Что более всего смущает в белорусском плебисцитарном фарсе, так это поспешность кройки резюме, высчитывания ключевых знаменателей. Речь не только о тех знаменателях, на которых молниеносно настояла власть (никогда не следует «побеждать» столь быстро), но и о тех, к которым прибегнул политологический экспресс-анализ. Эти победили, те проиграли, страна окончательно сползла к тоталитарной стабильности, несогласных бьют, Россия молчит, потому как это ей «выгодно»… Это вроде как «факты». Но если это факты, то не они ли отражаются в иных фактах (или предсказаниях — этих «близнецов» сегодня так часто путают), подобно тому, как победы — просто в силу того опять же факта, что мертвые не говорят — в своих издержках и затратах.
Эти искажения «фактуальности» (которая нередко является Желаемым, прикрывающимся майей-иллюзией Действительного) большей частью проистекают из обманчивой самоочевидности настоящего момента. Из чрезмерной встроенности, втянутости в этот момент. Что есть, то есть, — говорят те, которые почти не задумываются о возможности альтернативного языка, о том, что, быть может, спустя всего несколько лет, когда будет написана иная «официальная» история, аппарат их оценок переживет подлинную модернизацию. Следовательно, судить настоящее — это риск, но риск необходимый.
1. Многие принимают дипломатический язык за язык повествовательный и потому со всей серьезностью считаются с фактами «фальсификаций» и «нарушений». Возможно, это означает, что они действительно до последнего момента верили в благой исход плебисцита. Если эксперты ОБСЕ вынуждены прибегать к помощи первого тезауруса, то это не означают, что посредством него же они рассуждают и думают. О фальсификациях и подтасовках имело смысл говорить, например, в случае соперничества Гора и Буша. В нашем случае имело бы смысл говорить о комедии. Или трагикомедии — это уж как кому угодно. 77 процентов «за», 107 из 110 «выгранных» мест в парламенте? Такой лотерее место только в комедии.
2. «Фальсификации» и «нарушения» — это также элементы комедии. Это не столько способ обмануть избирателя (который заранее убежден в том, что в азартные игры с властью играть бессмысленно), сколько способ обмануть правителя. Даром ли эти фальсификации и подтасовки так по-мхатовски себя показывают и выпячивают? Все «избиркоматы» словно стремятся обойти себе подобных в махинациях, все более уподобляясь «одноруким грабителям» из Лас-Вегаса. Да так и есть. Даром ли Александр Лукашенко был так удивлен «поддержкой»? Мол, не ожидал такой интенсивной «поддержки» на местах. Иными словами, результат известен загодя, он прозвучит при любой электоральной погоде, но задача чиновника — не просто инертно произнести то, что все равно никто не проверит, но закрепить свое слово делом, которое есть ни что иное, как радикальное излишество.
3. Словом, все в курсе обмана. Народ на рынке и в транспорте пытается проверить на зуб эти 77 процентов (при 90%-й явке). Что означают эти цифры, если им действительно верить? Как минимум кто-нибудь — из наших знакомых или нашей родни (своего рода репрезентативная выборка) — голосовал за редактирование конституции. Попробуйте провести запоздалый экзит-пул. Короче говоря, почти никто не верит. Если посмотреть на это неверие как на некий «предсказуемый» эффект, то на кого, в конечном счете, рассчитан всеобщий обман?
4. Можно вспомнить об известном инциденте с «Большой советской энциклопедией», имевшем место в 1954 году. В томе, содержавшем материалы на букву «Б», имелась обширная статья о герое Советского Союза Берии, герое, который, впрочем, быстро превратился в «предателя» и «шпиона». Вскоре подписчики энциклопедии получили письмо от издательства, в котором их просили вырезать листы, содержащие вышеупомянутую статью. Взамен им были присланы страницы, содержащие статью о Беринговом проливе — с тем, чтобы они могли восстановить целостность тома или, как интерпретирует этот случай Славой Жижек, с тем, чтобы «не осталось никаких пустых страниц, которые могли бы свидетельствовать о переписывании истории». Для кого — задается вопросом Жижек — предназначалась эта манипуляция, если все подписчики знали о ней (поскольку сами в ней участвовали)? Есть, конечно, только один ответ, говорит он, — все это делалось «для несуществующего субъекта, предположительно верящего».
5. Таким субъектом для белорусов является, с одной стороны, некий идеальный президент, а с другой — идеальный народ (которые друг в друге идеально совпадают). Все должны вводить друг друга в заблуждение, так сказать, ломать комедию — во имя идиотической идеализации как таковой. Мол сами-то мы не верим в подлинность фарса, но во имя идеального народа и его идеального воплощения (фюрера), вынуждены его разыгрывать. Вынуждены писать и произносить идеальные (до безумия) цифры.
6. В чем же смысл так называемого референдума? В проверке вертикали и ее горизонтальных отростков на прочность и гибкость. Вопрос, якобы адресованный гражданскому сообществу, на деле адресуется государственному стволу и формулируется примерно так: до какой степени низости вы готовы пасть во имя Калигулы? Много ли законов вы нарушили для того, чтобы рассчитывать на вашу политическую лояльность? Некий «Экоом» транслирует известную разнарядку (в виде экзит-пулов, разумеется, ведь в этом состоит его «профессия») в государственные СМИ, те ретранслируют ее в день голосования, ЦИК молчит по сему поводу, — все это нарушения законодательства. Так выстраивается пирамида нарушителей, верхушка которой — актеры нероничного типа. Они уже не нарушают, но играют, вернее, пребывают в сфере чистой игры.
7. Некогда Лейбниц был очень поражен тем, что линия, соединяющая любые две произвольно взятые точки пространства, может быть описана строгой функцией. Это удивление сродни подозрению о том, что человеческий ум не столько открывает так называемые «законы природы», сколько следует собственным гармоническим шаблонам. Куда ни кинь взгляд — мы видим либо шарик, вращающийся по орбите вокруг шарика, либо два полюса, задающих вращение. В удивлении белорусской власти по поводу наводимой им в обществе «гармонии» есть что-то долейбницианское. Сначала правитель доводит до чиновников какое-либо требование (10% прироста, 80% поддержки, 90% явки), а затем поражается их докладу о выполнении. Цифры подтвердились? Как прекрасно устроен социальный мир!
8. Пожалуй, забавнее всего читать рассуждения российских и западных комментаторов о том, что даже если принять во внимание, что процент сильно «искажен», он якобы все равно свидетельствует о каком-то выборе народа. Так сказать, выражает глубинный процесс социального тела. Разве тот или иной процесс мы не можем выявить в любом социальном теле? Разве мало французов «поддержали» в 1940-х Филиппа Петена? Или мало американцев слушают Бритни Спирс? Или русских читают Дарью Донцову? Вопрос, таким образом, не столько в социальном спросе, сколько в политическом предложении. Хуже всего, когда это предложение монополизирует политическое поле, а затем рядится в личину социального спроса. Образует некое подобие предустановленной гармонии. Таким образом, в условиях оккупации «политической поддержки» не существует. Говорить о ней означает вводить в оборот артефакт, не имеющий никакого прототипа в действительности.
9. Не следует забывать о том, что в 1994 году белорусы проявляли склонность не столько к консервации, сколько к инновации. Исчезла ли в массах подобная склонность? Едва ли. С тем большим тщанием ее сегодня необходимо скрывать. Или подавлять.
10. Из сказанного, по меньшей мере, следует, что результаты опросов Гэллапа не есть свидетельство определенной «электоральной поддержки». Собственно говоря, социологи спрашивали не об этом. Они спрашивали о том, каким образом голосовал тот или иной респондент — неважно по какой причине: из страха (потерять работу и т. д.), политической неграмотности или банального непонимания вопроса. Таким образом, можно сделать вывод о том, что поддерживают Лукашенко лишь некоторая часть тех, кто сказал ему «да» — не более 48% тех, кто пришел или кого привели. Если предположить, что пришло 5 миллионов (например), то лу-публика — это редеющая армия, чей численный предел — 2,5 миллиона. Это приблизительная цифра, но кто может назвать иную? Пожалуйте, не спрашивайте об этом у агентов ЦИК (цифрового комитета).
11. 48% — это близко к половине и, следовательно, правдоподобно. Это как если бы голосовали обезьяны. Как если бы мы бросали монету. Так и есть: природа так называемой воли народа подобна монете: она продажна и сама суть ходовой товар, она двояка и дуальна. Посему американская демократия естественна, но наша кратия — искусственна и противна человеческой природе.
12. Эта двухмиллионная лу-армия костьми за правящий режим, разумеется, не ляжет. Потому-то он и нуждается в большом количестве агентов «правопорядка», не гнушающихся случаем побить журналиста (потому как не умеют зарабатывать письмом и говорением, а это обидно). Если верить г-ну Ерину, этим людям хорошо платят. Отсюда понятна логика людей, принимавших «Акт». Стоит перекрыть определенное число финансовых каналов — и режим падет, словно перезрелый абрикос. Белорусы — не американцы, за идею сражаться не станут. К тому же, последние несколько лет их много тренировали на предмет этической гибкости.
13. Когда г-н Лукашенко изумляется-поражается, он, конечно, кокетничает, и даже на некоторое время — я в этом не сомневаюсь — действительно верит в «народную любовь» и «поддержку». Но потом быстро трезвеет и требует от силовых и волевых структур защиты от этой любви.
14. Кто-то из чиновников недавно потребовал от оппозиции возвращения в «правовое поле». Это куда?
15. Предельный цинизм фарса — не это ли знак расцвета режима? Не это ли символ его упадка? Ибо комедия не может стать субститутом легитимности — как ее не легитимируй в виде драмы. Главный промах режима — чрезмерное расходование ресурса веры. Таким образом цифры «поддержки» — это вовсе не те цифры, которые можно экстраполировать в будущее. Быть может не все помнят, но 17 марта 1991 года 76% советских граждан высказались в пользу сохранения СССР. Практически накануне его гибели. Словом, они так хотели СССР, что погубили его.
16. Самые неожиданные исторические вещи должны быть ожидаемы, но в то же время — неожиданными (в противном случае не следует говорить о них как о «неожиданных»). Сколько советское руководство не предупреждали об «опасности» воссоединения Германии, оно реагировало на эти сигналы лишь общей озабоченностью. На фоне этой озабоченности Горбачев встретился с преемником Хоннекера г-ном Э. Кренцем. 1 ноября 1989 Горбачев сказал о том, что вопрос объединения пока является неактуальным и станет на повестку дня через несколько десятилетий. 9 ноября, через неделю после этих кассандрических звуков, народ начал разбирать Берлинскую стену, а через год Германия стала единым «юрлицом». Таким же образом Россия реагирует на события в Беларуси — убаюкивает себя соображениями о «проросийскости» белорусского руководства и геометричности стабильного порядка. Мол, вопрос смены режима в Беларуси станет через десять лет, не раньше… К тому же Путину все время намекают о каких-то «выгодах», природу которых, я полагаю, он постичь не в состоянии.
17. Существуют ветры, которые ломают стволы, хребты и вертикали гораздо быстрее, чем те падают.