экономик» большие средства, аккумулированные в приватных руках, действительно выступают (выглядят) украденными у общества/государства. Утрачивается смысл «накопления для расширения бизнеса», это все является опасным промыслом.

**** Пока обществоведы СНГ по уровню профпригодности, по воззрениям, по принципиальной идеологической необучаемости будут оставаться «попами марксистского прихода», их плодотворная «смычка» и творческое сотрудничество с местной научно-инженерной интеллигенцией естественного профиля принципиально недостижимы и — на сегодня — даже пагубны.

***** В свое время Г. Алиев, став (с поста шефа местного КГБ) партийным руководителем советского Азербайджана, приводил пример: на каждого репрессированного в этой республике в период правления Сталина в СССР пришлось порядка 5 — 6 (!) доносов на него в органы НКВД и партконтроля.

****** Через систему повышения индивидуальных ставок оплаты за выступления и возможность зарубежных гастролей с учетом присваиваемых по решению партийных органов званий «заслуженный», «народный артист» и т. д.

******* Поведение спортсменов за рубежом жестко контролировалось, вспомним также поединок «идеологически близкого» коммунистической Системе А. Карпова и «неуправляемого и дерзкого» Г. Каспарова за звание чемпиона мира по шахматам. Каспарова от лишения звания гроссмейстера и выведения «за кадры» спасла лишь Перестройка и личная твердая позиция Г. Алиева.

******** Вспомним «состоявшуюся-таки» карьерную судьбу серой «тени», «оруженосца» Л. И. Брежнева К. Черненко, избранного незадолго до собственной кончины генсеком ЦК КПСС.