Министр обороны России Сергей Иванов сделал заявление, вызвавшее лично у меня много вопросов. Он, в частности, сообщил, что граждане государств, входящих в СНГ, получают возможность отныне служить в российской армии по контракту. То есть — не в качестве «призывных ресурсов», а именно как контрактники, как профессиональные военные.
Это очень примечательное заявление. Во-первых, очевидно, что его было бы трудно сделать, не будь в принципе желающих послужить братской России, как говаривал классик, «мышцей бранной». Во-вторых, так же очевидно, что подобных желающих много, — иначе зачем об этом говорить самому министру обороны? Тем паче, накануне выборов в Государственную думу, когда нужно бороться за голоса собственных армейцев, чтобы, не дай Бог, не ушли на сторону к Зюганову или Жириновскому.
Можно себе представить, что случится, если с подобным заявлением выступит министр обороны суверенной Республики Беларусь. Много ли набежит желающих? Думается, не очень. Во-первых, армия у нас все еще серьезно уступает другим силовым ведомствам по части «государевой любви», выражающейся в денежном довольствии, а во-вторых, и в целом-то в нашу «веселую» страну стремятся лишь какие-то очень странные персонажи — вроде той «литовской» семьи, которую один раз показали по белорусскому телевидению, после чего она как-то растворилась в эфирном пространстве, и — ни слуху, ни духу!
Слушая выступления Сергея Иванова, я вспомнил военного пенсионера, гражданина России, с которым вместе ехал в поезде из Вильнюса в Минск. Он рассказывал о том, как живется ему в Литве. Оказалось, неплохо. Пенсия составляет порядка восьмисот литов (разделите на 3,1 и вы получите размер в долларах). Жена, работающая старшей медсестрой в частной клинике (знает, разумеется, русский, выучила и литовский, и английский), получает около 2.400 литов. В совокупности на двоих получается 3.200 литов, что очень даже неплохо. В Россию возвращаться на постоянное место жительства не собираются, хотя сохраняют российское гражданство. Просто так, на всякий случай, да еще чтобы визами при поездке к родственникам в Рязань не заниматься.
Интересно, какую пенсию получал бы этот крепкий еще подполковник, проживай он в той же Литве, но будь отставником не российским, а белорусским? На что бы хватило ее ему? И надолго ли хватило бы?
Но белорусская пропаганда по-прежнему звонко верещит о том, насколько боеспособна наша армия, как высок ее потенциал. И даже Россия, по мнению доморощенных наших Геббельсов и Фриче, вынуждена считаться с нами как с единственным боеспособным союзником. В довершение сходства с пропагандой времен Третьего Рейха, даже наш фюрер заговорил о производстве «оружия сдерживания» — вероятно, чего-то родственного пресловутому «оружию возмездия». Причем заговорил об этом аккурат после того, как его ближневосточный коллега испытал на себе и своем режиме, насколько хватает этих «самых боеспособных» армий.
Армия Республики Беларусь плохо вооружена. Настолько плохо, что в этом не поможет уже никакая пропаганда. Не американцы мы и даже не иракцы, день простоять да ночь продержаться мы еще, несомненно, сможем — но вряд ли хватит на большее. И, как ни странно, именно это заставляет уважать наших военнослужащих еще больше. Потому что степень их готовности защитить Родину и нас, штатских, никак не связана напрямую ни с низким денежным довольствием, ни с хронической нехваткой бензина в баках и патронов в патронташах. Они просто готовятся выполнить свой долг.
И это при том, что власти никак не помогают военным осознать, что именно предстоит им защищать. Мирное небо над головой? Разумеется. Детей, тихо посапывающих в кроватках? Конечно. Стариков-родителей и любимых женщин? Несомненно. Именно это и называется словом «народ».
Но ведь есть еще и другое слово — «государство». Что вбирает в себя это слово?
Американские солдаты шли на Багдад и Басру, защищая ценности западной демократии. Я плохо понимаю, как можно защитить демократические ценности таким образом, но в том, что именно в эту цель военной операции в Ираке верили солдаты коалиции, у меня нет ни малейшего сомнения. Демократические ценности, к которым они привыкли у себя на родине, бесспорны: уважение к мнению каждого, невозможность узурпации власти, свобода слова и свобода веры. И американское государство для них — это то государство, которое позволяет им и их близким реализоваться в полную силу, без ущемления этих основных прав. И это при том, сколько миллионов стоил этому государству один день войны в Ираке.
Предположим невероятное: завтра в роли американских оказываются белорусские солдаты. Что они будут защищать — какие ценности (кроме семейных, бесспорных, как мы уже говорили выше)? Какие идеалы воспитывает в них наша власть? Уважение к старшим? Судьба дважды героя Социалистического Труда Василия Старовойтова говорит об обратном. Уважение к людям, которые всего честно добились в жизни собственными руками и мозгами? А как быть с незаконно разжалованными генералами Козловским и Захаренко? Свободу веры и свободу слова? В это и вовсе верится с трудом. Тогда — что?
Лев Толстой назвал когда-то патриотизм «последним прибежищем негодяев». Он не имел в виду патриотов. Он имел в виду тех, кто, используя патриотизм других, преследует не общественные, а собственные цели. Между нами говоря, Толстой был в этом случае абсолютно прав. В этом убеждаешься, вслушиваясь в полувоенную риторику нашего Верховного Главнокомандующего во время штабных слушаний, посвященных Великой Битве за Урожай.
В очередной раз заговорив о необходимости «подкормить» солдат белорусской Трудовой Армии, которых выгоняют на поля, заведомо осознав бессмысленность этой работы (никто и никогда этим людям не оплатит их великий патриотический труд), Верховный даже не заметил, как вновь процитировал сам себя. Это «подкормить» — сродни рассуждениям о том, что народ обойдется «чаркой и шкваркой» или «творожком». Напомним, что об этом самом «творожке» он когда-то помянул тоже в связи с приближением сельхозработ, причем фраза звучала так: «…а мы (старшее поколение — А.Ф.) и творожком обойдемся». В устах здорового мужика, давно не пашущего, а лишь разминающегося на хоккейных и футбольных полях, это звучит цинично и презрительно. То же произошло и на этот раз.
Можно, конечно, утешать себя словами из песни Булата Окуджавы: «Мы за ценой не постоим!» Но время все-таки далеко не военное. И потом. Тогда смертный бой шел не ради славы (это уже Твардовский) — ради жизни на земле. Сейчас в большинстве случаев, поскольку большинство наших аграрных хозяйств — банкроты, остается надеяться на трудовой подвиг если не как на источник жизни (на крестьянскую зарплату не проживешь), то как на источник славы. Это как раз возможно: Верховный Главнокомандующий объявит тебе благодарность, вручит написанный очередным придворным живописцем твой портрет, а заодно и ключи от новеньких (конфискованных) «Жигулей». И ты уйдешь, искренне верующий в то, что армия труда, вместе с тобой, ее верным солдатом, одержала очередную победу.
А потом наступит «момент истины». Это — когда появится толпа контролеров и докажет, что твои результаты подтасованы и сфальсифицированы. Не тобой, нет, твоими отцами-командирами, желавшими любой ценой угодить начальству. А крайним окажешься ты, потому что вместо славы окунешься в позор.
И на это все равно никто не обратит внимания. Потому что в мемуарах маршалов нет места рядовым солдатам: маршалы оперируют в мемуарах армиями, на худой конец — дивизиями. А Трудармия — она все равно армия. И если о бензине в баках тракторов еще помнят, и о «подкормке» для солдат Трудармии вспоминают (хотя бы изредка), то об истинном вооружении речь даже не идет. Ибо истинное вооружение — вера. Вера в то, что твой труд действительно нужен, что твое государство действительно заботится о тебе. А в это уже никто не верит, включая маршалов белорусской Трудармии.
Слово «Трудармия» выдумал не я. Оно из лексикона Льва Давидовича Троцкого. Но вот — дожило. И вполне подходит для употребления применительно к нашей ситуации. Потому что обозначает тех, кто без веры в победу и лишь по принуждению (голода или силы — все равно) исполняет свой долг.
Чем это закончилось — мы видели в Ираке. Судя по обилию телерепортажей, там тоже проводили селекторные совещания. Но армия осталась плохо вооруженной: не было ценностей, которые стоило бы защищать. Поэтому и сдались.
Когда сдастся наша Трудармия?