Белорусская правда: «Смерды» — отдельно, «бояре» — отдельно

Есть у нас известные, демократически настроенные адвокаты, которые охотно участвуют в судебных процессах, защищая представителей оппозиции и просто неугодных власти людей и организаций. Но при всех их неоспоримых заслугах, нет одного в их активе — выигранных процессов. Беспрецедентно.

Разумеется, трудно ожидать, чтобы кто-либо из них приблизился к Плевако, который убедил присяжных, что покушение на градоначальника Трепова Засулич совершила в ситуации, которая не оставляла ей выбора, а те убийцу оправдали. Под аплодисменты в зале суда. Поскольку сатрап Трепов приказал выпороть студента, унизив тем самым его человеческое достоинство. Но у них нет даже успехов, которые могут предъявить клиентам их российские коллеги.

В чем дело? Неужели сторона обвинения никогда не ошибается в законоприменении, а сторона защиты мало того, что не умеет извлекать из законов какие-то доказательства в пользу подзащитных, но и вообще не способна к грамотному их прочтению?

Отчисление — цена активности

Вопрос, разумеется, риторический, и все знают ответ на него. В том, что касается политики, — уклон нашего правосудия обвинительный, а крутизна его определяется по прейскуранту. Если взять студентов, то недавно такой прайс-лист был разослан администрациям учебных заведений для служебного пользования. В нем сказано, что в среде учащейся молодежи страны широкой поддержкой пользуется политика Президента Республики Беларусь А. Г. Лукашенко, но есть отщепенцы, которые участвуют в несанкционированных акциях. Педагогам предлагается отвлекать, пресекать, не поможет — вплоть до отчисления. Дабы «в аудиториях не было места для антигосударственной риторики и критиканства».

Браво! Это в Берлинах с Парижами Шредеры с Шираками — некрасовские временщики: там народ еще не пришел к власти, не выбрал себе суверена. А у нас Пост, Лицо его занимающее и Государство — это все равно что христианская троица: покритикуешь одного, смертельно обидятся остальные.

В общем, понятно: средняя цена политической активности студента — отчисление из вуза. Тут уже не только родители, но и сам молодой человек задумается: «Зачем? Плетью обуха не перешибешь…». Не у всех ведь такие великие цели, как, например, у того же Ленина. Да и экстерном сдать — кто ж у нас политически неблагонадежному позволит. Одним словом система: туда дуй, обратно…

Эквиваленты ущемленного достоинства дифференцированы в зависимости от их социального статуса. Как в «Русской правде» — смерды отдельно, бояре отдельно. Например, четверо солигорчан, которые заявили, что не подписывали «Обращение к белорусскому народу», опубликованное в «Народной воле», потребовали за оскорбленные честь и достоинство от газеты по 50 миллионов рублей, а «неподписанты» из Клецка потребовали всего по 5 миллионов. В итоге солигорчан суд решил «компенсировать» на 2 миллиона, жителей Клецка — на 3 миллиона.

Жернов на шею

В общем суммы невелики. Но признаны судом (то есть официально) эквивалентными чести и достоинству среднего белоруса. Что же тогда сказать о достоинстве?

Чем статус выше, тем прайс больше. Поэтому если сочтет себя оскорбленным министр или равный ему по рангу председатель, то дело швах. В 1999 году «оскорбление чести и достоинства» Виктора Шеймана обошлось «Навiнам» в 50 тысяч долларов, через три года, трансформировавшись в «Нашу свабоду», газета «оскорбила» Анатолия Тозика на 120 тысяч «зеленью» и навсегда покинула массмедийное пространство Беларуси. Не штраф, а жернов на шею…

Но больше всего платила и платит «Народная воля». Так, пришлось заплатить бывшему шефу Белтелерадиокомпании, хотя ко времени судебного разбирательства он сам был помещен в узилище как лицо, совершившее корыстное преступление. Потом Середич удовлетворил иск предпринимателя Сергея Атрощенко. Небольшой, примерно 6,9 тысяч долларов. А уже в нынешнем году пришла очередь «отмазываться» от лидера ЛДПБ Сергея Гайдукевича, который оценил свое «достоинство» в 200 миллионов рублей, а по суду получил только 100 (около 45 тысяч долларов). Но остался удовлетворенным, поелику главное не деньги, а именно достоинство. А деньги белорусский либеральный демократ, депутат ПП НС, пообещал потратить на нужды населения своего избирательного округа. Невелика сумма, но по сравнению с той медной деньгой, которую официально выделяют на избирательную кампанию кандидата в депутаты — огромная. Не утверждаем, что это будущий подкуп избирателей, но констатируем: фора перед другими огромная.

Причем, с расценками все согласны. Суды могли бы, наверное, отваливать «смердам» и большие суммы. Но судьи, очевидно, понимают, что у простого человека представление о количественной составляющей полного счастья конкретно, как у Шуры Балаганова: 5 тысяч 337 рублей и 28 копеек. Иное дело — люди большие: хоть деньги для них и не главное, но норовят взять по полной программе. Правда со стороны это выглядит как попытка сорвать за ночь в номере «Минска» как за месяц в люксе Хилтона. То есть честь и достоинство особ полномочных настолько превосходят аналогичные качества остальных, что о них можно сказать языком социальной рекламы: «Их нет, их нигде нет…». То есть физически существует 10 миллионов человек, но в смысле сугубо человеческом они ничего собой не представляют. Бери каждого мнящего себя единицей и выноси приговор — ноль!

И все взвешено, измерено, оценено.

Понятно, что большинство «оскорбителей» занимают низшую ступеньку на лестнице материального благосостояния, поэтому одномоментно они могут заплатить разве что штраф за переход улицы в неположенном месте. Поэтому когда «оскорбленным» кажется, что такой переход есть несанкционированная протестная акция, то компенсация за нанесенный при этом ущерб гражданам и коммунальному хозяйству возмещается его домашним скарбом. Но в отличие от советских времен, когда одна лишь угроза приговора «с конфискацией имущества» приводила в ужас цеховиков, лихорадочно распихивающих деньги по сберкнижкам на имя жен и любовниц, золотые слитки — по схронам, нынешние нарушители воспринимают это совершенно спокойно. То есть прекрасно понимают, что у них унести можно все, но разорить нельзя, поскольку нищего невозможно разорить в принципе. Трудно судить, верят ли они в то, что обретут весь мир, но точно знают, что кроме цепей терять нечего.

Конфискацию продавленного дивана Сергей Антончик воспринял с абсолютным спокойствием. Марии Богданович, у которой судебный исполнитель «описал» компьютер, было труднее, поскольку он принадлежал и ей, и привыкшей к этому домашнему киберу дочери.

Ну и понятно, оскорбление чести и достоинства высшего лица в государстве имеет наивысший прайс. Причем верхнего предела не знает никто, а низший пока определен отсылом «на химию» (Маркевич, Ивашкевич, Статкевич, Северинец), изоляцией в колонии общего режима (Левоневский), закрытием СМИ, в котором оскорбительная информация или оценка опубликованы. Подставляйте шеи.

К вопросу о совести

Надо ли говорить, что при отождествлении моральных качеств личности с его официальным статусом, высшее лицо ни оскорбить, ни попрать достоинство низшего не может, поскольку по молчаливому общественному согласию такового у низшего лица нет и быть не может. А на нет и суда нет. Очень нецивилизованная модель, которая по сути своей не меняется: несет в себе все черты самодержавной сатрапии, советской титульной системы (я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак), но опущенной в соус общечеловеческих ценностей, изготовленной по собственному разумению. Если уж и ставить в такой ситуации вопрос о совести, то прозвучит вполне по-буржуазному: «Сколько стоит ваша совесть?». А вот ответ будет вполне пролетарским — кто больше даст, того и последняя цена.

Именно эта преемственность порождает уныние даже в душах самых оптимистичных прогрессистов. Ведь строить можно только на расчищенном или новом месте, а где их взять?

Ведь как просто было в той же Америке, при освоении американского Дикого Запада, начало которого по времени совпадает с отменой крепостного права в России. И какие разные вышли результаты. И в России, и в Беларуси деревни до сих пор продают «эффективным собственникам». Но уже через 50 лет завершилась установлением в этой части США цивилизованного правопорядка. Таким образом, пионерам удалось в исторически ничтожный срок пройти путь, на который другие народы потратили тысячелетия. К тому же, большинство государств его до сих пор не осилили, отдельные только ставят перед собой такую цель, а лидеры иных сознательно не желают вести свои народы вослед цивилизованным.

Отметим, что человеческий материал, который в данном случае сыграл роль цивилизатора, был не лучшего, с точки зрения общепринятой морали, качества. Авантюристы, преступники, бандиты, проститутки и прочий сор, от которого без сожаления избавлялись в мещански устоявшихся обществах. Варнаки, говоря по-сибирски. Редкий из них был грамотным, практически никто не был юридически грамотным, а единственной книгой в сундуках переселенцев (как правило) была Библия. Короче, с Библией в руке и кольтом в кобуре.

На Диком Западе никто никого «не крышевал». Там вообще поначалу государственных институтов не было, а была первоначально абсолютная свобода. Не подходящая для жизни людей в той же мере, что и абсолютная несвобода. В вестернах подвыпившие ковбои открывают стрельбу по малейшему поводу и по любой цели. Но каждый из них ясно понимал, что при нарушении определенных норм жизни его жизнь не будет стоить и ломаного цента. Нормы: никогда раненому или тому, кому угрожает опасность, не отказывать в помощи; никогда не применять силу в отношении более слабого, никогда не стрелять в спину, никогда не направлять оружие против безоружного, никогда не мстить уже наказанному врагу. Но этот же «кодекс чести» позволял, с другой стороны, опередить выстрелом того, кто тебе оружием угрожает.

Все по Библии, все «по полковнику Кольту» и все по Гегелю: мерилом свободы становится осознанная необходимость. Конокрадство приравнивалось к убийству, потому как человек, у которого украли лошадь в прериях, был обречен. Другие преступления наказывались денежным штрафом.

Понятно, что судить ковбоев мог только ковбой. Поэтому типичным слугой Фемиды был малограмотный бородач, в подтяжках, в прохудившейся рубахе, выносивший приговоры по рассылочным каталогам, присуждая обвиняемых к штрафам по произвольно раскрытому каталогу товаров, рассылаемых по почте. Когда обвиняемый считал сумму неадекватной масштабам содеянного, его утешали: «Радуйся, что палец судьи попал в строку „граммофон“. Мог бы заплатить как за пианино». И они были целиком правы: чтобы быть справедливой, Фемида должна быть прежде всего слепой.

Однако, зачем я все это пишу? Мы очевидно не ковбои, ковбои не мы: не те ценности, не те цены. Даже косой взгляд на высокого номенклатурщика может быть сочтен оскорблением его чести, достоинства и деловой репутацией. И стоить это будет не граммофон, а вагон граммофонов. А уж сверху на каждого, как образно заметил один из наших господ сенаторов, можно такое вывалить, что до конца дней не «отскребешься».

Пробовал, например, Скребец подать иск на БТ за сюжет с курьером, якобы везущим для него 200.000 баксов «на политику». И где теперь Скребец…