Для оф. Минска крен в сторону «диалога» с Западом (или относительная политико-экономическая либерализация) после периода мобилизации и vise versa является прежде всего системным фактором воспроизводства политического режима, во вторую очередь — способом решения тактических задач, связанных (в данном контексте) с преодолениям экономического кризиса и в целом — удержания политико-экономической ситуации под контролем. В строго аналитическом смысле тут важно не перепутать последовательность в аспекте значимости. Посему для начала мы порассуждаем о «системных факторах», а затем — в целях создания эффекта энциклопедической завершенности — упомянем контекстуальные особенности очередного тактического поворота Маятника.

1. От либерализации к мобилизации и наоборот. Структурные факторы политических качелей

Вне зависимости от предполагаемых интересов и мотивов контрагентов (белорусский режим, оппозиция, страны ЕС, США, Россия) имеется объективная — а потому не всегда осознаваемая представителями власти — необходимость в политике маятникового движения в диапазоне между либерализацией и репрессиями, «диалогом» и «монологом», Западом и Востоком и пр. Эта необходимость диктуется задачами гомеостатического воспроизводства политического режима Беларуси в его нынешнем виде. Такая колебательная или маятниковая политика позволяет авторитарному лидеру:

(1) Стабилизировать политическую элиту, не допуская формирования устойчивых группировок, способных монополизировать те или иные функции контроля и управления. Логика искусного властвования требует от Александра Лукашенко нейтрализовать «силовой блок» (курируемый Виктором Лукашенко), значимость которого серьезно возросла (в том числе в решении экономических вопросов) в период после событий 19 декабря 2010 г., уравновесив его пулом «гражданских администраторов». Например, карьерный взлет Натальи Петкевич в Администрации президента пришелся на оттепель в белорусско-европейских отношениях 2008–2010 гг, затем последовала фаза похолоданий (репрессий). Очевидно, что возвращая Петкевич в большую политику, Лукашенко хочет повторить историю предыдущего диалога с Европой, с одной стороны, с другой — «связать» инициативу силового блока, параллельно навязав ему новую сверх-структуру — Следственный комитет. Одновременно с возвращением Петкевич в большую политику, в Беларуси вновь заговорили о работе Общественно-консультативного совета при Администрации президента, который проходил под председательством Владимира Макея. Ранее можно было предположить, что связка Макей-Петкевич вновь будет работать над созданием положительного паблисити белорусско-европейского диалога, однако белорусская «евробюрократия» отчасти демонтирована — вполне в соответствии со стохастической логикой тасовки карт в колоде. Расклад не должен повторяться.

(2) Избежать институциональной устойчивости, которая представляет собой угрозу персональной устойчивости лидера. Значимость тех или иных структур государства на протяжении всего срока правления А. Лукашенко неизменно меняется, таким же (зачастую непредсказуемым) образом происходит перераспределение функций Администрации президента, правительства, различных комитетов. Например, форсированное создание Следственного комитета является прямым следствием осознанного «структурного размывания», т. е. определенного снижения значимости в результате перераспределения функций традиционных силовых институтов — КГБ, МВД и Прокуратуры. ОКС при АП, который, казалось бы, вновь должен набрать политический вес и в функциональном смысле частично заместить парламент, вообще неизвестно куда пошел. Или известно: структуры неустойчивы.

(3) «Стабилизировать» экономический рост, то есть избежать кризисов, являющихся неизбежным компонентом капитализма. Колебательное движение от полюса экономической либерализации (приватизации и пр.) к полюсу административного нажима (мобилизации, национализации и пр.) и обратно, во-первых, не позволяет отстояться институту собственности в Беларуси. Соответственно, во-вторых, нет влиятельных бизнес-групп, которые могли бы воздействовать на политику правительства и Администрации президента извне. Власть «делает экономику» по своему собственному усмотрению, и как показывает многолетний опыт наблюдения за решениями правительства и президента, Лукашенко не верит в законы экономики. Он верит в то, что ею можно управлять, и верит в свою собственную прозорливость. В-третьих, вышеописанные колебательные движения — это способ устранения накопившихся в экономике диспропорций посредством административного рычага (в отличие от стран западной демократии, где «кризис» — фактически запрещенное в Беларуси слово — является следствием этих диспропорций и причиной их последующего устранения). В сущности, соотношение структурных диспозиций таково, что «сознательно» довести экономику до кондиции плановой или, если угодно, мобилизационной, не удается. Для этого элементарно не хватает ресурсов, если под последними понимать способность того или иного игрока обеспечить абсолютный перевес сил по одной из указанных позиций. В итоге мы наблюдаем колебательные движения правительственных инициатив, как бы маскирующих линейное инерционное скольжение системного целого. При этом сама болтанка «слева направо» и vice-versa имеет фрактальное строение и, соответственно, одинаково проявляет себя на макроуровне государственной политики, мезоуровне отраслей и сфер общественной жизни, микроуровне отдельных предприятий и коллективных социальных агентов… Хотя об этом следовало бы сказать отдельным пунктом.

(4) В самом общем смысле — избежать крайностей (и потому угроз системе) избыточного энтузиазма и апатии политической элиты и граждан. Колебательное движение политики между «авторитарными» и «либеральными» полюсами не является изобретением Лукашенко, и в этом отношении от торит тропу Сталина, наиболее оригинальным вкладом которого в марксизм, как отмечает британский политический теоретик Исайя Берлин, было изобретение стратегии «искусственной диалектики».[1] Когда избыточный энтузиазм сторонников режима начинал угрожать системе, начинался период репрессий и «чисток», когда всеобщий энтузиазм и подъем сменялся периодом апатии и цинизма, Сталин несколько «отпускал гайки». Далее цикл воспроизводился, следуя троцкистской логике «перманентной революции» («ни мира, ни войны»). В отличие от гегелевской («естественной» или исторической) диалектики, в соответствии с которой движение Истории представляет собой борьбу противоположностей, разрешающейся на новой стадии (то есть движение от кризиса к кризису), сталинская диалектика позволяет предсказывать эту борьбу и контролировать ее, предотвращая переход к новой стадии (другому политическому режиму или его существенной модернизации). Таким же образом режим Лукашенко на протяжении 18 лет движется от оттепели к похолоданию, никогда не достигая крайностей либеральной трансформации или стагнации по типу Северной Кореи. За счет такого маятникового движения, собственно, и осуществляется гомеостатическое самовоспроизводство системы.

Специфическая особенностью проявления «искусственной диалектики» в контексте наличного белорусского режима проявляется, пожалуй, в отсутствии диалектического размаха, в том, что система совершает куда менее заметные колебательные движения. Меры, предпринимаемые режимом, всегда являются как бы стыдливыми полумерами, его «НЭП» и «военный коммунизм» мало отличаются друг от друга, так же, как периоды «приватизации» — от периодов «национализации», фазы «интеграции» — от фаз «диалога». Общий тренд прорисован при этом достаточно четко: взял кредит — потратил — посадил — помиловал — взял кредит… Романтика.

2. «Диалог» как тактический жест

Помимо структурной, или объективной необходимости в том, чтобы фаза похолодания в отношениях с Западом перешла в фазу потепления (и в дальнейшем обязательно сменилась фазой похолодания), имеются конкретные тактические цели, которые довлеют на нынешнем этапе. И которые общеизвестны. Правящая группировка не заинтересована в полноценном диалоге со странами ЕС и США или с политической оппозицией внутри страны (о чем Лукашенко неоднократно высказывался прямо), однако она желала бы смягчения политического климата в отношениях с Западом по группе взаимосвязанных причин:

(1) Усиление переговорных позиций в торгово-экономических спорах с Россией. После событий 19 декабря 2010 г Россия, без того являющаяся главным торгово-экономическим партнером и политическим союзником Беларуси, осталась фактически единственным значимым партнером и союзником. В определенном смысле можно говорить о том, что Кремль является ключевым держателем акций белорусского режима — внешним легитиматом политической власти Лукашенко и экономическим спонсором режима, который в этом плане не является состоятельным и самостоятельным. Сегодня российское руководство форсирует реформы в Таможенном союзе и в ОДКБ. Цель — сделать их ключевыми структурами постсоветской интеграции в сферах, соответственно, экономики и безопасности. В ОДКБ планируется отменить принцип консенсуса (и для надежности, возможно, выкинуть своенравный Узбекистан, который этот консенсус портит), формирование ТС предполагает серию трансформаций, прямо либо косвенно затрагивающих российско-белорусское торговое взаимодействие. Выгоды Москвы в этом контексте очевидны: она так или иначе восстанавливает доминирование на изрядной части постсоветского пространства. Выгоды Беларуси большей частью иллюзорны и скоротечны. Это осознают в Минске и ключевой задачей белорусской внешней политики на данном направлении видят возвращение российских льгот и скидок в обмен на вступление в Таможенное пространство. В частности это касается принципиальных для Беларуси вопросов поставок энергоносителей. Очень значимыми также представляются также перспективы получения последующих траншей кредита ЕврАзЭС и, вообще в последующем — любых кредитов РФ. В такой ситуации «европейскую карту» с оглядкой на имперскую ревность России предполагается разыграть в очередной раз.

(2) Расширение возможностей международного кредитования белорусской экономики, находящейся в кризисе. В частности Минск обеспокоен возможностью одобрения ЕС и США выделения очередного кредита МВФ Беларуси.

Разумеется, правящая группировка не заинтересована в действительных и долгосрочных политических и экономических трансформациях. Лукашенко вполне обоснованно полагает, что любые трансформации ослабят его власть, которая и так в настоящий момент недостаточно устойчива. Пока он не видит ни одной причины для реальных действий в направлении трансформаций, поскольку на внутренних весах режима потери от них очевидны, а выигрыши носят гипотетический характер. Кроме того, похоже, он и его советники по-прежнему убеждены, что финансово-экономический кризис носит временный характер, и лучшие времена не за горами. Поэтому ставка пока делается даже не на имитацию трансформаций, а на силу словесных формул — в расчете на то, что заветные слова «диалог», «круглый стол», «сближение курсов», «приватизация» и т. д. запустят необходимую цепь ассоциаций и будут восприняты западными контрагентами как звук стартового пистолета. По оценкам правящей группы, сегодня необходимо примерно USD1,5 млрд чтобы продержаться до продажи Белтрансгаза Газпрому и новогодних переговоров с Россией. На эти переговоры возлагаются большие надежды, и успех их ставится в зависимость в том числе от «европейской карты», но главное — от перехода к очередному этапу формирования Таможенного союза. Именно поэтому время «спрессовано», т. е. деньги необходимо найти быстро, иначе Нацбанк не сможет поддерживать дополнительную сессию на Белорусской валютно-фондовой бирже. Однако, скорее всего, кредита Сбербанка Беларуськалию и уплаты за «Белтрансгаз» не хватит для удержания стабильности и тем более для обеспечения роста благосостояния к парламентским выборам. Таким образом, роль кредита МВФ как альтернативы дальнейших продаж крупных государственных предприятий станет критически важной ближе к весне 2012 г.

(3) Подготовка к парламентским выборам 2012 года. Это — самая отдаленная цель, которую ставит перед собой Лукашенко на этапе очередного потепления отношений с Западом. Электоральная политика в Беларуси довольно строго следует политико-деловому циклу, согласно которому очередным выборам предшествует повышение зарплат, пенсий, пособий и других социальных трансфертов. Эта закономерность требует от Лукашенко во избежание протестных неприятностей в 2012 г выйти на стабильные показатели роста (ВВП, зарплаты и т. д.). А рост в настоящей ситуации сложно обеспечить без финансовой поддержки со стороны России и Запада.

3. От колебаний к ряби

Если исходить из объективных интересов предполагаемых участников диалога, то для Минска фактор времени оказывается в высшей степени принципиальным: в нынешней ситуации экономические ресурсы ограничены, а временные рамки для активных действий довольно узкие, и определяются через ключевые точки декабрьских переговоров по новому газовому контракту с РФ и парламентскими выборами 2012 г. В то же время Россия и страны ЕС в меньшей степени обеспокоены фактором времени и могут себе позволить выжидательную позицию. Поэтому никто (кроме Минска, который всякий новый день выписывает себе новый кредит, который кто-то там обещал) не торопится.

Наиболее интересно вот что: последнее время происходит наложение «левых» и «правых» колебательных движений — так, что агенты системы уже сами не соображают, куда двигаться и как отклоняться от курса вместе с курсом. С одной стороны, Лукашенко выпускает политических заложников на свободу, с другой — берет новых заложников (показателен, например, случай Алеся Беляцкого). В один день Беларусь отрекается от Восточного партнерства, на следующий день — готова предстать блудным сыном. Следует ли упоминать пример России? И так далее. Болтанка стала хаотичной — из-за инерционных сил (ибо даже для разворота лодки требуется время), фазовые колебания грешат взаимными резонансами и наложениями. Маятник Лук_о, ранее функционировавший без запинки, перешел в режим вибрации.

[1] Berlin I. (under pseudonym «O. Utis») Generalissimo Stalin and the Art of Government, Foreign Affairs30 (1952), 197-214.