Экономический крах: грозит ли он Беларуси?
«Экономический спад», «экономический кризис», экономический крах» — эти мрачные предостережения о перспективах белорусской экономики звучат не первый год. Относительно экономической политики действующей власти — с середины 90-х гг., когда стал явственно наблюдаться процесс торможения рыночных реформ и начало формироваться то экономическое устройство, которое впоследствии «придворные» экономисты и политологи именуют не иначе как «белорусская экономическая модель». Разумеется, самая разумная, самая социально ориентированная и самая эффективная для условий переходного периода. Правда, конечная цель перехода пока научно не сформулирована, поскольку сам глава государства еще не дал понять, как он представляет экономику Беларуси, например, в 2015 году.
С другой стороны, все эти пессимистические прогнозы, доносящиеся из стана аналитиков, принципиально не приемлющих квазирыночную белорусскую экономику, в которой жесткое госрегулирование нередко подменяется прямым административным управлением внутри страны, пока никак не сбываются. Даже когда административное рвение белорусских чиновников от экономики прямо противоречит требованиям внешних рынков, чрезвычайно важных для небольшой открытой экономики, полностью зависящей от импорта сырья, энергоресурсов и комплектующих, с последующим экспортом готовых товаров и услуг.
Возникает первый вопрос: то ли независимые экономисты и политологи недостаточно компетентны, то ли действуют какие-то иные факторы, ими не учитываемые? И второй: а что, собственно, такое обозначают собою на практике все эти угрожающие словосочетания?
Чтобы ответить на первый и главный вопрос, надо все же разобраться в терминах. В экономической литературе, да и в повседневной публицистике, эти выражения обычно применяются тогда, когда необходимо указать, в первую очередь, на отсутствие экономического роста, т. е. увеличения объема добавленной стоимости в производимых экономикой товарах и услугах. Или же когда этот экономический рост имеет отрицательную величину, т. е. вообще сокращается объем производимой добавленной стоимости.
Как правило, когда речь идет о его небольшом сокращении, в т. ч. отдельных отраслях или даже на отдельных предприятиях, применяется термин «экономический спад». Он может быть вызван краткосрочным изменением конъюнктуры и для его преодоления не требуется кардинальных изменений в обществе или отдельных отраслях. Спад можно преодолеть в рамках существующей экономической модели. Например, за счет обновления технологий, совершенствования менеджмента и т. п.
В отличие от «экономического спада», понятие «экономический кризис» применяется обычно тогда, когда речь идет о серьезном снижении экономического роста, связанного не только с общим падением производства, но и серьезными деформациями в целых секторах экономики, например на денежном и финансовом рынках, в энергетической сфере и т. п. Для его преодоления иногда уже недостаточно простого усовершенствования институциональных основ экономики — порой приходится прибегать к серьезной модификации экономической политики. Наиболее типичный пример — это «великая депрессия» в США 1929-33 гг., которая вызвала к жизни кейнсианскую теорию и практику государственного регулирования рыночных экономик. Т.е. искусственное стимулирование спроса, в т. ч. через непомерное раздувание государственных расходов. Но сильная инфляция и валютная нестабильность, как следствие непомерных государственных расходов и огромных дефицитов госбюджетов, а также энергетический кризис первой половины 70-х гг. прошлого столетия, вызвали к жизни уже монетарные концепции и подходы к регулированию экономик. В их основу были положены максимальная либерализация условий ведения частного бизнеса при жестких бюджетных ограничениях для правительств и использование преимущественно денежных рычагов государственного регулирования экономик.
Можно также вспомнить секторальный финансовый кризис в России в августе 1998 г., повлекший за собою 4-х кратную девальвацию российского рубля и резкое уменьшение госрасходов. После чего смена политического лидера и определенное ужесточение государственного регулирования экономики в России стало только делом времени. Экономический кризис можно определить как глубокий экономический спад, требующий существенной модификации экономической политики при общей неизменности ее основ.
В отличие от экономического кризиса, экономический крах — это такое падение экономики, которое не может быть преодолено в рамках существующей политико-экономической системы. Здесь уже недостаточно модификации имеющегося экономического базиса — необходима коренная реформа экономической системы, возможная только при новой политической надстройке. Экономический крах — это довольно редкое явление. В новейшей истории можно в качестве примера привести Чили начала 70-х гг., в какой–то мере маоистский Китай 60-70 гг., послевоенную Албанию и, конечно, всеобщий экономический крах социалистической системы в конце 80-х начале 90-х гг. прошлого столетия в Европе. Приведший к такому редчайшему явлению, как распад огромного государства — СССР. Экономика Советского Союза, располагающая богатейшей сырьевой базой, неплохим научным потенциалом и квалифицированной рабочей силой в силу своей неадекватности требованиям научно-технического прогресса и мирового рынка, «докатилась» до нормирования потребления — «карточки потребителя» (!), что стало началом ее конца. Вместе с политической надстройкой в лице правящей компартии.
Если исходить из этих наиболее общих различий между «экономическим спадом», «экономическим кризисом» и «экономическим крахом», то, действительно, использовать эти термины следует более осторожно и аргументированно. Даже с учетом того, что нередко они применяются как сугубо эмоциональная оценка реально существующих рисков для белорусской экономики. Тем более, что, как правило, реакция независимых экономистов на то или иное действие власти связана с краткосрочными перспективами его последствий, когда речь еще не может идти о долгосрочных временных отрезках. Ведь даже экономический спад, не говоря уже об экономическом кризисе, — это не результат какого-то единичного неверного решения. Фактически, это следствие комплекса ключевых экономических решений, неверных с точки зрений внешней и внутренней конъюнктуры, и которые не могут быть сиюминутно исправлены. Т.е. они системны по своей сути.
Оценить же существующие риски для белорусской экономики на предмет того, когда она окажется в глубоком кризисе, приближающемся по своим последствиям к стадии экономического краха, довольно сложно. Дело в том, что белорусская экономика в силу своей открытости, т. е. зависимости от экспорта и импорта, чрезвычайно чувствительна к изменению внешних условий, которые мало связаны с действиями белорусского руководства. Например, скачок цен на нефть на мировых рынках, позволивший Беларуси нарастить свой экспорт в ЕС в стоимостном выражении даже при общем физическом его сокращении в 2005 году на 1-1,5%. Кроме того, нынешние экономические успехи Беларуси во многом зиждутся на весьма значимых преференциях со стороны России, и как долго они будут продолжаться — не знает никто.
Независимые аналитики долгое время полагали, что демократические преобразования в России будут носить поступательный характер, и демократический Кремль не потерпит диктаторского режима в Беларуси. Но события последнего времени показывают, что нынешняя российская власть сама не прочь «подкрутить гайки». Похоже, что в этой ситуации она пришла к выводу, что чем скорее и глубже белорусский режим самоизолируется в Европе, тем более преданным он будет по отношению к Москве. И Кремль, судя по всему, готов продолжать его поддерживать. Цены на природный газ на 2006 г. в 3-4 раза дешевле, чем ближайшим соседям Беларуси по СНГ, кредиты правительства России в 2004–2005 гг. по 175 и 140 млн. долл., под смешные проценты (ставка LIBOR + 0,75%), относительно либеральные условия доступа белорусских товаров на внутренний российский рынок — это о многом говорит.
Тем не менее, существующие риски в белорусской экономике весьма значительны и их последствия в краткосрочной и среднесрочной перспективе все же можно оценить. В том числе, с точки зрения возможного наступления экономического спада, способного при определенных условиях перерасти в экономический кризис — и даже экономический крах. Сегодня это весьма актуальная проблема, поскольку производственные мощности, доставшиеся в наследство суверенной Беларуси, уже максимально задействованы и прилично изношены. Наращивать или хотя бы стабильно сохранять весьма проблематично, а обновить их на новой технологической основе — нет достаточных средств. Привлечь такие средства можно только с помощью частного бизнеса, но ему для этого нужны достаточно комфортные условия. Но это уже совсем другая экономическая модель. С этим, кстати, согласны не только отечественные критики «белорусской экономической модели», но и зарубежные эксперты, более или менее глубоко исследовавшие белорусские реалии. Например, в последнем страновом меморандуме, подготовленном по Беларуси Всемирным банком в ноябре 2005 г., один из главных выводов дипломатично сформулирован следующим образом: «Беларусь стоит перед выбором: либо и далее следовать существующей стратегии экономического роста и постепенно утратить свой потенциал, либо переориентировать политику на обеспечение стабильных макроэкономических условий и сокращение централизации ресурсов в руках государства и таким образом обеспечить устойчивость роста».
По самой непредвзятой оценке, наиболее существенными рисками для белорусской экономики, способными не только спровоцировать экономический спад в отдельных отраслях, но и привести ее к системному кризису, являются следующие:
— низкая рентабельность большинства белорусских предприятий. Согласно официальной статистике, за 11 месяцев 2005 г. она составила в среднем 13,9%, при этом четверть всех предприятий была нерентабельной, а 15% откровенно убыточными. Если же к ним приплюсовать треть предприятий с рентабельностью от 0 до 5%, окажется, что примерно 60% всех действующих белорусских организаций являются низкорентабельными и убыточными. Они финансово не в состоянии обновится технологически, а следовательно, рано или поздно в рамках существующей экономической модели должны оказаться банкротами. Причем, чем дольше государство будет поддерживать их «на плаву» сегодня, тем тяжелее окажется процесс банкротства завтра, поскольку они превратятся в никому не нужный хлам;
— чрезмерно высокий уровень централизации финансовых ресурсов в руках государства. Сегодня через госбюджет и государственные внебюджетные фонды перераспределяется до 48-50% всего ВВП. Достигается это за счет высоких налогов, которые окончательно добивают низкорентабельный реальный сектор. Обратное поступление финансовых средств в экономику из бюджета минимально и экономически не всегда эффективно. Например, в сельское хозяйство по разным каналам направляется до 1 млрд. долл. в год (7-8% бюджета страны), а его продуктивность по-прежнему намного ниже среднеевропейского уровня. Чрезмерная концентрация финансовых средств в руках государства чревата еще и тем, что львиная доля доходов бюджета поступает от относительно небольшого числа высокоприбыльных предприятий, типа Мозырского и Новополоцкого нефтеперерабатывающих заводов, Белорусского металлургического завода, Солигорского калийного комбината и некоторых других. Любой спад производства на нескольких из них способен лишить бюджет значительной части доходов и, соответственно, «обрушить» его расходную часть. Которая, в свою очередь, примерно на 50-55% «завязана» на социальную сферу, во многом формирующей внутренний платежеспособный спрос населения на внутреннем потребительском рынке. Цепочка «снижение расходов бюджета — снижение внутреннего потребительского спроса — банкротство отечественной пищевой и легкой промышленности, проблемы с оплатой коммунальных услуг — рост безработицы» — это отнюдь не фантастический сюжет;
— высоким риском для белорусской экономики является также «завязанность» ее экспорта и импорта на российский рынок — около 36% экспорта и 61% импорта в 2005 году. Но российский рынок — это нестабильный рынок, и даже небольшой экономический спад в России может обернуться гораздо более ощутимым падением экономики в Беларуси. Такой сценарий возможен также после вступления России в ВТО (Всемирную торговую организацию), когда белорусским товарам и услугам на российском рынке придется конкурировать с более качественными и недорогими товарами из ЕС и Юго-Восточной Азии. Только за счет этого фактора Беларусь может потерять до 5% своего ВВП;
— угрожающим для белорусской экономики является неразвитость ее финансового сектора, включая банковскую систему. В стране практически не действуют фондовый рынок, страховой бизнес находится в зачаточном состоянии и фактически ограничен обязательным государственным страхованием. Банковская система изолирована от внешних финансовых рынков и вынуждена «вариться» в рамках обслуживания нищего реального сектора и сбережений населения, оставаясь финансово слабой и неспособной на серьезное кредитное инвестирование экономики. По состоянию на 1 января т. г. собственный капитал белорусских банков составлял менее 2 млрд. долл., они располагали совокупными активами в сумме около 11 млрд. долл. (менее 30% годового ВВП). Как следствие, предприятия и физические лица не имеют достаточного набора финансовых инструментов, чтобы хеджировать (страховать) свои денежные риски, и могут размещать их только в ненадежных банках в форме депозитов, что чревато их потерей как в случае системного кризиса банков, так и обесценения при возможном скачке инфляции.
Имеются также некоторые риски внешнего характера, суть которых сводится к тому, что демонстративное подавление элементарных демократических свобод и откровенное пренебрежение основополагающим принципом рыночной экономики — правом на частную собственность — внутри страны, способны спровоцировать жесткие экономические санкции со стороны ЕС, США и их союзников в других регионах мира. Но ЕС — это почти 45% всего белорусского экспорта. Потерю такого рынка возместить невозможно.
Иногда в качестве рисков для белорусской экономики называют также демографические тенденции, т. е. старение населения и увеличение удельного веса пенсионеров, приходящихся на одного занятого.
Определенную озабоченность вызывает и низкая эффективность государственной поддержки экономики вообще, что приводит к бессмысленному расходованию ограниченных финансовых ресурсов. Это действительно имеет место и при определенных условиях может ускорить наступление общего экономического спада или углубить его. Но в среднесрочной перспективе это не столь угрожающие риски. В конце концов, даже бессмысленное расходование бюджетных денег поддерживает занятость, равно как и выплаты пенсий поддерживают внутренний платежеспособный потребительский спрос.
Перечисленные основные риски, существующие в белорусской экономике, действительно способны при неблагоприятном стечении обстоятельств оказаться роковыми для нее. Причем их общей характерной чертой является то, что они не могут быть устранены в рамках нынешней «белорусской экономической модели». Например, та же низкая рентабельность госсектора — это феномен, характерный для всех экономик. Она, можно сказать, имманентна для государственных предприятий, где высший менеджмент вынужден иметь дело не с реальным собственником, а государственным чиновником, отстаивающим свои должностные интересы. Наличие госсектора, охватывающего 3\4 всей экономики, автоматически ведет к концентрации финансовых ресурсов в бюджете правительства, которое вынуждено в первоочередном порядке решать социальные вопросы. Это его естественная функция в любой экономике, но в огосударствленной — прежде всего, поскольку государство не создает условий для того, чтобы граждане сами могли позаботиться о себе.
Огосударствление низкорентабельной экономики требует ее политической защиты, которая уже в свою очередь неизбежно ведет к напряженности в отношениях с большинством стран, придерживающихся иных экономических моделей. Они не хотят иметь у себя под боком проблемную в экономическом и политическом плане страну, поскольку не без основания опасаются там социальных конфликтов, способных затронуть их интересы (массовый приток беженцев, экспорт преступности и т. д.). Соответственно, страны-изгои начинают искать союзников и рынки там, где их еще принимают. В белорусском случае — это Россия, часть стран СНГ и полуавтаркические режимы Азии и Африки — Китай, Иран, Сирия, Ливия и т. п. Но любая из них может выпасть из этого ряда (Ирак), что еще больше сузит экономические связи страны-изгоя.
Поэтому, если рассматривать всю совокупность рисков, то можно с уверенностью говорить о неизбежности экономического спада и даже экономического кризиса в Беларуси. Но прогнозировать время его наступления весьма проблематично. Прежде всего, в силу открытости белорусской экономики и, соответственно, сильного влияния внешних факторов.
По нашей оценке, небольшой экономический спад может наступить уже в этом году. И если на выручку экстренно не придет Россия, то к 2008 году Беларусь может достичь стадии полномасштабного экономического кризиса. В случае же одновременного применения экономических санкций со стороны ЕС и США, можно прогнозировать наступление экономического кризиса через 3-4 месяца после их введения, а еще через год-полтора он может завершиться настоящим экономическим крахом. Со всеми вытекающими из него последствиями.