Олимпиада — безусловный информационный лидер минувшей недели. Пожалуй, почти не имеет смысла говорить об отдельных публикациях, посвященных олимпийской тематике: большинство электронных СМИ (либо СМИ, располагающих электронным аппендиксом) обзавелись отдельными спортивными придатками. Как, например, ВВС.co.uk, Газета.ru или Навiны.by.

Спорт — это никогда не просто спорт, но и большая политика, как, скажем, утверждает Майкл Ллевелин Смит на электронных страницах журнала «BBC History». Можно сказать и так: спортивные игры — это политические игры, спроецированные на спортивные площадки и мощности. Или так: спорт — это продолжение политики иными методами. Или совсем уже оригинально: о спорт, ты мир. На самом-то деле мы знаем: спорт — это метафора несостоявшихся войн, это воплощение и продолжение реальных медиа-войн, отдающимися отголосками в интернет-форумах. Другими словами, олимпиада отражает не только дух соревновательности между нациями, но и «локальные» политические напряжения.

Например, сегодня синомимом понятия «белорусская оппозиция» является выражение «люди, желающие поражения белорусскому спорту». И хотя некоторые виртуальные «оппозиционеры» несмело пытаются присоединиться к национальному ликованию, связанному с очередной медалью, виртуальная лу-публика квалифицирует их как перебежчиков. Мол, не нужно тут примазываться к «нашим» победам.

Вообще говоря, в восприятии побед/поражений национальных сборных нет никакой белорусской специфики. Местная специфика проявляется прежде всего в описанном расколе. К примеру, американцы переживают первенство в олимпийской «табели о рангах» как торжество «национального». Однако сторонники Буша вряд ли отказывают сторонникам Керри в праве разделить это торжество. Также американцы не считают победы Америки свидетельством мудрости проводимой государством политики или «американской модели». Скорее они переживают олимпийские успехи как свидетельство жизнеспособности определенной культурной матрицы (американского образа жизни), не опосредуя эту связь «государством» или «политическим лидерством».

Иначе — в государствах, которые следовало бы именовать государствами «наложений» (Россия, Китай, Беларусь и пр.). Это такие государства, в которых «нация», «общество» и «государство» совпадают (и фактически неразличимы). В Беларуси и Туркмении эти наложения дополняются еще одним наложением-совпадением: фигурой «лидера нации». Поэтому успехи-неуспехи национальной сборной адресуются конкретно этой персоне. В этом смысле россияне по отношению к своим меньшим братьям обладают тем счастливым преимуществом, что могут сопереживать спортсменам вне зависимости от своих политических пристрастий. Белорусских же болельщиков «распределяет» этот тотальный шов: нужно что-то доказать не только внешнему врагу, но и еще врагу внутреннему. Получить олимпийскую сатисфакцию за политические, военные и торговые унижения.

О спорт, ты великий лжец: ты не даешь таких сатисфакций. Ты — преходящее мгновение. И все же — ты большое благо, если говорить о возможности «сублимации» травм и швов за счет победного мгновения.

Хотя все эти сатисфакции оказываются чрезвычайно унылыми. «Где же ты, Иван Драго?» — сетует на олимпийскую скуку The Washington Times. Нет противостояния глобальных систем — нет глобального напряжения сил, нет настоящего шоу: «Когда речь идет об игре, олимпийский идеализм прекрасно работает: пусть себе украинские и белорусские ватерполисты занимаются вместо игры синхронным плаванием вперемешку с хватанием друг друга за ноги. А что же все остальные? А всем остальным смотреть на это равенство и братство, пардон, скучно».

Вот вам все «преимущества» т. н. «белорусской модели» (являющейся одновременно политической, экономической, социальной, гражданской, военной и спортивной моделью, т. е. моделью «слипаний») — выцепить 25 медалек, привезти их домой, обрадовать Папу, повесить на стену. И забыть. Почему? Потому что в спорте важна не память, а «голевой момент». Мгновение — и его больше нет. А «модель», видите ли, хочет жить. Она не хочет быть Мгновением. Тогда зачем же она пытается мимикрировать под спорт?