Потреблять всерьез

В среду 16 февраля Александр Лукашенко провел совещание по вопросу развития национального телевещания. Как несложно догадаться, логика такого «развития» должна следовать канону стратегии импортозамещения, т. е. замещения импортного продукта белорусским товарным субститутом. О чем бы в последнее время ни велась речь — об информационном пространстве, образовании, туризме, рынке труда, потребительских товарах, национальной валюте (показательный оксюморон — что-то вроде «белорусской ТНК», понятии, используемом без кавычек одним заметным представителем «национальной политологии»), — все (имеющие к этому отношение) должны держать в уме один и тот же канон.

Если искать связь между такими «диспаратными» феноменами, как образование и модельный бизнес, то она, конечно, обнаруживается на уровне своеобразной потребительной подмены: белорусские красотки вместо «замызганных француженок», местное образование вместо образования, годного где-то еще. СМИ «рекомендованные» вместо СМИ «подрывных».* Можно утверждать, что подавляющее большинство «правительственных» инициатив последнего времени вписаны в логику формирования глубоко национального капитализма, или, если следовать духу рассуждений Альмиры Усмановой, — партикулярного универсализма (еще один показательный оксюморон).

В превосходном тексте «Женщина как товар…» А. Усманова выдвигает, на мой взгляд, вполне правомерный тезис о том, что наш национализм (патриотизм) базируется не на общности языка, истории, традиции, но на общности практик потребления, т. е. является по сути дела не романтическим (культурным), но товарным. Исследователи, стремящиеся обнаружить белорусский «субъект» в широко понимаемой Традиции, как представляется, опаздывают на целую эпоху, рассматривая сомнительную белорусскую субъектность в сомнительном же (несуществующем) контексте — контексте, который задается совпадением пределов обменных универсалий и пределов культурного анклава. Если исходить из того, что топика языковых (т.е. партикулярных) зон не совпадает с топикой денежных эквиваленций-унверсалий, то несложно понять, почему «случайно» найденная белорусской властью идеологическая модель оказывается именно «товарно-потребительской». Национальная валюта, национальное производство и пр. — словом, все то, что вписано в локализованный за счет поля потребления («купляйце беларускае!») капиталистический метаболизм, — выступают сегодня куда более мощной социальной скрепой, чем общность языка, истории, традиции (в которых так все запутано и запущено).

Если мы зададимся вопросом о том, почему официальный Минск не торопится с реализацией одного из «пунктиков» своей интеграционной программы, касающегося единой валюты, то мы непременно столкнемся с проблематизируемой белорусскими властями «утратой контроля» над финансовым рынком страны. Деньги — это орудие убойной силы: они являются одновременно и каналом, и циркулирующей по нему жидкостью, т. е. и системой эквиваленций, с одной стороны, и констелляций товарных единиц — с другой. Парадоксально, но «объединительный» потенциал денежной системы обнаруживается не столько на уровне ее валютной (обменной) функции, сколько именно на уровне этой ее констелляции, разобщенности, словом, на уровне товарной функции. Потреблять надлежит исключительно «белорусскую валюту», т. е. национальные деньги, выступающие одновременно в ипостаси товара.

Можно также задаться вопросом, скажем, о значении скидок на услуги парикмахерских и дискотек для членов БРСМ. На первый взгляд, эти скидки предназначены для вербовки, включения молодых людей в стройные ряды национальной, т. е. лояльной режиму, молодежной организации. Однако подобное резюме затемняет ключевую функцию подобных поблажек — функцию, напрямую связанную с идеологической мобилизацией. Дело в том, что БРСМ — это патриотическая организация, чей «патриотизм» всецело и исключительно замкнут на определенный потребительский канон: «молодые патриоты» — это те, кто потребляет дешевую (по цене «ниже рыночной») белорусскую продукцию. И коль скоро не всякая импортная продукция подчиняется логике этого навязчивого демпинга, то можно утверждать, что членов БРСМ связывает вместе исключительно то обстоятельство, что они располагают скидками, дарованными властью (отсюда — лояльность).

Феномен «капитализма по-белорусски», который, насколько я понимаю, в чем-то сходен с феноменом «ограбления по-итальянски»: ограбление — не вполне ограбление, если оно совершается падуанцем в Падуе. Сходным образом белорусский капитализм противопоставляет себя универсалистскому (глобалистскому) вызову капитализма как такового: «„локальное“, — замечает Альмира, — лишает „глобальное“ властной позиции тем, что говорит за него». Таким образом глубоко национальный капитализм обеспечивает свое моральное (идеологическое) алиби: «купляць беларускае» означает быть вписанным все в ту же структуру потребительского «распада» и «разложения», но при этом как бы сохранять лицо.

Как подчеркивает Альмира Усманова, «подведение консъюмеристского фундамента под идею нации позволяет решить одновременно несколько проблем: поднятие национального духа способствует росту национальной экономики, ибо члены воображенного сообщества („нация“) одновременно являются членами еще более сплоченного сообщества — потребителей». В аспекте же соотнесенности с внешним миром … оказывается, что человек, которого призывают/вынуждают потреблять «белорусское», волей-неволей становится на защиту внутреннего рынка страны».

Речь в данном случае идет, конечно, не столько о «реальном» положении дел, сколько об идеальной модели, фантазматическом сценарии. И устойчивость такого сценария (идеологической формы), на мой взгляд, во многом обеспечивается его недостаточной артикулированностью, проговоренностью или, другими словами, своего рода «романтической» (или цинической) дистанцированностью от самой идеологической формы.** Так, например, стихийные антиамериканцы предаются критике американской мечты и американского образа жизни в той степени, в какой не обращают внимания на собственную «корзину потребления», и до тех пор, пока на нее никто не покушается. Словом, в основе той или иной идеологической формы лежит какая-то принципиальная рассеянность. Я глубоко убежден, что Никита Гараджа или Александр Дугин печатают свои антизападные филиппики вовсе не на «евразийской» технике.

Говоря о потребительских практиках идеального белоруса, нельзя не указать на их симптом, т. е. на тот принципиальный момент, который отрицает возможность консенсуса по поводу потребления: в потребительской корзине белорусского обывателя «белорусское» занимает почти ту же долю, что и в мировом потреблении. Что и объяснимо: Беларусь почти не производит потребительских товаров, вернее, производит их очень мало. Другими словами, индивидуальному потребителю что-то известно о БелАЗах, МАЗах, МТЗ и калийных удобрениях, возможно, он даже ими гордится, но не потребляет по причинам принципиального характера. Он «предпочитает»: кофеварки Bialetti, сотовые телефоны Nokia и Siemens, автомобили Audi и Volkswagen, косметику O’Loreal и Revlon, бытовую технику Rowenta и Phillips, турецкую и китайскую одежду, российскую и испанскую обувь, ect. Нужно ли говорить о так называемой культурной продукции — голливудском и азиатском кино, американской и российской попсе, жанровой литературе и других повседневных радостях?

Имеется и такая закономерность: чем выше положение потребителя в социально-экономической иерархии (а в Беларуси она практически совпадает с политической), тем большую долю в его потребительской корзине занимают импортные товары. Я могу не задумываясь назвать десяток чиновников, чьи дети учатся, а тещи лечатся — за рубежом.

Так вот: до сих пор «белорусский капитализм» держался на своего рода негласной договоренности: мы демонстрируем формальную лояльность в отношении идеологической формы, т. е. формально потребляем белорусское, вы же (т.е. государство) не ограничиваете наше потребительское «любопытство» в отношении всего прочего. Думается, что именно в Беларуси была реализована позднесоветская мечта: работать социалистически — потреблять капиталистически (на языке официального марксизма-ленинизма: от каждого — по способности, каждому — по потребности). Далеко не случайно Михаил Горбачев, посетив Беларусь во время «заключительного этапа» перестройки, сказал, что именно «к этому» он хотел бы привести весь остальной союз. В этом смысле можно говорить о том, что Александр Лукашенко является наиболее последовательным «горбачевцем».

Каким образом до сих пор решалась проблема потребительского дефицита в Беларуси? Очень просто: импортные товары проходили своего рода национальную «очистку», проходя по принадлежащим государству дистрибутивным каналам. Так, например, импортные морепродукты и рыба (своих в Беларуси практически нет) становились как бы национальными благодаря посредничеству Управления делами президента РБ. Или еще: недавно ПО «Луч», занимающееся производством часов, стало фактическим эксклюзивным поставщиком азиатских и швейцарских часов на белорусский рынок.

В перспективе потребления все это означает своеобразную игру: «в глубине души» я знаю, что «Поле чудес», «Аншлаг» или «Фабрика звезд» являются российским — по происхождению — ток-шоу, но потребляю их в качестве белорусских, так как их ретрансляцией занимаются белорусские телеканалы.

Сегодня процесс специфического огосударствления (национализации) импорта посредством его символического присвоения еще не завершен, однако «импортозамещение» вступило в новую фазу. Можно начать с сигарет: в текущем году квота на импорт сигарет снижена вдвое в расчете на то, что белорусские курильщики перейдут на отечественные сигареты «по стране происхождения». Эта мера вызвала недоумение даже у министра внутренних дел В. Наумова, отправившего специальный запрос в Минторг с просьбой пересмотреть это решение. Недоумение министра вполне понятно: правила игры меняются, и адаптироваться к ним нелегко. Одно дело, когда в радиоэфире звучит «импортная» музыка, другое дело, когда под видом «национальных» певцов нам предлагают Алену Свиридову и Андрея Макаревича («белорусское» по стране происхождения), и совсем уж третье дело, когда нам предлагают музыку национальную, т. е. такую, которой мало — даже плохой.***

Последние полтора года происходит нарушение специфического баланса сил между государством и обществом, выражающееся, в частности, в стремлении нарушить негласный договор по поводу потребления. На первый взгляд, это нарушение является результатом «спонтанного» энтузиазма властей. Между тем это — результирующий эффект диалектики товарного капитализма по-белорусски, когда начинает работать «диалектика» исходно содержавшегося в идеологической форме фундаментального противоречия (симптома).

Дело в том, что, будучи ключевым производителем и экспортером, но вместе с тем превращаясь в ключевого импортера, государство volens nolens доводит идеологическую форму до «совершенной» кондиции: становится более или менее очевидно, что государство конкурирует само с собой (не будем забывать, что конкуренция — фундаментальный закон капитализма, пусть даже государственно оформленного). Причем это проявляется уже на уровне субъектов хозяйствования: завод «Луч» «в свободное от работы время» занимается распространением продукции, так или иначе конкурирующей с его собственной. Нельзя не указать и на то обстоятельство, что регулярные судебные процессы в отношении государственных чиновников и руководителей предприятий — эффект конкурентной борьбы, на сей раз осуществляемой внутри государственно-капиталистического монолита (производители пишут доносы на импортеров, импортеры на производителей, все пишут доносы друг на друга).

Радикальная попытка вывести «внутреннюю» конкуренцию «на орбиту» как раз и находит свое выражение в регламентации практик потребления с тем, чтобы сбалансировать две сферы — производства и потребления — за счет «национального» эквивалента. То есть задать некую предустановленную гармонию между ними. В этой ситуации лозунг «купляйце беларускае» полностью утрачивает связь с реальностью (а эта связь некоторым образом должна наличествовать — хотя бы предполагаться). Бессмысленно призывать покупать белорусское, когда ничего иного купить невозможно.

Дело, однако, не в бессмысленности данного лозунга (любой рекламный слоган по-своему тавтологичен и идиотичен), но в том, что на уровне агента потребления происходит демонтаж идеологически структурированной практики потребления. Мы вынуждены перестраиваться — готовить себя к тому, чтобы не только производить, но и потреблять социалистически. Имеют ли смысл скидки на дискотеки, когда «сябры» БРСМ лишаются возможности выплясывать под свой «даун-хаус»? Следует иметь в виду, что прямое следование идеологическому канону подрывает сам канон, ибо более или менее отчетливо проступают его монтажные «нестыковки» и «недостыковки». Отнеситесь к идеологии всерьез — и вы узнаете, чего она стоит.

Таким же образом, например, крайне привлекательная идея интеграции с Россией пала жертвой своего «прагматического» заземления (валюта, газ, конституционный акт). Я близок к мысли о том, что хрущевская попытка приблизить коммунизм (т.е. построить его уже в видимой перспективе) стала первой подрывной акцией в отношении официальной идеологии.

Каким образом может проявить себя грядущее социальное недовольство? В форме номенклатурной революции? Возможно, ибо первой жертвой идеи «национального потребления» падут те, кто образует вершину социальной иерархии (уже сегодня потреблять импортное не безопасно). Хотя, конечно, возможно формирование своего рода придворной экономики — как ранее в СССР или сегодня в Северной Корее (тем более, что начатки такой практики сегодня имеются и у нас). В форме антикосюмерического бунта? Возможно. В последнем случае мы имели бы возможность наблюдать разновидность Великого Отказа по Э. Фрому. Можно также вообразить себе забастовку в духе Бодрийяра: люди у выключенных телевизоров. Между делом, автор этих строк избавился от телевизора в марте 2004 г., т. е. тогда, когда российские телеканалы перешли под контроль «национальных». И что же? Я не жалею.

___________________________________________________
Примечания:

* Во время последней подписной кампании руководители предприятий получили специальное предписание от рай- и облисполкомов «взять под личный контроль проведение ведомственной подписки на основные издания». Прилагался и список рекомендованных изданий. Не рекомендованных тоже.

** Ценность работы Усмановой, на мой взгляд, заключается в том, что она проговаривает презумпции определенной идеологической формы. Следовательно, в этой работе заключена двоякая ценность — в качестве констатации и в качестве грядущего отрицания этой констатации.

*** Следует иметь в виду, что многим национальным группам доступ к радиоэфиру запрещен или ограничен.
____________________________________________________