В первых строчках новостей мировых агентств все чаще мелькают Куба и Корея. Последний раз Куба упоминалась в связи с направленными Джорджу Бушу специальной правительственной комиссией рекомендациями принять ряд политических и экономических мер против режима Фиделя Кастро. Накануне интерес к «кубинской проблеме» был спровоцирован дипломатическим скандалом, или, точнее, — в связи с реакцией Перу и Мексики (стран, составляющих немногочисленный ряд внешнеполитических партнеров Кубы) на первомайскую речь Фиделя Кастро. Президент ветшает и говорит много лишнего. О Корее пишут в связи с катастрофой в Рёнчхон, а также в связи с корейской ядерной программой — программой существующей либо несуществующей, но фигурирующей в качестве ставки в политических торгах.
По большому же счету, интерес к этим странам продиктован самим контекстом — контекстом стремительно меняющегося мира, в котором Куба и Корея остаются архаичными островками дисциплинарного порядка a la Stalin. Судя по всему, подобный островок хотела бы сделать из Беларуси ее нынешняя правящая группировка. Если ей это удастся (что весьма сомнительно), получится своего рода Бермудский треугольник, платонический треугольник дисциплины и порядка.
Было время, когда рабов стегали плетями, не давали зарплаты, и это было нормально. Это было законной нормой. Но вот — контекст изменился (политический, социальный, наконец, общекультурный) и подобное стегание стало выглядеть аномалией. Были изобретены более «элегантные» формы порабощения, потом — еще более «элегантные». Более мягкие. Быть может, надежда, лежащая в основе утопического проектирования Ричарда Рорти (снижение жестокости), состоятельна, быть может, мир действительно движется в направлении снижения некого глобального рубежа жестокости. Уже нельзя не только поедать своих политических противников, не только их расстреливать, не только держать их за решеткой, но даже критиковать в чересчур непристойной манере, критиковать, когда у них нет возможности соответствующим образом ответить.
Нельзя утверждать, что жестокости, страданий и несправедливости в мире стало действительно меньше. Скорее, меняются нравы — и времена вместе с ними. Эти изменения малозаметны, однако фундаментальны: во многом благодаря этим общекультурным тектоническим сдвигам исчез с политической карты Советский Союз. Во многом благодаря этим изменениям политические режимы на Кубе и в Корее (Беларусь все чаще упоминается с ними в одном ряду) сегодня предлагаются к рассмотрению в качестве социально-политических эксцессов, а режимы в Иране и Китае подвергаются критике.
Всякого рода утопический (или атопический) идеализм — это по сути дела возврат к более архаическим, более грубым и примитивным формам порабощения и насилия. Когда пропаганда рассказывает о справедливости мироустройства в одной отдельной взятой стране — а именно это мы наблюдаем на Кубе, в Корее, в Беларуси, — то речь идет о таком возврате. Можно сформулировать это несколько иначе. Если исходить из того, что в конечном счете речь всегда идет о принуждении, подчинении, подавлении — короче, о том, что именуется «властью» и обрастает различного рода мистификациями, — то различие между современными (цивилизованными) ее формами и формами архаичными («справедливыми») приблизительно соответствует различию между соблазном и насилием.
В современном мире все более принято соблазнять, все менее — грубо принуждать. Первый вариант предполагает наличие определенной меры свободы (всегда можно попытаться противостоять соблазну, попытаться соблазнить самому, выбрать другого соблазнителя и пр.), второй — нет (в политической системе, построенной по принципу «рабство-господство», все находятся во взаимной зависимости, никто не свободен). Не существует абсолютной свободы, свободы «как таковой», имеется лишь определенная ее мера или, выражаясь словами Гельвеция, если вы не летаете, как орел, или не плаваете, как кит, это не значит, что вам не достает свободы.
Что объединяет кубинский и корейский режимы, что является некой идеей фикс для белорусского режима? Во-первых, заискивание перед некими воображаемыми «лучшими» качествами человеческой массы (вероятно, эти качества можно свести к нижеследующим: страх перед властью, конформизм, отсутствие личного чувства достоинства и, как следствие, — равнодушие к достоинству других). Во-вторых, грубое обращение с гражданами (которые по сути дела ничего не стоят и расценивается как крепостные правящей группировки). В-третьих, претензия власти на единоличное определение характера и методов обращения с собственными подданными, отсутствие неких внешних или альтернативных морально-политических канонов (власть есть высший канон). Отсюда, в частности, следует: враждебное отношение к окружающему миру, несущему в себе опасность соблазна иными канонами; враждебное отношение к ко всем формам плюрализма (поиск единства вместо хрупкого компромисса, время от времени достигаемого в дискуссионном воспроизводстве); дружественное отношение к режимам, испытывающим сходные проблемы в отношениях с мировым сообществом.
Попытаемся вкратце проиллюстрировать сказанное.
Корейский, кубинский и белорусский режимы симпатизируют друг другу; «народы» же — нет, поскольку ничего друг о друге не знают, в равной же степени народы этих стран не испытывают проблем во взаимоотношениях с мировым сообществом, поскольку таких отношений не имеют. Элиты ревностно оберегают их от таких контактов. Сами же элиты, разумеется, время от времени сталкиваются на международных «площадках» и отвечают примерно на одни и те же вопросы (возможно, даже обмениваются шпаргалками). Все вопросы касаются одного: почему вы так грубо обращаетесь со своими подданными, почему вы их так не любите, почему вы им не доверяете?
Кубе и Корее также задают вопросы относительно оружия: одной — относительно бактериологического, другой — относительно ядерного. Беларуси пока подобных вопросов не задают, но она очень мечтает что-нибудь сказать про С-300. Обладание подобным оружием дает возможность делать со своими подданными что угодно: ни одна из этих стран не намеревается всерьез воевать с внешним миром (или США). Отсюда также понятно, что вне зависимости от того, располагает ли Корея ядерным оружием, ей выгодно о нем рассказывать. Достаточно вспомнить о том, как Садам Хусейн любил рассказывать о собственном «секретном» оружии, которого — к разочарованию Запада — так и не нашли. Можно сказать, что Корея «торгует» своим оружием наиболее бойко и убедительно. Благодаря реальным или вымышленным ядерным разработкам ей удается добиваться от США обеспечения своих энергетических потребностей. Почему политический враг вынужден заниматься благотворительностью по отношению к потенциальному противнику? Потому что противник сотрясает воображаемыми ракетами и грозиться нанести удар по Сеулу, по Токио и вообще по чему угодно. Можно предположить, что Россия некоторым образом завидует этим сладким корейско-американским отношениям и жаждет воспроизвести их в белорусско-российском формате. Нужно сначала дать С-300, а затем без конца давать газ по внутрироссийской цене. А может быть даже — по внутрибелорусской.
Для всех трех режимов характерна особая забота о своих гражданах и особый тип внимания к их нуждам и запросам. Так, например, корейские власти отказались принять от Южной Кореи помощь детям, пострадавшим от взрыва в Рёнчхон, быстрым путем — по суше. Помощь была отправлена морем и задержалась на два дня. Точнее сказать, опоздала, поскольку у большинства детей — лицевые травмы, требующие срочного хирургического вмешательства, переливания крови и пр. Вот еще: китайские власти предложили оказать медицинскую помощь пострадавшим в катастрофе в приграничных клиниках. Конечно, их там не разместили, так как корейское руководство очень заботится о том, чтобы корейские граждане вдруг не отметили успехов китайской медицины. Можно долго рассказывать о том, какими извилистыми и нетривиальными путями поступает идеологически чуждая международная помощь кубинским детям, а также знаменитым детям Чернобыля. На Кубе, впрочем, говорят, все нормально с медициной, и даже настолько хорошо, что радикально не хватает питания.
Следовало бы между прочим отметить, что все подобные архаичные режимы фатально нуждаются в международной помощи (либо льготах). В общем, в халяве. Все подобные режимы настаивают на том, что дарителей следует ненавидеть. Что можно понять: когда ты не имеешь возможности отдариться (все ресурсы уходят на поддержание режима в неком статичном состоянии), тебе ничего не остается кроме ненависти, рессентимента.
Когда на международных форумах речь заходит о диссидентах, политических заключенных, пропавших без вести, нарушении различных прав и пр., представители всех трех стран немедленно говорят о «недопустимости вмешательства во внутренние дела». Если проникнуть в структуры архаического мышления, становится понятна логика подобных высказываний: люди в подобных царствах-государствах рассматриваются в качестве собственности государства (т.е. высших государственных чиновников). То есть: мои холопы, что хочу, то и делаю. Это мои «внутренние дела», а сор из избы я не выношу. Далее обычно следует заявление в духе «на себя посмотрите», мол, в США тоже нарушаются права человека.
В самом деле: в либеральных демократиях тоже нарушаются права человека. Например, недавно мир облетели фотографии издевательств американских солдат над иракскими военнопленными. Однако дело в том, что фотографии были американскими же, волна возмущения была американской же, и суд будет происходить в Америке. Словом, Америке не нужно «внутреннее вмешательство», она способна сама себя оперировать — при опоре на так называемый плюрализм политических мнений (хотя, разумеется, никаких препятствий работе международных СМИ, экспертов, наблюдателей и пр. она не оказывает). И напротив: вообразите нечто вроде Уотергейта на Кубе или Моникагейта в Беларуси. Это немыслимо: главы подобных режимов неподсудны и, стало быть, должны быть судимы другим судом.
Политические системы на Кубе, в Корее и в Беларуси функционируют по особым «биологическим» законам, не имеющим отношения к законодательству; с другой стороны, они совершенно невосприимчивы к сигналам среды, к сигналам, исходящим от общества. Например, видный кубинский диссидент Освальдо Пайя (один из претендентов на Нобелевскую премию мира 2003 года) уже дважды собирал подписи под петицией с требованием провести референдум о реформах на острове. Во второй раз он собрал 14 тысяч подписей. В кубинской конституции утверждается, что власти должны провести референдум по любому вопросу, если за это выступает больше 10 тысяч жителей Острова свободы. Конечно же, референдума не состоялось, зато гонения на диссидентов были ужесточены. Кубинские власти называют диссидентов наемниками, которые работают на США. Как это узнаваемо, не правда ли? Как это предсказуемо. К сожалению, практически ничего не известно о корейских диссидентах. Возможно, их всех давно уже повывели. Но жизнь от этого, разумеется, не стала лучше. Наверняка поезд взорвался из-за недосмотра идеологически выверенных людей. И медикаментов в корейских больницах не достает, конечно, не по причине того, что «американские наймиты» извели их на себя.
Еще пару слов о законах. Строго говоря, в подобных режимах законов не существует. В них могут существовать только приказы, указы, директивы — словом, повеления. Закон писан для всех, в том числе для тех, кто его пишет. Именно по этой причине законы приемлемы для всех, и как только становятся неприемлемы — замещаются новыми законами. Иное дело указ. Это предписание власти обществу, предписание, саму власть не затрагивающее. Иными словами, это насилие, которому придана форма юридического документа. То, что касается всех (все люди не летают), не является насилием и рассматривается как форма ограничения; насилие же ассиметрично по своей природе, поскольку предполагает доминирующего и доминируемого. Понятно, почему западные эксперты с такой настороженностью воспринимают все эти «декреты» и «указы». Для них закон — результат компромисса, достигнутого в открытой политической игре, совершаемой силами, введенными в легальное поле политики. Что такое указ? Как на него реагировать? Что ему можно противопоставить? Как его толковать? Следует ли толковать его по аналогии со сновидениями? Если его толкует тот, кто пишет, то как понимать его содержание, когда тот, кто пишет, молчит?
Грубое обращение с гражданами сказывается хотя бы в том, что даже прилежное следование указам, декретам и директивам, т. е. потакание, подчинение юридическому насилию, не оберегает от других форм насилия. Самых разнообразных. Например, в конце прошлого года кубинские власти запретили выход в Интернет из дому через модемную связь. Понятно, что это акция мало образумила малочисленных диссидентов, но серьезно ограничила возможности совершенно лояльных граждан. Или: как не старались белорусские негосударственные вузы проявить чудеса законопослушания и лояльности (даже путем пренебрежения профессиональной солидарностью), все равно многие из них будут ограничены в своих возможностях вплоть до закрытия.
И вообще: кубинцы, корейцы, белорусы должны себя все более ограничивать. Во всем ограничивать. Они должны соблюдать столь строгую аскезу, чтобы в конце концов вырасти в тот образ «народа», который нарисовала себе власть. Образ железных людей с квадратными челюстями и столь же геометрически обрисованными бицепсами. Ну и, разумеется, мыслями. Этими мыслями, как полагают некоторые лояльные интеллектуалы, народ должен придумать сложные микросхемы и главное — ответить на вопрос «как нам показать всему миру…». Как бы нам показать всему миру свою необыкновенность? Свою исключительность? Как бы нам доказать…
Несложно отследить путь, в результате которого, разнузданная грубость оборачивается детской инфантильность: как бы нам показать всему миру? Мир, конечно, страшно завидует изображениям на плакатах. Думает: ах, какой красивый и умный у них народ! Ах, какое за ним славное будущее! Ох, какая у него душа!
Следует сказать о том, что грубые формы политического подавления, а следом — все другие формы подавления — складываются не вдруг, постепенно, а на пути к воображаемому раю только грубеют и опримитивливаются. Сначала нельзя одного, потом другого, потом ничего нельзя, поскольку «льзя» не осталось. Любить власть — всегда пожалуйста, но и здесь есть свои тонкости, свои «льзя» и «нельзя». Кто ж его, знает, как ее правильно любить? Льстить опасно и ругать не менее рискованно.
Сначала власть затыкает рот, потом начинает шарить в карманах, инспектирует стол, забирается в спальню, норовит залезть в мозг. Корея прошла все стадии (там в домах нельзя иметь занавесок), Куба — близка к финалу, Беларусь на полпути. Это если говорить о различиях.
Если вернуться к сходствам: все три режима обречены. Трудно сказать, кто будет первым — Куба или Беларусь. Легко сказать, кто будет последним, — КНДР. Мертвых больных спасают в последнюю очередь.