«Анастасия Слуцкая» и «Оккупация.Мистерии.»:
два подхода к национальной идее в белорусском кино

На вопросы соседей с Востока и Запада о состоянии отечественной кинематографии принято грустно улыбаться и пожимать плечами. Бывший «Партизанфильм» с трудом набирает с полдесятка фильмов в год (включая студенческие работы) для демонстрации на очередном помпезном празднике официальной культуры. На праздники денег хватает. На эффективную творческую работу киноиндустрии — увы, нет. Люди киноцеха выходят из положения по-разному. Кто уезжает на заработки в Россию, кто всеми правдами и неправдами выбивает госзаказы. Но есть и третьи. Они предпочитают жить без оглядки на неповоротливую и косную бюрократическую систему, работая в пока непривычном для Беларуси формате независимого кино. Между двумя знаковыми фильмами последнего времени — «Анастасией Слуцкой» Юрия Елхова и «Оккупацией.Мистерии.» Андрея Кудиненко — есть принципиальное различие. И дело не в художественных достоинствах или объеме финансирования. «Анастасия» воплощает вчерашний день национального кино, «Оккупация» — завтрашний.

Сказка для бедных

Наивно думать, что зрительское большинство ждет от кино глобальных откровений и философских глубин. Кинематограф — одна из самых эффективных фабрик современной мифологии. Лучшие режиссеры XX века — от Чаплина и Хичкока до Рязанова и Спилберга — не мыслители, а сказочники, мастера эмоциональных аттракционов.

Когда кино заказывает власть, она рассчитывает получить яркую, идеологически выверенную агитку. В случае с «Анастасией Слуцкой» идеология и национальная идея изначально отождествлялись. Многократно переписанный и тщательно зачищенный от любых намеков на историческую правду сценарий, тощий бюджет, пополнявшийся лишь после очередной челобитной главе государства, практически полная смена состава съемочной группы после ухода с фильма режиссера Владимира Янковского… В результате, «Анастасия», изготовленная под жестким контролем, оказалась характерным примером «заказухи» самого худшего толка. Нормальный государственный «долгострой», завершив который, все с облегчением вздохнули.

Юрий Елхов: «Что касается идеологии, то мы думали о том, чтобы картина имела патриотическое звучание. Недаром в фильме появилась сцена, в которой Анастасия призывает народ воевать „за землю Слуцкую, за веру православную“. Но мы вообще старались обойти все острые политические углы. Менталитет белоруса таков, что на протяжении всей истории он ни с кем серьезно не ссорился и не было серьезных войн за национальную независимость».

«Анастасию Слуцкую» не посмотрели разве что в глухих белорусских деревнях. В районных центрах патриотическая сказка успешно сражалась с бездушным «Терминатором-3», собирая аншлаги. Добавим почетное четвертое место (после «Такси-3» и вторых частей «Гарри Поттера» и «Властелина Колец») в местном кинопрокате. Как видно, лента действительно имела успех у массового зрителя. Но абсолютно не потому, что этот фильм хорош. Голодного минимально заботит качество пищи, он рад тому, что хоть что-то дали. Белорусский зритель изголодался по отечественному кино, поэтому пошел на незатейливую «Анастасию». Вроде бы наше, из нашей истории, с нашими героями. Востребованность «Анастасии Слуцкой» весьма показательна. Как непременный элемент национального кинематографа, массовое зрелищное кино, даже в таком убогом варианте, необходимо широкому зрителю. Другое дело, что миф «Анастасии» изначально фальшив. Он не имеет ничего общего ни с историей Беларуси, ни с ее национальной идеей. В этом «кино про красивых белорусов» нет ни литвинов, ни войн с «братским русским народом», ни исторического герба «Погоня».

Юрий Елхов: «В то время нации белорусов не было, она только-только зарождалась. Язык был единый, старославянский, некоторые называют его старобелорусским. У нас в фильме нет ни конфликта с Россией, ни конфликтов с Польшей. Хотя сперва все это было обозначено в сценарии. Мы ушли от этих политических скандалов. Это принципиально, мы не хотели никого раздражать».

«Анастасия Слуцкая» оказалась наивной «романтической легендой» из жизни непонятного народа в пестрых костюмах. «Оккупация», напротив, успешно решила задачу построения национальной мифологии пост-советского (пост-имперского) образца.

Партизанское кино

Массовый кинематограф разговаривает с публикой на ее языке. Главная его задача — понравиться. С авторским же кино — вторым из необходимых этажей национального кино дело обстоит иначе: качественный интеллектуальный продукт с четко выраженной авторской позицией требует от зрителя умственной работы. «Оккупация.Мистерии.» — удачный пример такого рода.

Андрей Кудиненко: «Запала в душу фраза одного руководящего работника: „Что вы здесь себя режиссерами считаете? Вы съездите в Москву, снимите фильм, приедете к нам, тогда мы скажем, что вы режиссеры“.

«О чем фильм? О войне. Вот невидаль!» Партизанская тематика кажется затертой до дыр прежним «Беларусьфильмом». Но здесь есть принципиальное отличие. Советское «партизанское» кино мифологизировало войну в «разрешенном» ключе. Превращая в безопасный зрительский аттракцион, или, напротив, нагнетая страсти и всячески демонстрируя идеологический пафос.

«Оккупация.Мистерии.» — фильм принципиально иной. Это рассказ не о борьбе идеологий и битвах народов. В центре событий — жизнь людей, волей судьбы оказавшихся на своей Родине под двойной оккупацией — советской и немецкой.

Опыт «Оккупации» уникален. С одной стороны, это аутентичный национальный продукт, точно прописанный здесь и сейчас — иными словами, настоящее кино для белорусов. С другой — этот фильм абсолютно конвертируемый, потому что универсальные человеческие ситуации в переводе не нуждаются.

Появление «Оккупации.Мистерии.» значимо для Беларуси еще по одной причине: это независимый продюсерский проект. Люди делают кино за малые деньги, на азарте, на энтузиазме. Делают потому, что не могут его не делать. Для них это также естественно, как дышать.

Андрей Кудиненко: «При государственной опеке возникла бы серьезная проблема — худсовет, который должен был утвердить сценарий. Худсовет — это одиннадцать человек, которые ни за что не отвечают, но очень долго рассказывают тебе, что надо делать и какую реплику лучше убрать. Для моего проекта это бы значило одно — смерть. Система административного управления кинематографом, на мой взгляд, — одно из основных препятствий на пути развития кинематографа в Беларуси».

Негосударственное малобюджетное кино во всех странах — это площадка экспериментов. Именно там возникают новые стили и яркие идеи. Фильм Кудиненко, кино европейского качества, лучшее тому подтверждение. В нашей стране появилась независимая территория кино. И это не менее важно чем, что государство берется, наконец, финансировать фильмы на историческую тематику.

Вопросы на завтра

Фильм Андрея Кудиненко провокативен. Но он не «программирует», а заставляет задуматься, дает возможность соглашаться или не соглашаться. В данном случае кинематограф выполняет очень важную функцию: мешает оставаться в плену наших привычных взглядов, расширяет сознание меняет наше зрение. Настоящее кино призвано заниматься именно этим. И все равно, кто его делает — поляк Ежи Гофман, американец Стивен Спилберг или белорус Андрей Кудиненко.

Везде срабатывает один и тот же механизм: мы становимся богаче. А для того, чтобы становиться богаче в нашем случае — случае неявной пока для многих национальной принадлежности — мы должны задавать вопросы. Нужно споткнуться и понять: то, что нам кажется ровной дорогой, на самом деле поле с воронками от бомб, обрывками колючей проволоки, обломками старых мечей, остатками своих и чужих флагов. Мы должны заметить, что существуем в пейзаже «после битвы» или «накануне нации». И если мы это замечаем, значит, режиссер абсолютно прав — он лишает нашу жизнь обыденности, ставит новые вопросы. Он не должен отвечать, он должен заставлять людей думать.

Андрей Кудиненко: «Фильм принципиально для этого и делался. Мы понимали, что за такое могут и по шапке дать».

В современном кинематографе, как, в принципе, и культуре вообще, художник — хотим мы этого или нет — теряет привычный статус пророка, мыслителя, водителя человеческих душ. Его место становится неизбежным образом более скромным. Сегодня художник может лишь обозначить какие-то моменты человеческого существования, взять маркер и пройтись им по повседневности, обозначив ключевые, беспокоящие его, а теперь и нас точки.

Фильм Андрея Кудиненко похож на резкий крик, адресованный засыпающему человеку, которому нельзя спать. Это вызов человеку или людям, которых любишь. Потому что «Оккупация» сделана с любовью к стране и ее истории. Фильм жесток, нелицеприятен, но это как врачебный диагноз, который никогда не бывает ласковым по отношению к серьезно больному. «Оккупация.Мистерии.» — это диагноз нам и нашим отношениям, в т. ч. с собственной историей. А что будет дальше — решать не режиссеру Кудиненко, а нам с вами. Кино — лишь повод для того, чтобы сделать следующий шаг.