Конец белорусского андеграунда

Актуальные художники включаются
в европейский культурный процесс

…У каждого фильма свой конец.

С. Шнуров

Мастера дзен-буддизма учили: «Если проблема в тебе, то проблемы не существует». По отношению к наличной ситуации в отечественной культуре данный тезис можно прочитать так: кризис имеет место, если мы с этим согласны.

Оставшаяся нам в наследство от эпохи идеологического противостояния привычка делить всех, приближающихся на расстояние выстрела, на «своих» и «чужих» была в славные времена перестройки закреплена и усилена жестким обозначением противостояния «демократов» и «номенклатуры». Как показало время, оба лагеря оказались не столь однородными, как казалось, а их взаимоотношения — далеко не однозначными. Но на уровне ролевой игры «Страна после коммунизма» все выглядело предельно просто: новая жизнь рождается в острой социальной конфронтации, за светлое капиталистическое (вариант — националистическое) будущее нужно бороться до конца.

Бойцовский клуб

Как в лучшие времена Страны Советов очередной «единственно верной» идеологии срочно требовались харизматические вожди и восторженные приверженцы, обойма героев и список мучеников. Белорусские культурные процессы рубежа 80-х и 90-х по-прежнему делили художников на конформистов и нонконформистов, официоз и андеграунд, мастеров госзаказа и певцов творческой свободы. С одной разницей: эпоха перемен дала подпольным героям шанс стать новой номенклатурой (или хотя бы поиграть в нее, как это сделали рокеры из N.R.M., раздавшие сами себе портфели министров виртуального государства). Привычная раскладка культурных приоритетов начала казаться динамичной. Но динамика понималась вполне по-большевистски: ведущие позиции в культуре надо брать, вытесняя прежнюю элиту.

Популярный тогда лозунг «Наше время пришло!» не имел ничего общего с трезвой оценкой художественной ценности собственной продукции: статус «обиженных» прежней властью автоматически воспринимался как знак качества. Обновление культурной элиты представляло собой в первую очередь идеологический проект и было напрямую связано со сменой политических ориентиров. Поэтому, после непродолжительной шушкевической «оттепели» и верхушечного переворота с разгоном Верховного Совета 13-го созыва, мы получили не только несостоявшуюся политическую элиту нового поколения (отстраненную от рычагов власти молодую номенклатуру с комсомольским прошлым). Одновременно в конце 90-х обозначилась как специфический феномен несостоявшаяся культурная элита — «пакаленьне Адраджэньня», невостребованный обществом резерв культурных героев. И тех, и других объединяла глубокая неудовлетворенность сложившимся положением дел, пафос неоправдавшихся надежд.

Интеллектуальный проект ускоренной реанимации национального самосознания создавался на базе традиционных установок диссидентского сознания: безусловной веры в собственную правоту, убежденности в необходимости (и возможности) перевоспитания народа в духе «правильного» миропонимания и предпочтении броских лозунгов трезвому анализу социально-политической ситуации. Новая художественная культура конца 90-х закономерно росла «сверху» как движение активного меньшинства, охваченного оппозиционными настроениями. Она существовала в очевидном конфликте не только с властью, но и с инерционными пристрастиями массовой аудитории. Естественной формой существования этого маргинального явления, построенного на тотальной претензии к наличному порядку, оказалась борьба. А наиболее адекватными способами самореализации — гротеск, агитка, политический лубок, перфоманс.

В этой системе координат факт противостояния был безусловно важнее качества текста. Событием становился не сам художественный объект, а его запрещение. Не простенькая инсталляция с усатым манекеном в немецкой каске, — а ее снятие с выставки. Над богемой витал призрак знаменитых «бульдозерных выставок» времен позднего Брежнева. Художник, гордо пребывающий в белорусском андеграунде, воспринимался как участник глобального Сопротивления, прежде всего политического, и лишь затем — эстетического плана. Высшей точкой «искусства борьбы» можно назвать известный перфоманс Алеся Пушкина в июле 1999 года — торжественную доставку тачки навоза к зданию Администрации президента. Проведенное на грани фола действо, завершившееся торжественной «повязкой» художника силами правопорядка, оказалось предельно символичным и, в то же время, подвело черту «героическому» этапу белорусской неофициальной культуры. Образ артиста как мученика за Беларусь оказался тупиковым. Его дальнейшее развитие означало превращение альтернативной культуры в идеологическое ведомство теневого правительства. А это, как известно, совсем другая игра.

Параллельные люди

Что изменилось в отечественной неофициальной культуре на рубеже столетий? По нашему мнению, появилось новое понимание ситуации и, соответственно, новые модели действия. Условно их можно обозначить как замену локальных идеологических приоритетов нормативами европейского художественного рынка, отказ от работы в качестве пропагандиста «общей судьбы» нации в пользу концептуально проработанных технологий индивидуального авторского высказывания. Налицо отказ от культуры борьбы во имя культуры письма. Процесс позитивный и, безусловно, закономерный.

Как бы нам ни хотелось считать себя вершиной европейской культуры (или, напротив, культурной аномалией), белорусская ситуация не уникальна. В ней отражаются (пусть в искаженной форме) общие характеристики культурной динамики. Поэтому в контексте наших рассуждений имеет смысл обозначить следующие положения:

1) Абсолютно «чистого» (в этническом, религиозном, расовом и т. п. смыслах) культурного пространства не бывает. Любой культурный код работает в режиме диалога, конкуренции или «войны культур». «Неправильная» власть или голос Большого Брата здесь, строго говоря, ни при чем. Для культурной динамики конфликт культурных образцов — явление естественное и неизбежное;

2) «Профанный» потребитель культурных продуктов в любой социальной системе составляет большинство. Поэтому степень эффективности культурного текста в значительной мере определяется возможностью его «профанного» прочтения. Положение дел в современном обществе регулируется не столько текстами «высокой» культуры, сколько умелой работой с «низовым» сознанием, способностью элит грамотно адаптировать свои идеи к особенностям массового восприятия.

Эффективная интеллектуальная работа, способная по-настоящему менять культурный ландшафт, сегодня невозможна без пересмотра прежних пристрастий. Игра по новым правилам требует прежде всего отказа от романтической роли «гения в изгнании». Пожизненные мятежники, наподобие Эдички Лимонова или прежнего Славомира Адамовича, забавны, нередко остроумны, но абсолютно бесполезны в условиях тотальной девальвации идеологического пафоса. Реальный успех сегодня определяет не революционный запал, а тиражи и индекс цитирования. Новый культурный герой — не террорист, не пророк и не миссионер. И его предназначение — вовсе не организация массового энтузиазма и поголовного просветления. Миссия нового интеллектуала — обустраивать культурную территорию как пространство возможностей, организовывать многообразие текстов, внятных как образованному меньшинству, так и «профанному» большинству, демонстрировать на личном примере новые стратегии бытия-в-культуре.

Культурные герои нового поколения предпочитают идеологической борьбе овладение техникой эффективного арт-менеджмента. «Роман с властью» закончен. На смену ожесточенному противостоянию двух неразлучных соперников — системы и внесистемного андеграунда — приходит характерное для транзитивных обществ культурное «двоевластие»: инерционное официальное искусство и динамичные носители актуальных художественных идей существуют практически не пересекаясь и не испытывая потребности друг в друге.

Глобальный партизан

В этом плане показателен опыт арт-проекта Артура Клинова pARTisan. Нерегулярно выходящий журнал и связанная с ним серия художественных проектов, призваны открыть актуальную белорусскую культуру для европейского сообщества и мало знакомых с ней соотечественников. pARTisan — своеобразный каталог нашего неофициального искусства, далекого как от традиций бессмертного «социалистического реализма», так и от коммерческой версии «авангарда». Еще одна миссия журнала — быть лабораторией белорусского интеллектуализма, способствовать самоопределению белоруской культуры в современном европейском и мировом контексте. Иными словами, pARTisan — интеллектуальный клуб и выставка достижений белорусской культуры с доставкой на дом. Характерно, что Артур Клинов предпочитает не употреблять термины «неофициальное искусство» или «андеграунд», обозначая сферу своих интересов и творческой деятельности как актуальное искусство. Таким образом снимается привычный ореол «альтернативности» как культуры Сопротивления. По мнению Клинова, «существуют две версии белорусской культуры. Параллельная официальной культура связана с идеей партизанства. Ее нельзя назвать альтернативной — такое определение принижает ее статус, привносит негативный оттенок. Это актуальная культура, презентирующая самую интересную на сегодняшний день часть культуры Беларуси».

На сегодня pARTisan — это искусство на вывоз, экспортный и абсолютно конвертируемый продукт. В Париже и Варшаве белорусская культура известна прежде всего по творческим проектам Клинова сотоварищи. Парадокс ситуации в том, что про «партизанских» авторов (Артур Клинов, Руслан Вашкевич, Андрей Дурейко, Сергей Жданович, Игорь Тишин etc) знает абсолютное меньшинство населения родной страны. Что выглядит вполне концептуально. И не мешает им успешно заниматься творческой работой. Как известно, настоящего партизана не видно. Его только слышно, когда идет под откос очередной поезд или взрывается мост. Точно так же для определенного круга считающих себя вполне образованными людей арт-проект pARTisan становится фактом лишь тогда, когда выходит новый номер журнала. И до тех пор, пока его содержание сохранится в памяти.

«Партизанская» культура развивается в заторможенной стране, которая ее мало знает, практически не видит и, возможно, не ждет. Но именно в ее рамках формируется сообщество мастеров европейского класса, способных продуктивно содействовать включению Беларуси в мировой культурный контекст в качестве не экзотического «заповедника гоблинов», а источника оригинальных творческих продуктов и инновационных креативных технологий. Неофициальная белорусская культура перестает быть «проектом Андеграунд», предпочитая образ Глобального Партизана. Как утверждает Артур Клинов, «по большому счету, в контексте мировых процессов культура актуальная обладает всеми атрибутами партизанского существования. К сожалению, это глобальная тенденция: культура уходит на маргиналии общественных приоритетов и интересов. Поэтому, чтобы стать партизаном, много усилий прилагать не надо — нужно просто быть автором. Автор — это уже почти партизан. Добавить немного косметики — и все». Глобальный Партизан белорусского образца вполне может претендовать на статус архетипического героя нового столетия. А новая белорусская культура — на достойное место в «глобальной деревне».