Надежда, если согласиться со словами популярной некогда песни, приравнивается к компасу. Но, в отличие от компаса, которым пользуются моряки и туристы, стрелка на компасе надежды поворачивается не в сторону объективной истины, а в сторону наших субъективных желаний. Ее колебания способны породить не только разочарования отдельных граждан, но и экономические кризисы и войны мирового масштаба.

За экономическим подъемом всегда следует спад. Казалось, сам ритм деловой активности приучил американцев к прагматизму. В 1922 году завершилась очередная локальная депрессия. Начался очередной локальный подъем. Все шло по плану. Кто бы мог представить себе, что в ноябре 1929 года администраторы дорогих американских отелей станут спрашивать клиентов: «Вам комнату для ночлега или чтобы выброситься из окна?».

15 млрд. — абсолютный рекорд убытков, понесенных человечеством в течение одного дня (в ценах 1929 г .). Ни одной военной операции, ни одному стихийному бедствию не удавалось и близко подойти к этой печальной отметке. Было от чего терять голову и сводить счеты с жизнью. Кризис, вырвавшийся из стен Нью-йоркской биржи 24 октября 1929 года, смел 46% процентов американской экономики (аналогичные потери СССР понес в ходе Второй мировой войны). Преодолев океан, он нарушил политическое равновесие в Европе. Лишившись американских кредитов, рухнула Веймарская республика. К власти пришел Гитлер. И количество перешло в качество. Потери в миллиарды долларов обернулись миллионами загубленных человеческих жизней.

Но что вызвало кризис в Америке? В советское время в обвале 29 года видели естественное следствие «общего кризиса капитализма». Возразить против подобного глубокого объяснения было тогда сложно. Мнение самих американцев разделилось в зависимости от партийной принадлежности. Республиканцы, находящиеся в то время у власти, обвиняли во всем алчных финансовых спекулянтов с Уолл-стрита. Демократы, естественно, подчеркивали многочисленные ошибки администрации президента.

Надежда как фактор истории

Возьмем абстрактный пример. У вас неожиданно обнаружился лишний миллион долларов, и вы решили приобрести акции динамично развивающейся компании. На основании чего будет сделан ваш выбор? Ясно, на основании балансов. Рентабельность, величина дивидендов — вот те параметры, на которые ориентируются инвесторы. Но решение необходимо принимать сегодня, а в вашем распоряжении цифры, отражающие прошлое. Будущих балансов в природе не существует. Окончательный выбор определит надежда.

Так происходит всегда при принятии любого решения. Покупаем ли мы подержанный автомобиль или решаем жениться на своей секретарше.

Расплачиваясь за это наличными или своей свободой, мы всегда надеемся приобрести нечто большее, чем отдаем. Поэтому и принимаем окончательное решение. В цене любой акции, котирующейся на бирже, нет ничего, кроме ожиданий инвесторов. Активы компаний только косвенно влияют на их стоимость. И если и влияют, то опять же — через механизм ожидания. По мнению патриарха Уолл-стрита Джорджа Сороса, основное свойство инвесторов — стадность. Инвесторам, этим капиталистическим индивидуалистам, свойственно надеяться или впадать в панику одновременно. Динамика коллективных надежд и разочарований — важный фактор мировой истории. Когда между опережающим ростом надежд и действительностью образуется слишком большой зазор, ждите неприятностей. Такая разница особенно быстро «набегает» после длительного застоя. Все социальные революции и «перестройки» питались из подобных источников.

Нация хеопсов

Термин «общество потребления» впервые появился на рубеже ХIХ-ХХ вв. Его автор — американский экономист Т. Веблен.

Устав от военных ограничений Первой мировой войны, американцы кинулись в супермаркеты. Но при средней зарплате в 0.48 доллара в час реализовать растущие запросы можно было только в кредит. Спрос породил предложение, и строительство финансовых пирамид началось. Сразу же после окончания войны президент Вильсон подписал закон о сельскохозяйственном кредитовании. Были организованы земельные банки по образцу Федеральной резервной системы (ФРС). Так возникла первая (и далеко не последняя) государственная программа финансирования частного сектора (помимо коммерческих банков).

А тут и подоспел срок погашения военных займов. У американского патриотизма имелась цена, выраженная в долларах. В свое время Казначейство выпустило облигации военного займа. Займы были ориентированы на мелких вкладчиков и пользовались в США (стране иммигрантов) огромной популярностью. Свою поддержку европейским родственникам проще было выразить через покупку облигаций, чем участием в боевых действиях.

В годы войны в стране ввели подоходный налог. Но на доходы с военных займов он не распространялся. Практичные американцы быстро осознали преимущество патриотизма. Объем «займов свободы» составил 21,5 млрд. долларов. Сумма по тем временам фантастическая. Миллионы людей впервые в своей жизни стали игроками финансового рынка, а инвестиционные банки и брокерские конторы вошли во вкус работы с некорпоративными клиентами.

По традиции, заведенной еще со времен Гражданской войны, индивидуальных инвесторов обслуживали букмекерские конторы. В подобных заведениях — своего рода тотализаторах — велись игры на деньги клиентов. Последние не становились реальными собственниками акции. Букмекеры аккумулировали чужие деньги для собственных спекуляций.

При несовершенстве налоговой системы, подобные конторы оказались идеальным местом для сокрытия доходов. Коммерческие и трастовые банки не остались в стороне от подобных спекуляций. Они кредитовали букмекеров, букмекеры раздавали кредитные деньги инвесторам. Так возник фундамент будущей финансовой пирамиды национального масштаба. Сколько хеопсов приложили тогда свои руки к развернувшемуся процессу строительства?

Первая мировая окончилась. Пришло время погашения «займов свободы». Освободившиеся деньги стали источником новых инвестиций. Население вошло во вкус финансовых игр. Надежность государственных облигаций была автоматически перенесена на корпоративные ценные бумаги.

До 1927 г. на долю облигаций приходилось до 75% от общего числа ценных бумаг. Банки активно втянулись в биржевые игры. Обходя законодательство, они создавали собственные брокерские конторы. Изобилие облигаций ошеломляло. Помимо казначейских существовали муниципальные и корпоративные облигации, а также облигации правительств других стран и иностранных компаний. Поток долговых обязательств иностранных государств во многом был порожден сделкой, заключенной между ФРС и Банком Англии.

Война тяжело отразилась на британской финансовой системе. Страна была вынуждена отказаться от золотого стандарта. Фунт стерлингов нуждался в поддержке. Необходимо было защитить рынки послевоенной Великобритании от утечек капитала. Вопреки пожеланию Джона Кейнса, Федеральная резервная система снизила учетную ставку. Отныне тот, кто нуждался в деньгах, стал одалживать доллары, а не фунты. Америка впервые превратилась из страны-должника в страну-кредитора. На Уолл-стрит хлынул поток международных финансовых обязательств. Внутри страны «дешевые» деньги стали постепенно вымываться из производственной сферы и концентрироваться в руках биржевых спекулянтов.

Казалось, сам Иисус Христос благословил финансовую лихорадку. В 1925 г. Брюс Бартон, профессионал в области рекламы, опубликовал бестселлер «Человек, которого никто не знает», в котором представил Иисуса Христа как основателя современного бизнеса. Простой человек, наделенный необыкновенной проницательностью, подобрал двенадцать столь же незаметных «апостолов» — и они покорили мир. У каждой эпохи свои герои.

Тем временем финансовая система страны все более напоминала единый супермаркет. Открытые по всей стране отделения нью-йоркских банков высасывали деньги из карманов граждан и направляли финансовые потоки на Уолл-стрит. Все строилось на доверии. Надежда на скорое, а главное, легкое обогащение не позволяла критически взглянуть на ситуацию. Отдельных «умников» никто не хотел слушать.

Процветание Нью-йоркской фондовой биржи распространилось и на внебиржевой рынок. Акции мелких компаний стали активно продавать на так называемой Американской фондовой бирже. Совсем уже сомнительными «ценными» бумагами бойко торговали на розничном рынке, более известном как рынок не включенных в котировочный список ценных бумаг.

В мутной воде безумных надежд постоянно всплывали имена легендарных героев биржевого рынка. Уолл-стрит порождал собственную мифологию и фольклор. Многие «герои» занимались прямыми махинациями. Так, спичечный король Крюгер одалживал крупные суммы денег под высокие проценты и использовал заемные средства для выплаты дивидендов по обыкновенным акциям своих компаний. Когда цена на эти акции поднималась, он продавал новые акции и т. д. До краха 1929 г. такая форма воздействия на цены была вполне обычной.

С 1925 по 1928 гг. рынок ценных бумаг вырос более чем на 200%. Возникла ситуация, известная в химии как автокатализ. Финансовая система ускоряла сама себя. Ставка ФРС равнялась 3,5%; спекулянты, работавшие на фондовом рынке, могли занимать деньги под 12% и даже под более высокие проценты. Шла борьба за деньги, которыми кредитовали спекулянтов фондового рынка, использовавших заемные средства для финансирования покупок обыкновенных акций. Автокатализу содействовала и налоговая система. Владельцы дорогих акций не спешили от них избавиться. Полученная прибыль облагалась высоким налогом на приращение капитала. Жажда наживы перекрывала инстинкт самосохранения.

Прерванные аплодисменты

Первые тревожные звонки прозвучали в августе 1929 г. ФРС подняла учетную ставку. Рынок вздрогнул и вновь пошел вверх. Тысячи людей стали собираться возле здания Нью-йоркской биржи. Многие приезжали из дальних штатов. Толпа приветствовала своих благодетелей аплодисментами. Возможно, люди пытались подбодрить самих себя. Но любой сказке приходит конец.

23 октября индекс Доу-Джонса упал на 7%. Объем продаж превысил 6 млн. акций. На смену тревожной среде пришел четверг. «Черный четверг» американской экономики. Пузырь лопнул. В тот день брокеры не успевали принимать заявки на продажу акций. Стадный инстинкт обезумевших инвесторов гнал их избавляться от ценных бумаг, которые теряли свою ценность буквально на глазах. В худший момент краха индекс Доу-Джонса потерял почти 50% стоимости, упав с отметки 381 в сентябре до 198 в середине ноября.

«Надежды — отложенные разочарования». Пик разочарований пришелся на окончание первого года президентства Кулиджа. Новые надежды не возникают при старой власти. Действие властей при этом не имеют особого значения. Американцы — народ законопослушный. Они три года терпеливо ждали нового президента. Только он мог вывести нацию из оцепенения, провозгласив «новый курс».

Власть, в отличие от народа, сделала выводы из кризиса. На американскую мечту надели узду в виде жесткого банковского законодательства. Мелкая рябь колебаний индексов мировых бирж не в счет. В конце-то концов, жить без надежды нельзя. Но процессом надеждообразования необходимо управлять. Уж очень болезненным может оказаться падение.