Пропасть или взлет?
Принятое в ходе недавнего церемониала ВГС СГ соглашение «О равных правах граждан России и Беларуси в области…» получило закрепление делом. После того, как в числе задержанных участников Чернобыльского шляха оказалось 14 россиян, стало совершенно ясно, что граждане «союзного государства» в своих правах (или же бесправии) действительно в каком-то смысле равны. Собственно говоря, это было хорошо известно и ранее, хотя некоторым образом упускалось из виду. Потом было принято во внимание на высшем уровне — и вот же: теперь можно арестовывать и задерживать не только «несанкционированных» российских журналистов, но также и российских активистов (скажем, движения «Идущие без Путина»), или же украинских (NB: необходимо подписать с Ющенко соответствующий документ).
Конечно, удивительная страна Беларусь: умеет предложить своим реальным и потенциальным союзникам самое дорогое. Например, гражданские права и свободы. Остается лишь задаться вопросом о том, насколько союзники готовы этот «уникальный опыт» принять и адаптировать. И чем они будут отдариваться. Если с Украиной все более или менее понятно, то с Россией все как раз напротив — ничего не понятно.
Россия, напомним, — это тот самый «единственный союзник» Беларуси, который — в силу странного психологического трансферта — нередко мыслится в качестве страны «с единственным реальным союзником» (сложно уловить сразу, каким образом «единственный союзник» стал самим собой). Подобная однозначность и одномерность тем более замечательны, что Россия, как представляется, окончательно запуталась в своем союзничестве, направлениях развития и ориентациях.
Послание федерального президента Федеральному Собранию породило, как отмечают комментаторы, массовое недоумение и панику. За исключением некоторых кремлевских и московских старожилов, которые нашли его «симпатичным» и даже похвалили за «обращенность к человеку». В «Русском журнале» и других аналогичных изданиях царит траур: куртуазные патриотисты и евразисты, а также евразийские маньеристы (а они все не дружат между собой — в том числе и потому, что постоянно друг друга путают друг с другом и врагом) критикуют ВВП за отказ от: а) монархизма, б) аристократического вертикализма, в) патриотического или же патриотистского дискурса в целом, но в особенности — г) от русской идеи. Последнее вдвойне обидно: ведь ее так и не успели произвести на свет, хотя нужно русакам отдать должное — толковых предложений выдвигалось немало. Предлагалось, например, установить космогонический Пуп земли именно в РФ, да что там говорить…
После трансляции послания в русский народ возникло подозрение: Владимира Владимировича незаметно подменили. Высказывались даже подозрения о том, что подменила его коварная Кондолиза Райс во время своего краткосрочного налета на Москву. Это правдоподобная версия, хотя и недостаточно правдоподобная: во время заседания ВГС СГ, случившегося на следующий день после «налета», Владимир Владимирович не проявлял никаких признаков Лжедмитрия и отыгрывал свою роль так, словно внимательно прочел сценарий, хотя очевидно, что поступал он так строго по «союзному» наитию. Зато после встречи с Александром Лукашенко с ним как раз и начали происходить странности, достигшие предела в момент известного выступления.
Так, например, говоря о «правах и свободах человека» Владимир Путин несколько раз настоял на необходимости защиты прав россиян за пределами России. Данные заявления можно рассматривать в качестве опорного пункта последующих процедур верификации. Если ближайшее время в МИД Беларуси поступят какие-либо ноты протеста — значит, ВВП подменила Кондолиза Райс. Если нет — значит, его подменил Александр Лукашенко. Либо вообще никто не подменял. Просто Владимира Владимировича посетило либерально-демократическое вдохновение.
Если исходить из содержательного плана этого вдохновения, то недоумение и негодование патриотистов (в т. ч. куртуазных) вполне понятно. (Патриотисты — это широко распространенная в СНГ разновидность ура-патриотов — «вечных патриотов», которые любят свою patria вот именно «странною любовью», то есть не столько наличную родину, которую скорее ненавидят, сколько абстрактную родину своей мечты — такую единственно влиятельную и единственно прекрасную, с «миссией», так сказать. К патриотистам относятся представители белорусского правящего «звена» и А. Лукашенко, в частности, — редкий человек слышал от него доброе слово, ибо все добрые слова достались некоему недостижимому и непостижимому «народу», до которого народу еще расти и расти.) Путин несколько отошел от экономики, патриотизма и стабильности и сосредоточился на свободе и демократии.
Согласно подсчетам «Коммерсанта», слово «свобода» и производные от нее («свободный») в нынешнем выступлении В. Путина прозвучало 30 раз. Что покрывает рекорд 2000 г., когда ВВП пришел к власти на мягкой ельцинской волне и произнес это слово перед парламентариями 25 раз. И уж, конечно, значительно превосходит соответствующие показатели 2001 г. (8 раз), 2002, 2003 гг. (по 7 раз) и 2004 г. (9 раз). Согласно подсчетам весьма мракобесного портала Правая. ru, термин «свобода» прозвучал 26 раз, «демократия» — 24, «справедливость» — 11, «права человека» — 7, «гражданское общество» — 3, «целостность страны» — 2, «независимость, безопасность, суверенитет» — 7, «государственность, эффективность государства» — 6, «ответственность, обязанности» — 0. «Таким образом, — поясняет Правая. ru, — иллюминатско-просвещенческие категории … упоминаются 60 раз, а государственно-патриотические вместе с народно-советскими (на данный момент в национальном создании они являются единым идеологическим блоком) — 26».
Подавляющее большинство комментаторов указывают на то, что, при очевидном перевесе либерально-демократических категорий над государственно-патриотическими, послание В. Путина выдержано в предельно контрастных тонах. Мне так не показалось — особенно, если иметь в виду аудиторию, на которую оно рассчитано. Следовало бы обратить внимание, скажем, на тот факт, что в известной части российского самосознания государственно-патриотическая риторика запросто уживается с народно-советской и инфильтруется в «единый идеологический блок», т. е. национализм легко соседствует с интернационализмом, а белая эмиграция — с красной армией. И это никого не беспокоит. Зато беспокоит соседство таких понятий, как «свобода» (слово из арсенала «правых», разъясняет А. Дугин) и «справедливость» (слово из арсенала «левых», подчеркивает он же).
Подобные комментарии суть симптомы состояния российского самосознания, наблюдающего противоречия там, где их нет, и легко соединяющего несоединимое. Дело в том, что приверженность «свободе» вовсе не связывает руки в отношении «справедливости» и «равенства», в то время как «кровь и почва» плохо уживаются с этими понятиями. Так, например, в неолиберализме (Дж. Ролз, Р. Дворкин и пр.) акцент делается на «справедливости» и «равенстве» при том, что они соседствуют со «свободой», в то время как в агональном либерализме И. Берлина или постлиберальной концепции Дж. Грея «свобода» является понятием комплиментарным «ответственности» (без свободы ответственность немыслима). В то же время, в СССР далеко не случайно была запрещена генетика, т. к. доктрина радикального равенства исключала отсылки к «крови и почве». Так что разъясняя «граждан России» через «подданных», Правая. ru проявляет приверженность «несправедливости» и «неравенству» скорее, чем широко понимаемая либеральная доктрина. Короче говоря, есть справедливость и справедливость.
Еще раз повторюсь: само по себе послание Путина не показалось мне самопротиворечивым — в особенности в отношении к его предыдущим посланиям. Даже «выдержанную в духе смутного либерализма» цитату из крайне правого монархиста, этатиста и авторитариста Ильина, как квалифицирует его Дугин, следовало бы воспринимать как легкую остроту разработчиков текста послания: вы любите Ильина? — нате, получите.
Интересно вот что: выступление Владимира Путина перед Федеральным Собранием было отложено на два дня. Следовательно, исходный текст выступления был за это время полностью переработан, причем, по всей видимости, за это время была полностью обновлена авторская группа. Остается лишь гадать, что именно произошло за эти несколько дней. Накануне своего бенефиса в парламенте Путин дал интервью одной израильской газете, в котором тезисно предвосхитил содержание своего послания. Так что траур «российского самосознания» по самому себе вполне «обстоятелен». Между тем в обращении российского президента содержится нечто принципиально странное, маркирующее рассогласованность формального и содержательного плана этого обращения, рассогласованность текста и контекста.
В упомянутом интервью было сказано то, что в силу неизвестных обстоятельств выпало из послания, а именно: причины «поворота». Согласно Путину, современная Россия не в состоянии обслужить свои предполагаемые имперско-патриотические амбиции. Иными словами, если бы она могла плыть против течения, то она так бы и поступала. Но она не в состоянии это сделать (во сколько обходится, скажем, экономическое и политическое прикрытие «единственного» союзника?). Получается, что оглашенный «европейский выбор» России — это не столько выбор как таковой, сколько выбор, навязанный «внешними» обстоятельствами. Вот это и странно. Странно то, что «демократическая» риторика Путина производит такое удивительное впечатление. Дело в том, что Путин обязан держаться именно этой, демократической риторики и патетики, поскольку является избранным президентом, избранным в соответствии с конституционным каноном. Он не является спущенным «свыше» монархом, с каковым его нередко путает «русское самосознание». Все это в частности означает, что законность президентской власти производна от демократического норматива и не проистекает из ее причастности культурному мифу. Путин — не Романов и даже не Фидель Кастро. И если ему что-то можно предъявить, так это единственно ту самую демократию, которой он присягнул.
Короче говоря, послание Путина внушает определенные надежды, но это — не более чем надежды. Скептицизм способно породить хотя бы то обстоятельство, что можно сколь угодно долго разъяснять племенному скоту смысл реформы сельского хозяйства — она так и останется реформой вожделенной. В связи с этим сложно обойти вниманием ситуацию, при которой призывы соблюдения прав человека сопровождаются аплодисментами аудитории, состоящей из Грызлова, Устинова, Сечина, Миронова, Фрадкова и так далее. Общая формула, как справедливо замечают некоторые наблюдатели, остается старой: «гайдаризм» без Гайдара, «европейский выбор» без Европы, «демократия» без демократов. Сирая и потому «Единая Россия» — вот покамест ответ на все вопросы. И такой ответ пока что означает, что права граждан России и Беларуси будут выравниваться скорее по Беларуси, чем по России.
И все же слова — при всем том зазоре, что отделяет их от дел, — никогда не бывают полностью безобидными. За них рано или поздно приходится расплачиваться. Невозможно адаптировать идею, не адаптируясь к ней, и потому лично я воспринимаю «программу» Путина скорее позитивно, нежели негативно. Из подобного восприятия, разумеется, невозможно вывести российский фатум. Последний определяется куда более лицемерной диалектикой, нежели диалектика воображаемого «дискурса» и действительного «праксиса».
И вот же: по состоянию на 27 апреля президент Украины Виктор Ющенко потребовал от белорусских властей немедленно освободить украинских граждан, участвовавших в акции протеста, и принести извинения народу Украины, МИД Украины направил Беларуси две ноты. Россия по традиции молчит. Посол России в Беларуси А. Блохин фактически отрекся от своих соотечественников. Можно сколь угодно громко возмущаться грабежом российских грузов на белорусских дорогах, не замечая, что демонстративное пренебрежение к правам граждан своей страны санкционирует беспредел в отношении их имущества, — в копилку «русской идейности» это не прибавит ничего существенно нового.
Видимо, так и должно быть. Ведь граждане Украины — это граждане, занимающие привилегированное положение в отношении к их российским и белорусским братикам.