/Восточная демократия/

За чертой

Восстание — это язык тех, кого отказываются выслушать.
М.Кинг

Поражающий своей жестокостью приговор Михаилу Мариничу, пополнившему трагический ряд активных белорусских политиков, обладавших серьезным потенциалом, но в течение нескольких недолгих лет безвременно умерших, исчезнувших, осужденных, вытесненных из страны, многое может сказать о ситуации, в которой находится белорусское общество, человеку, узнавшему о нем впервые. Но много ли нужно? Для характеристики лица белорусской власти и моральной атмосферы в стране достаточно вспомнить о недоброй и мстительной мелочности, проявленной хотя бы в отношении профессора Шушкевича, переступившего недавно семидесятилетний порог, — назначение ему пожизненной пенсии едва ли не в полтора доллара.

Отступление от нравственных норм, от духа закона, от милосердия происходит в любом обществе. Но лишь в нашем оно угрожает стать принципиально ненаказуемым и, более того, неосуждаемым, сделавшись правилом жизни. Милосердие, сугубо человеческое свойство, невозможно искренне проявлять по отношению к некоему абстрактному классу, «большинству», социальной группе, можно лишь — к конкретному человеку, конкретным людям. Оперируя «классами» и «группами» (и еще — как сейчас модно среди высокопоставленных и пониже функционеров, синхронно и без напряжения ставших выдающимися философами и социологами, — «ментальностями» и «цивилизациями»), можно легко и безнаказанно разглагольствовать о «нравственности» в политике, на деле расчетливо сея вокруг себя жестокость, обман, конфронтацию и страх.

Этот зловещий соблазн всегда неотделим от политики, именно поэтому эволюция политического мышления, политического поведения в мире состояла в создании максимально эффективных механизмов контроля за властью со стороны выбравшего ее населения (в демократическом обществе), недопущения сосредоточения ее в одних руках, которые могут оказаться не слишком чистыми. Допустимо ли говорить после того, что произошло с Мариничем, после других, все умножающихся, подобных случаев, о намерениях Беларуси стать правовым государством, альтернатива которому — присвоение власти и экономических богатств узкой группой лиц под видом осуществления ими же произвольно истолковываемых «народных интересов»? Допустимо ли утверждать, что в Беларуси правит закон, а не развертывается политический произвол? И в более обширной перспективе — что функционирование институтов власти в Беларуси все еще находится в зоне действенности Конституции?


Недавно, привычно отвечая на очередные нелестные характеристики в адрес белорусских властей, сначала министр иностранных дел, затем пресс-секретарь того же ведомства привычно выразили скорбь о том, что в мире «плохо представляют себе белорусские реалии» (министр), что «представления о ситуации в Беларуси, к сожалению, весьма далеки от реальности» (это уже пресс-секретарь, хотя и по другому поводу). Вообще-то, по логике вещей в доведении до мира «реалий» как раз и заключается работа обоих складно взгрустнувших служащих. Сделанные ими констатации — не столько обвинение, сколько признание собственной беспомощности. Действительно, какую заветную тайну вот уже несколько лет с риском для карьеры хранят от ненавистных буржуинов (и от нас) мужественные мальчиши-кибальчиши белорусского официоза? Почему не поторопятся ознакомить не вникнувший в богатство их внутреннего содержания мир со статьями Нины Шелдышевой или фильмами Ю.Азаренка, дающими представления о том, какой в Беларуси сейчас накал «высокой духовности»? Почему не организуют просмотр «Постскриптумов» (эта акция была бы особенно ценной) и других «аналитических» программ монополизированного национального телевидения, не оставляющих сомнений для зарубежный политических, общественных и экспертных кругов относительно методов осуществления в Беларуси политического руководства и стилистики политического мышления. После такого ознакомления наверняка отпадет уже нужда что-либо объяснять и сетовать на «непонимание».

Но, может быть, малообщительные представители МИДа и других белорусских институтов, занятых «внешнеполитическим обеспечением», еще недорассказали, как живут в государстве, где открыто практикуется системное закрытие по политическим мотивам газет и учебных заведений, где целенаправленно и жестко подавляется свободное распространение информации и существует фактический запрет на политические дискуссии, где оппозиционные партии систематически выслеживаются спецслужбами (в МИДе разве не слыхали о Уотергейте?), а телефоны политических деятелей ставятся на «прослушку»? Или зарубежным коллегам и «визави» белорусских дипломатов по вине последних еще неизвестно, что в Республике Беларусь «интересы государства», вопреки всякой логике, напрямую и почти официально отождествляются с интересами небольшой группы конкретных политических персоналий, а массированное и неприкрытое использование на голосованиях «административного ресурса» и вмешательство в избирательный процесс с целью продвижения этих персоналий носит практически узаконенный характер.

Все это лишь немногое из того, что лежит на поверхности. Какими еще «реалиями» собираются компенсировать столь циничное пренебрежение демократическими процедурами и нормами носители тайного знания? Зарплатой, «Славянским базаром»? А без этого что — слабо зарплату и «Славянский базар»? Не умеете? Так не уступить ли место тем, кто сумеет? Риторический, конечно, вопрос. Они не уступят. Согласно известному определению, народовластие функционирует корректным образом до той границы, пока смена власти в стране может произойти без потрясений и законным путем. Кажется, теперь не только за рубежом, где базовые политологические знания являются необходимым условием гражданского бытия, но и внутри страны растет понимание того, что в Беларуси эта граница давно и решительно преодолена.


Если достоинства «белорусской модели» столь очевидны и поддерживаются «всем народом», то почему белорусская власть так панически боится политического состязания, предписанного Конституцией, почему «стабильность» она понимает как отказ от конституционного принципа плюрализма идеологий, мнений и политических институтов, как ограничение гарантированных Конституцией и международными соглашениями фундаментальных прав и свобод, почему делает все, чтобы воспрепятствовать полной реализации заявленного Конституцией принципа многопартийности? Почему испытывает сама и вселяет в свое окружение ужас перед утратой властного иммунитета и переходом в рядовой гражданский статус? И это тоже лишь то, что лежит на поверхности. Но, в отличие от предыдущего, названные здесь вопросы уже не риторические.


Превалирование политической воли над законом и Конституцией в Беларуси, собственно, уже не скрывается, напротив, периодически подчеркивается в прямолинейных и не лишенных тщеславия высказываниях и декларациях Александра Лукашенко. Еще в Древней Греции, давшей рождение многим понятиям и аксиомам современной политической философии, критерий следования закону был главным при различении монархии и тирании. Первоначально греческие авторы не видели в них большой разницы, полагая и ту и другую модификациями «правления одного». Но в мире все когда-то определялось впервые. В периоды формирования и становления полисов, изменений политического строя, обобщая многочисленные жизненные наблюдения и перенося свои выводы в учения о формах правления, греки — а вовсе не американцы, как нас учат государственные СМИ, для которых всемирная история стартовала в 1994 году (дались им эти «американцы»), — стали отличать «правильное» правление, от «неправильного», порочного.

Произвол и насилие, на которых держится власть, возвышение единоличной воли над требованиями закона (оказывающимся обязательным для всех, кроме правителя и его близкого круга), безличного «логоса», следование каковому и обеспечивает подлинность служения «общему благу», — главные характеристики тиранического режима. Именно в этом значении слова «тиран» и «тирания» употребляются в сегодняшней политической лексике.


Конечно, от греков можно было бы отмахнуться. Что белорусам греки, что (действительно, что?!) — «американцы»? Существует Конституция Республики Беларусь, в соответствии с которой нынешняя власть и получила некогда свои полномочия, из которой и черпается ее легитимность. Конституция — документ, который не создается путем импровизации, свободного взлета фантазии; в этом тексте, в его структуре, терминах, в самом понятии конституционного строя сконцентрирован итог развития политической мысли, который в современном мире имеет интернациональное значение. В противном случае конституцию никому невозможно предъявить и сослаться на нее как на основание легитимности. В противном случае любой узурпатор сможет наскоро написать некую бумагу и назвать ее Конституцией (в этом смысле вообще без конституции все, разумеется, обустраивается намного проще).

В национальных инкарнациях конституций в государствах, определяющих себя как демократические (если кто не помнит, в этом ряду находится Республика Беларусь), содержится непременный набор универсальных принципов и основоположений, которыми цементируется целостность демократии как теории и понятия. Не в последнюю очередь поэтому конституции не только внутренний, но во многом международный документ, для статуса которого важна оценка международного сообщества. Не менее важным фактором является независимая и международная оценка, оценка гражданским обществом (а не только восторженное самовосхваление национальных правителей через им же принадлежащие средства коммуникации) фактического соответствия действий власти конституционным постулатам.


В Беларуси в последние годы между тем идет активное выстраивание внеконституционной, «параллельной», «идеологической» легитимности, пока «параллельной», да и то, пожалуй, в силу обескураживающей неудачи в сочинении «подходящей» идеологии — власть споткнулась о последствия собственного лобового и воинствующего антиинтеллектуализма. Пока что в роли таковой в публичной репрезентации мы имеем довольно нестройные пересказы «на местном материале» в белорусской государственной прессе политических маргиналий русского фундаментализма, вроде откровенно обскурантистских «крестьянских» утопий С. Г. Кара-Мурзы (отнюдь не Данилевского или, скажем, Хомякова — первотеоретиков «панславизма» и «славянофильства», нелегких и весьма неудобных для режима авторов).

Неподалеку от этого в любую пору года обильно плодоносящего источника буйно расцветают безапелляционные умозаключения не склонных в предыдущей жизни к метафизике государственных служащих об уже упомянутых «ментальностях» и «цивилизациях» (в духе: «для каждого непредвзятого человека, не зомбированного проплаченной галилеевской пропагандой, совершенно очевидно, что наша Земля имеет плоскую форму, покоится на трех китах и находится в центре мироздания, — так подсказывает нам здравый смысл, ведь достаточно понаблюдать за вращением Солнца, и мы …» и т. д.), а также хвастливые претензии на вот-вот имеющее быть изобретение альтернативы «евро-американской демократии». Вы же как-то, господа, определитесь. «По менталитету» («по понятиям»), выступающему синонимом «революционной целесообразности» и прискорбно смутно вами понимаемому, живет белорусское государство или по Конституции? Идет оно «от жизни» или от закона?


Однако на самом деле все уже определилось. Инвективы против демократии, переполняющие белорусскую пропаганду, призывы к следованию постулатам несуществующей и никогда в строгом терминологическом и философско-теоретическом значении не имевшей места «восточной» демократии (так и Навуходоносара можно объявить демократом и радетелем за простой народ; он, кстати, тоже, по Брокгаузу и Эфрону, «хвалился своими постройками»), воспевание исчезнувшей вместе с феодальным укладом и доиндустриальными методами хозяйствования крепостной крестьянской общины (а кто у вас, господа, будет находящимися вне общины помещиками, горожанами, чиновниками, царем, по какому признаку и кто будет их отбирать?), организация «выборов без выбора» и т. п. — непосредственно направлены на девальвацию и дискредитацию философских и ценностных оснований конституционного строя Республики Беларусь, отступление от его духа и буквы, отстранение населения страны (народа) от решения своей политической судьбы.


В свете популярных после украинских событий дискуссий о постсоветских революциях, можно заметить, что революция в Беларуси уже произошла, на практике государственный и общественный строй за последние десять лет «явочным путем» претерпел и продолжает претерпевать существенные изменения, нелегитимированные содержанием Основного Закона. Восстановление приоритета конституционной рациональности в полном объеме становится в этих условиях важным направлением движения к политическому будущему Республики Беларусь.

Возобладание насилия, репрессивных, карательных мер в поддержании полномочий власти, наметившееся превращение спецслужб в «личную гвардию», современную разновидность «преторианцев» Александра Лукашенко — может привести к окончательному разрушению демократических иллюзий относительно установившегося в Беларуси политического порядка. Власть неумолимо будет скатываться к традиционным характеристикам «антинародной личной диктатуры», столь хорошо известным не только за рубежом, но тем, кто прошел советскую идеологическую школу. Вытеснение из легального поля оппозиционных политических партий, закрытие самостоятельных общественных организаций, получающие все большее распространение увольнения за политические взгляды (на фоне риторики о «праве на труд») рискуют окончательно расставить все надлежащие моральные оценки и отнюдь не обязательно приведут к тому, что бывшие активисты политических и общественных движений, бизнесмены, интеллектуалы, наиболее энергичные представители других социальных групп массовым порядком послушно отправятся в дворники и кочегары (в особенности при принимаемых сейчас интенсивных мерах по ограничению возможностей для выезда «недовольных» за пределы страны).

Перевод политической оппозиции на полностью или частично нелегальное существование, разумеется, затруднит ее положение, но одновременно освободит от необходимости играть в игры, придумываемые властью по собственным правилам и условиям, устранит всякую двусмысленность, закономерно повлечет за собой ротацию оппозиционных рядов и выдвижение на первый план лидеров, обладающих набором качеств, востребованных императивами прямого противостояния. Полного подавления более или менее нескрываемых оппозиционных настроений, как свидетельствует история XX века, возможно добиться только массовыми репрессиями и казнями, потоплением в крови любых проявлений протеста, ответом на инакомыслие фронтальными арестами и концлагерями, организацией тотального контроля за всеми аспектами жизни членов общества. Этому пути за последние сто с лишним лет не было альтернативы. Вряд ли, однако, Беларусь в состоянии себе сегодня это позволить и осуществить.


Несомненно, быстро ожидать сколь-либо заметных волнений, немедленной мобилизации загоняемых вглубь протестных настроений, «протестного ресурса», который на глазах лишается вероятности найти легальную отдушину для своего выхода и применения, будет наивным. Однако власть сама делает все для того, чтобы ускорить этот процесс, сформировать устойчивую ответную реакцию, в том числе на прогнозируемое увеличение числа политических судебных процессов, стремительное закрепление имиджа классического «полицейского государства», открыто борющегося с носителями несогласия посредством грубой силы.

Начав беспощадную борьбу «на уничтожение» за третий президентский срок, мобилизовав с этой целью весь имеющийся в ее распоряжении экономический, информационный и силовой потенциал, посчитав, что ей «все равно, нечего терять», белорусская власть, не привыкшая к рефлексии, может сама довести до логического завершения то, что так и не удалось сделать оппозиции.

Человеческие права, человеческие свободы и человеческое достоинство — тонкая и чувствительная область. Пренебрежение ими — опасная игра.


Когда все остальные права попраны — право на восстание становится бесспорным.
Т. Пейн