В молчании белорусской интеллигенции, которое можно назвать «великим», есть нечто поразительное. Это великое молчание о великом, или, если предположить, что великое (как и его делатели) существует, — это Великое Замалчивание Великого. Можно сказать, заговор молчания.
Эта проблема серьезно беспокоит власть. В очередной раз это беспокойство президент высказал на прошлой неделе, во время встречи с творческой интеллигенцией Беларуси. «Нам не нужны карманные певцы, лакировщики, перевертыши, любители показывать фигу в кармане, а в узком богемном кругу охаивающие нашу страну и жизнь, — подчеркнул Лукашенко и уточнил, — Мне такие партнеры в деле консолидации общества не нужны». Вообще представители творческой интеллигенции услышали о себе много нелестного и были обвинены в трех вещах:
1) выступлениях против президента;
2) отсутствии реальных творческих результатов;
3) несоответствии их деятельности запросам белорусского народа.
Взаимосвязь этих критических тезисов для человека «извне» неочевидна, но для нас вполне понятна. Если исходить из того, что ключевым запросом народа является желание быть управляемым мудрым и справедливым правителем, то выступления против правителя, его политики, равно как и отсутствие творческого выхода (запечатленной в искусстве апологетики этой политики) — два измерения одной и той же немоты-глухоты-пустоты. Заговор замалчивания великого.
Следует признать правоту Лукашенко. Всякий нормальный тиран (и даже просто глава государства) имеет право на то, чтобы быть увековеченным в бронзе, мраморе, стать героем киноэпопеи или литературного романа. Все или почти все широко пользовались этим правом, так что, можно сказать, нашему президенту с интеллигенцией не повезло.
Девять лет правления не обернулись даже достойным изображением в масле, в то время как у «недавно» избранного Путина — масса хороших портретов. Некоторые из них известны. Конечно, возможно, что безвестный обожатель Александра Григорьевича откуда-нибудь из Вилейки выпилил лобзиком его профиль или выложил фасолью его фас, но в этом нет размаха. Единственно известное изображение Лукашенко — портрет работы Артура Клинова «Чаепитие», единственно известный о нем фильм — «Обыкновенный президент» Юрия Хащеватского и Петра Марцева, единственно хоть сколько-нибудь известная книга — «Случайный президент» Павла Шеремета и Светланы Калинкиной. Вот и весь урожай, собранный творческой элитой Беларуси. Есть также несколько зарубежных артефактов. В некоем литовском городке установлено скульптурное изображение белорусского лидера: истукан из папье-маше облачен в лыжный костюм, раскрашен и доступен демократической ласке. Наконец, кукла из анналов НТВ. Вот, кажется, и все. Этот ряд — из области курьеза. Исторической правды ради следует вспомнить о песне Эдуарда Ханка «Товарищ президент» — исключении, благодаря которому функционирует правило. Правило замалчивания, как сказано выше.
Британский либеральный мыслитель Исайя Берлин однажды заметил, — на мой взгляд, совершенно справедливо, — что отсутствие свободы для искусства не является помехой. Он высказал это в противовес романтическому тезису о тождестве креативности и свободы. Отсутствие свободы фатально для философии, политической мысли и связанных с ними форм культуры, но не для специальностей, именуемых «творческими». Поэтому, говорит Берлин, в европейской истории нет никакой взаимосвязи между периодами тирании и периодами стагнации искусства. Культ энергии и триумф воли в фашизме, ярко выраженный в виршах д’Аннуцио и работах Юнгера, чеканная поступь пролетариата в поэзии Маяковского, — примеры можно множить бесконечно. Но важно отметить и другое: если большим художникам в периоды тирании приходится нелегко, то для «декораторов» такие времена вполне благоприятны. Это времена расцвета так называемого придворного искусства.
Загадочно, что в нашей стране подобное искусство так и не сложилось. Литература, живопись, кино — ничто не пытается стать эхом агитпропа. Агитпроп кричит в свой любимый рупор о том, что у нас самая счастливая страна на свете, даже Павел Глоба убеждает нас в том, что нам страшно повезло с лидером, — но никакого «мифотворческого» подкрепления этим «слухам» нет. Единственный дорогостоящий белорусский фильм «Анастасия Слуцкая» — и тот снят на «историческом материале». «В августе сорок четвертого» — на том же материале. Никаких ссылок на современность — как если бы мы не жили не только в самой счастливой стране на свете, но вообще не жили. Косвенным подтверждением этой «нежизни» является реклама природы на белорусских каналах: такое впечатление, что кроме белокрылых аистов в этой стране действительно никто не живет. Опять захотелось поговорить о первых белорусских деньгах …, но не стану. При этом: русские, эстонцы, казахи, даже узбеки снимают фильмы о современности. Белорусы — нет. Даже документальные фильмы о Лукашенко снимали зарубежные журналисты.
В конечном счете, не существует не только «великих» произведений искусства, но и малых, маленьких, совсем миниатюрных. Господа, поймите, что так жить невозможно! Где ласкающие слух оды, где трилогии, романы-эпопеи, гнусные лакированные портретики с задумчивыми лицами наших лидеров, сиропные стишки и карамельные песенки вроде «Хочу такого, как Путин». Чем Лукашенко хуже Путина? Он и ростом-то выше, спортивная жилка есть. Не курит.
Информационные агентства сообщают о том, что армянские чиновники все чаще на стенах помещают рядом с портретом Кочарянапортрет Путина, причем если тренд сохранится, то Путин вытеснит Кочаряна. Словом, любовь к власти — дело вполне привычное и в каком-то смысле естественное. Можно сказать, что президент в определенном отношении заменяет отца, сына, мужа или всех их одновременно. Вряд ли кто-то удивится, обнаружив на лобовом стекле автомобиля портрет Сталина, Горбачева, Ельцина, Клинтона (вместе с Памелой Андерсон или Дженифер Лопес, но это неважно). Важно отметить, что Лукашенко даже в таком, фотографическом виде почти нигде не присутствует. Словом, белорусская любовь к власти удивительно нема и стыдлива. Одно из двух: либо на самом деле нет любви, либо она вынашивается в каком-то изолированном пространстве-месте, где невозможно использование каких-либо «фетишей», куда, в общем, даже нет доступа.
Следовало бы сделать одну оговорку: архитектура — вот единственная сфера духа, которая кричит о своей любви к власти. Но, как водится, молчаливо и как-то чересчур геометрично и абстрактно. Это не любовь в собственном смысле, скорее — демонстрация пиетета.
Как уже сказано, власть часто задумывается о причинах описываемой немоты. Она жаждет, чтобы немота заговорила. И раздражается, когда немота продолжает молчать. В ответ на просьбу писателей вернуть им Дом литераторов Лукашенко ответил отказом, хмуро заметив, что коль скоро нет белорусской литературы, то некому и возвращать экспроприированное.
Но вот ведь вопрос: почему нет литературы? В частности, «карманной» (по меткому замечанию Лукашенко) литературы — воспитательной, пропагандистской и пр. Для такой страны, как Беларусь, широкий ассортимент подобной литературы был бы нормальным явлением. Разумеется, отсутствие чего бы то ни было объяснить сложнее, чем всяческое наличие. И все же вопрос требует хоть какого-то ответа. Неужели в белорусском президенте нет ничего «поэтического»? Но этот вопрос уместен лишь в системе координат, в которой «поэтичность» или «прозаичность» являются качествами реально существующей личности, а не произведения искусства. Сам Лукашенко, похоже, склоняется к концепции заговора — эта мысль тенью вилась над его выступлением 17 декабря. Творческая интеллигенция вступила в заговор молчания и принесла обет: молчать во что бы то ни стало, молчать даже в ответ на оскорбления.
Такое объяснение вряд ли можно счесть удовлетворительным, хотя проблема в том, что сложно подыскать объяснения более правдоподобные. Не утверждать же в самом деле, что белорусы радикально обделены в творческом смысле (многие склоняются именно к этой мысли). Впрочем, возможно, ответ лежит на поверхности. На самой поверхности. Когда Лукашенко спрашивает себя: «почему меня не любит интеллигенция?», ответ может состоять единственно в том, что он сам не любит интеллигенцию. Он не доверяет ей, он боится ее, он ее ненавидит. Поэтому он все чаще склонен считать, что ее попросту нет. Или почти нет. Казалось бы, Лукашенко мог обласкать Эдуарда Ханка, сказать ему: молодец, дать медаль и денег. Так не же: молчит угрюмо.
Едва ли среди сотрудников белорусских телеканалов найдется мало желающих снять фильм о Лукашенко. Но сам он предпочитает приглашать иностранных журналистов. Он не доверяет «нашим» журналистам. Словом, наш президент — это в самом деле истинное дитя белорусского народа. Он постоянно говорит о своей любви ко всему белорусскому, но, подобно многим нашим гражданам, терпеть не может белорусского. В лучшем случае относится к нему снисходительно. Мысль о том, что в Беларуси нет литературы и кино, — это не изобретение Лукашенко. Ее склонен повторять всякий белорус, впавший в умствования о кино и литературе. В общем, принято считать, что «нашего» кино и «нашей» литературы нет. Особо остроумные заявляют о том, что ее никогда и не будет. Разумеется, есть различие между придворной литературой и большой литературой, но суть подобных утверждений от этого не меняется.
Лукашенко редко пользуется своими собственными мыслями (это в его обязанности и не входит). Он — ходячая парадигма народных представлений о добре и зле. И главное, что он разделяет с собственным народом (включая интеллигенцию), — принципиальную нелюбовь к этому народу. Можно сказать, что эта нелюбовь есть единственно значимая скрепа белорусских форм социально-политической организации. Мы способны жить вместе лишь не любя друг друга — во многом именно этот «парадокс» делает наше общество.
Неверно, что «белорусского» искусства не существует. Но оно подобно белорусской промышленности: работает не столько на внутренний рынок, сколько на экспорт. Всякий уважающий себя «творческий интеллигент» ищет признания вне Беларуси, что вполне объяснимо: там, за горизонтом дают признание и даже деньги. Лукашенко также ищет признания не у белорусской интеллигенции, но хоть у какой-нибудь. Вот, посмотрите, словно говорит он: у меня хорошие отношения с Анастасией Волочковой. Важно увидеть, что импорт в Беларуси тоже традиционно почитаем — хотя бы и балетный. Трудно сказать, насколько хороша Волочкова как балерина (возможно, не более чем Басков как тенор), зато красива и производит много шума. Собственно, этого достаточно, чтобы высказать интеллигенции всю накипевшую обиду.
В конечном счете, все в порядке. Наше взаимное недоверие и взаимные обиды — это ведь sine qua non современной Беларуси. Это скрепы. Как же мы будем жить, если начнем друг друга уважать и признавать? Что с нами станет? Уж лучше как бы молчать и как бы ничего не производить — разве что немного на экспорт. Уж лучше не будить демонов искусства.