Максим: Для меня такое явление как Майкл Мур загадочно и необъяснимо. Я посмотрел «Фаренгейт 9/11» и абсолютно не понял, почему Каннское жюри решило, что этот фильм — лучший. Для меня Мур — обыкновенный пропагандист-агитатор. В западном мире хватает приличных документалистов, профессионально занимающихся авторскими монтажными работами. Почему именно этот нахальный толстяк становится героем нашего времени?
Андрэй: Я думаю, што прычына ў самой сытуацыі: і ў Злучаных Штатах, і ў Заходняй Эўропе. Паглядзіце, што адбываецца падчас амэрыканскай выбарчай кампаніі: у геамэтрычнай прагрэсыі расьце колькасьць выкрывальніцкіх публікацыяў, кніг пра Джорджа Буша. Расьце зацікаўленасьць аўдыторыі да такога кшалту прадукцыі. Тут Мур проста трапіў у кропку. Яшчэ адзін момант: амэрыканцы не прызвычаеныя да таго, як паказвае падзеі Майкл Мур. Мы ведаем Міхаіла Рома, Віктара Дашука. А яны — не. Яны прызвычаеныя да журналістыкі, якая падкрэсьлівае голыя факты. А Мур прапануе сатыру, меніпею, здзек, лірычнае асабістае стаўленьне і робіць гэта даволі прафэсыйна.
М.: Американцы расслаблены демократической информационной средой, когда есть альтернативные точки зрения, столкновения позиций, более-менее грамотная дискуссия. Т.е. то, что мы называем черным пиаром, агрессивной идеологической атакой на зрителя — для американского зрителя, чаще всего, глухое ретро, 30–40-е гг. Америка не пережила своего тоталитарного периода (за исключением может быть «холодной войны») и затяжного идеологического штурма массового сознания. Поэтому для американцев то, что делает Мур — а он снимает очень субъективное и агрессивное кино — воспринимается как нечто новое. А у нас Майкл Мур героем по определению быть не может.
А.: Ён працуе не ў таталітарным накірунку, але тое, што ён робіць звычайна пад уладай таталітарных рэжымаў. Гэта сатыра, якая высьпявае ў засені таталітарных рэжымаў і іх апракідвае.
М.: Мне кажется, мы немного преувеличиваем. Можно ли сказать, что Михаил Ромм разрушил фашизм? Ни в коей мере. Это был режим, который разрушил себя сам, своей собственной политикой. Можем ли мы сказать, что Майкл Мур опрокидывает диктатуру Буша? Как мальчик Давид, который выходит против большого толстого Буша-Голиафа и метко запущенной видеокассетой сбивает врага с ног. Думаю, что это не так. Да, издевательский, да, ироничный, да, очень едкий, но всего лишь комментарий, который следует за политикой и сам по себе политикой не является.
А.: Для нас. Гэта падзея палітычная для Злучаных Штатаў — там ужо адвучыліся, што мастацкі твор можа граць палітычную ролю. А ў нас на гэта і не забываліся. Таму для нас тое, што сёньня зрабіў Майкл Мур у «Фарынгейт 9/11» — гэта проста банальнасьць. Калі параўнаць «Фарынгейт 9/11» з «Боўлінгам для Калумбіны», то «Боўлінг» на некалькі парадкаў вышэйшы: па-першае, своёй энергетыкай, па-другое, вельмі моцным лірычным пачаткам, калі Мур гаворыць ад свайго імя. У «Фарынгейце» лірычная пачатку амаль няма — застаецца голая сатыра, публіцыстыка.
М.: Чужая жизнь далекой страны. Там, где исчезает личный эмоциональный момент, исчезает и прямой контакт зрителя с автором. И еще. На мой взгляд, здесь четко видно, что Мур пристрастен. Он препарирует реальность — отбирает нужные фрагменты и использует их в качестве подтверждения своих собственных идей. Кстати, достаточно спорных. Выходит, что бен Ладен — это ближайший друг Буша, и чтобы прикрыть это знакомство Буш развязал войну в Ираке? Звучит как очередная конспирологическая фантазия Михаила Подоляка в газете «Время». Мениппея — это аргумент к чувству, а не аргумент к разуму. То, что в суде не принимается в качестве довода. А кроме эмоций Муру, фактически, предложить нечего.
А.: У значнай ступені гэта менавіта так. Калі паглядзець на факталёгію, якую ён выдаў у «Фарынгейце», то яе мінімум: нейкія сувязі с Саўдаўскай Аравіяй, кантакты, кантракты і г. д. Самы значны факт, які пададзены надзвычай сьмешна (нездарма Буша назвалі лепшым камічным акторам) — гэта запіс рэакцыі амэрыканскага прэзыдэнта на падзеі 11 верасьня, калі Буш сапраўды ня ведаў, што рабіць.
М.: У меня сразу сработала очень четкая ассоциация с программой Шендеровича «Итого» на НТВ, где было показано, как на пресс-конференции Ельцин вдруг закатил «качаловскую» паузу: на экране издевательски появился счетчик времени. Фактически, мы здесь имеем дело с идеологическим кино, диктующим режим восприятия. Ясно, почему это делает Шендерович, диссидентски ориентированный по отношению к власти. Но зачем такое вполне благополучному американцу Муру? Он использует свое реальное право высказывать свое мнение, реализуя таким образом свои гражданские права? В таком случае, он явно превышает свои полномочия.
А.: Трэба мець на ўвазе, што ў Мура даволі левыя погляды, яго нават арыштоўвалі. А да амэрыканскай рэчаіснасьці Мур вядзе сябе, як падрыўнік-сатырык.
М.: И здесь мне вспоминается еще один персонаж — российский герой Эдичка Лимонов, который точно также ведет свою маленькую частную войну с системой, используя ей на пользу свой безусловный литературный талант. Характерное название — «Лимонка». Мур мог бы назвать так свое кино. Потому что и в том и другом случае речь идет об информационных бомбах, взрывающихся, как говорил Элвин Тоффлер, в сознании аудитории.
А.: Абсалютна згодзен. Мур, Лімонаў і Шандаровіч разглядаюць рэчаіснасьць як варожую сыстэму, якую трэба падарваць. Так паступалі кінікі, якія падрывалі сыстэму сваімі паводзінамі і апавяданьнямі.
М.: Отсутствие идеологической агрессивности американского массового сознания связаны с тем, что там механизмы ротации и смены власти достаточно прозрачны и в принципе до недавнего времени достаточно четко и эффективно работали. Фильм Мура начинается с показа скандала вокруг избрания Буша. Возникает ситуация, когда можно засомневаться: а законно ли избран президент?..
А.: Ці законна ўвогуле сама сыстэма…
М.: Мысль идет дальше: жизнеспособна ли эта система, можно ли ей теперь доверять? Возникает обеспокоенное внимание к механизмам власти. Абсурд, бессмысленность, фальшивость иракского конфликта заставляет задавать вопросы. Когда возникает озабоченность и растет массовая обеспокоенность, такие маленькие фильмы, как ленты Майкла Мура, оказываются востребованными, потому что они резонируют массовым ожиданиям.
А.: Мне зразумела, чаму амэрыканцы зьдзіўлены гэтай карцінай. Але не разумею, чаму Заходняя Эўропа так адрэагавала. Традыцыі 68-га году?
М.: По-моему, пафос Мура абсолютно созвучен примитивному антиглобализму, который сейчас крайне популярен в Европе. Америка — символ глобальных технологий и глобального прессинга. В данном случае американцев тревожит работа механизмов власти, а европейцы по привычке кроют Америку.
А.: Французы заўсёды славіліся сваім антыглябалізмам і непрязным стаўленьнем да Амэрыкі. Плюс свае традыцыі сатыры.
М.: Так можем ли мы назвать Майкла Мура безусловным открытием и событием?
А.: Гэта лякальнае адкрыцьцё і лякальная зьява — для Амэрыкі і Заходняй Эўропы. Што каштоўнага, мне падаецца, дае Мур, дык гэта позірк звычайнага чалавека, які выпадае з сыстэмы і супярэчыць бравурным і радасным афіцыйным справаздачам. Мур бярэ звычайнага чалавека, які становіцца ахвярай гэтай сыстэмы: маці загіблага хлопца, або жаўнераў, якім паадрывала ногі.
М.: Интересно, что формула «простой человек против системы» очень популярна в американском кино. Но в многочисленных боевиках этого типа («Враг государства», «Теория заговора») работает совсем другая схема: маленький человек сначала противостоит системе, а затем оказывается, что дело не в глобальном сбое системе, а в том, что один из ее элементов вышел из-под контроля. Хэппи-энд неизбежен: система при помощи маленького человека-гражданина восстанавливает свою эффективность.
А.: Гэты маленькі чалавек зьяўляецца актыўным героем. А ў фільме Майкла Мура чалавек ня столькі герой, колькі ахвяра злосных абставінаў і злоснай сыстэмы…
М.: …и когда он пытается что-то делать, он встречает не агрессивную реакцию противника, как в кино, а общее безразличие и расслабленность.
А.: Гэта зьбліжае фільм Майкла Мура з беларускай, расейскай, савецкай традыцыяй. Міхаіл Ром браў звычайнага чалавека, сутыкаў с бравурным фашыстоўскім фасадам, і гэты фасад абвальваўся. Альбо вазьміце фільмы Дашука. Там не было абвальваньня палітычнай сыстэмы — затое было абвальваньне вайны як такой. Жаночы погляд сутыкаўся з нечалавечым момантам вайны.
М.: Скажу честно: я не могу сейчас смотреть Ромма. Он мне кажется очень агрессивным, очень пристрастным. Сейчас я его оцениваю точно так же как в свое время оценивал брежневскую пропаганду. Фильмы Дашука, Хащеватского и других ангажированных авторов — такая же неправда, как знаменитые в пределах нашей страны фильмы АТН. Это не две правды, а именно две неправды. Я смотрю Мура и, конечно, это все впечатляет. Но меня не покидает чувство, что он мне хочет навязать свою точку зрения и предложить вполне четкий концепт. Он не толкает мыслить, а пропагандирует и агитирует.
А.: Я хацеў бы разьвесьці творы Хашчавацкага і працы АТН. Яны могуць фармальна падавацца падобнымі, бо разьлічаныя на сьмех. Але гэта прынцыпова розны сьмех. Тое, што робіць Хашчавацкі — таленавітая аўтарская меніпея, і за гэта могуць засудзіць. Тое, што робіць АТН — гэта ананімна-агрэсіўнае і безадказнае апраўданьне сыстэмы, адпаведнае сталінскаму сьмеху над забітым ворагам, такі падлізьлівы і бяздарны сьмех пятай сакратаркі ката. Тое, что робіць Мур, бліжэй да варыянта Хашчавацкага. Гэта не няпраўда, гэта асабісты погляд. Самае каштоўнае — чалавек, пра якога ні Мур, ні Хашчавацкі не забываюць. Чаго нельга сказаць пра АТНшчыкаў.
М.: Мне кажется, что в «Фаренгейте» мы наблюдаем становление героя: человек сам себя начинает позиционировать как иконоборца. Тоже самое произошло с Лимоновым, который, начиная как независимый поэт-авангардист, превратился в маргинального литератора, а затем — в преисполненного самоуважения героя политического андеграунда. Боюсь, что Майкл Мур начинает, может, даже против своей воли, позиционировать себя как врага системы, героя антибушевского сопротивления. Человек, начинающий понимать себя таким образом, неизбежно погибает как художник. Режиссер, который берет на себя полномочия делать прямые политические высказывания, естественным образом оказывается заложником той политической ситуации, в которой он действует. И становится интересным только в ее контексте. Переизберут Буша — и «Фаренгейт» не будет стоить ничего, станет мертвым историческим фактом. А «Боулинг для Колумбины» будут смотреть и смотреть.
А.: Майкл Мур — клясны аўтар і ў яго шмат чаму можна павучыцца. Ён выдатна мантажуе, цікава распавядае гісторыі, выдатна працуе зь людзьмі. Але калі ён пачынае проста выконваць палітычную замову, якую фактычна сам сабе і паставіў, то робіцца нецікавым. Кіно само па сабе ўжо ўлада, якая ёсьць сёньня, была ўчора і будзе заўтра. Сатыра з часоў Арыстафана выкарыстоўвала канкрэтных пэрсанажаў, як сваіх герояў, але гэта магчыма толькі ў тым выпадку, калі аўтар бачыць за канкрэтнымі пэрсанажамі нейкія агульныя сытуацыі, якія будуць і заўтра, і пасьлязаўтра.
Агит-кино. Избранное.
«Броненосец „Потемкин“, 1925, х/ф Сергея Эйзенштейна (СССР)
„Обыкновенный фашизм“, 1965, д/ф Михаила Ромма (СССР)
„Триумф воли“, 1934, д/ф Лени Рифеншталь (Германия)
„Брат-2“, 2000, х/ф Алексея Балабанова (Россия)
„Октябрь“, 1928, х/ф Сергея Эйзенштейна (СССР)
„Обыкновенный президент“, 1996, д/ф Юрия Хащеватского (Беларусь)
„Тайные пружины политики“, 2001, телевизионный проект БТ (Беларусь)
„Боги серпа и молота“, 2002, д/ф Юрия Хащеватского (Беларусь)
„Боулинг для Колумбины“, 2002, д/ф Майкла Мура (США)
„Куклы“, 1996-2002, телевизионный проект канала НТВ (Россия)