Кто следующий?
Они бросились в бой и победили, когда подумали, что побеждают.
Тит Ливий
11 сентября 2001 года почти весь мир, находясь в оцепенении от развертывающегося на его глазах кошмара, смотрел в прямом эфире нападение «Аль-Кайды» на Вашингтон и Нью-Йорк. В Европе удивительным исключением оказалась только Беларусь. В момент падения башен ВТЦ в белорусском эфире пели и плясали.
Через три года история повторилась. С утра 24 марта весь мир, затаив дыхание, смотрел прямые репортажи из столицы Киргизии, где в водоворот народного восстания каждую минуту втягивались все новые колонны демонстрантов, милицейские части, выходящие один за одним в отставку высшие чиновники администрации Акаева. Минск принципиально ничего не замечал. Только на 25 минуте трансляции главной «информационной» программы страны — «Панорамы» — нашлось буквально несколько секунд (!) для скороговорки о событиях в Бишкеке — «безвластие», «грабежи», «давление оппозиции», «отставка президента» — и ни слова о движущих силах и причинах народного восстания, о структуре оппозиции и пр. Официальному Минску нечего сказать. Когда за считанные часы рассыпался в пыль внешне вполне устойчивый режим господина Акаева, белорусские власти словно оцепенели.
Между тем киргизская революция только внешне похожа на череду «бархатных революций», уже второй год неудержимо прокатывающихся по постсоветскому пространству. Как в Тбилиси и Киеве, во главе киргизской оппозиции оказались выходцы из высшей номенклатуры правящего режима. Как в Грузии и Украине, ударная сила оппозиции Акаеву была представлена приезжими с периферии. Именно южане составили костяк толпы, ворвавшейся в киргизский «Белый Дом». Подобно «розовой» и «оранжевой», киргизская революция не свергала авторитарный строй (который в Киргизии найти было бы затруднительно). Политический режим Акаева не был белым и пушистым, зачастую его демократичность носила избирательный, декоративный характер. Прежний лидер Киргизии активно пользовался тем, что его соседи на фоне Бишкека выглядели потомками Тимура. Но сказать, что Акаев — диктатор или тиран, не смогли даже американцы. Ему всего-то надо было вовремя уйти. Но не каждый может совладать с искушением. В итоге вслед за Киевом и Тбилиси в Бишкеке начался народный бунт против старых постсоветских псевдодемократических режимов. Но на этом сходство киргизской революции «тюльпанов» с «бархатными» сестрами завершается.
Обратим внимание на отличия. Киргизская оппозиция пришла к власти раздробленной, без ярко выраженного лидера, что, в принципе, не помешало ей победить. Режим оказался «великаном на глиняных ногах». Но главной силой протеста стало социальное недовольство населения. Народ поддержал и принял активное участие в свержении режима вовсе не из-за сочувствия проигравшей на выборах оппозиции. Люди, прежде всего с нищего Юга, просто ужаснулись от мысли, что еще пять лет придется прожить без надежды на перемены. Президент Акаев окончательно перестал ассоциироваться с надеждой на достойную жизнь. Народ вывела на площадь безнадега. Люди протестовали против всесильных и «вечных» постсоветских номенклатурщиков, монополизировавших власть в стране.
В итоге, оппозиции с трудом и лишь частично удалось оседлать народный протест. Об этом говорит волна массовых грабежей и анархии, охвативших к вечеру 24 марта столицу Киргизии. Сейчас южане-победители повезут в свои аулы столичную «добычу».
В пользу того обстоятельства, что основой революции в Бишкеке стал бунт нищеты, говорит и то, что пока не замечено ни одного антироссийского лозунга. Стоит напомнить, что и майдан, и проспект Руставели были подчеркнуто антироссийскими.
Киргизская революция во многом является внутренним продуктом. Ни ЕС, ни США, ни РФ особо не «засветились» в политтехнологических «проводках» в штабах оппозиции и коридорах власти. Не слышно о западных «больших деньгах». Может быть из-за того, что лидеры киргизского наркотрафика и «латифундисты» наркоплантаций вполне могли помочь с деньгами, хотя сомнительно, что оппозиция этими деньгами пользовалась. В принципе, вся революция проходила на голом энтузиазме масс. Более того, и в Вашингтоне, и в Москве перед лицом эскалации событий в Бишкеке ощущалась растерянность. Учитывая особую геостратегическую роль Киргизии в Евразии, наличие на ее территории российской и американской авиабаз, нет необходимости доказывать, что как ЦРУ, так и российские спецслужбы имеют в этой небольшой стране солидную агентуру. Но, судя по реакции сверхдержав, прозевали все, кто только мог. Возможно, что этот «зевок» помог киргизской оппозиции победить.
И все же, кто или что помогло киргизской оппозиции быстро и практически бескровно взять власть? Помог страх, который вселился в души прежних киргизских властей — они не решились отдать приказ открыть огонь на поражение. Более того, опасаясь, что при возникших беспорядках у кого-нибудь из милиционеров возникнет потребность в пулевой стрельбе по живым мишеням, Акаев потребовал разоружить части МВД. 24 марта у милиции остались только палки и щиты. Оппозиция знала, что власть не сможет отдать страшный приказ киргизам стрелять в киргизов. Следовательно, власть фактически сдалась. Акаев, имея перед собой на выбор всего два решения — стать палачом собственного народа или эмигрантом, выбрал последнее, резонно рассудив, что народ на тысячелетия запомнит имя человека, сознательно разжигавшего гражданскую войну.
Нельзя быть частично беременной. Тем более десятилетиями. Время лавирования между сильными и слабыми «полюсами» на политической карте мира закончилось. В Кишиневе, к примеру, быстро поняли, что пора срочно к кому-нибудь «прислоняться». Сейчас пришло время Киргизии. Это естественный процесс. У сохраняющих пока свои позиции постсоветских элит выбор небольшой — либо, отбросив демократические декорации, обрасти концлагерями и гестаповскими застенками, либо держать курс на подлинную демократию. Есть своего рода промежуточный вариант — эмиграция туда, где пока еще принимают. Время пошло.