Начиная с совещания, проведенному белорусским президентом по горячим следам выборов в российскую Госдуму и посвященного вопросам внешней политики, в данной политике начинает складываться более или менее заметный «западный крен». Его ключевой императив формулируется как необходимость «нормализации» отношений с Евросоюзом и США. Далее следует визит Лукашенко в Женеву — первый после переизбрания выход в западный свет, — хотя странным образом крюкообразный выход с заходом в Дамаск.
Вообще говоря, «нормализации» отношений с Западом уделялось известное внимание по протяжении всей новейшей истории Беларуси. Отсюда, по меньшей мере, следует, что все это время данные отношения расценивались Минском как «ненормальные». Такая их «ненормальность», по всей видимости, устраивала Минск, но в той степени, в которой сближение с Россией переживалась как весомая компенсация этой «ненормальности». Чертой, отделяющей «нормальную ненормальность» от «ненормальной ненормальности», является известное «аналитическое» высказывание Путина о мухах и котлетах (их нельзя путать). В Беларуси это высказывание было квалифицировано как переход российской политики к концепции «прагматизма» или точнее: к «бездуховной» (по выражению одного автора) утилитарной политике взаимоучетов, взаиморасчетов и взаимного недоверия. Определенные надежды возлагались на предстоящие выборы в Госдуму, причем Минск делал ставку на ее «полевение». Как показали последующие события, ставка была сделана не на ту лошадь. Нужно отдать должное Путину: ему удалось апроприировать мегаломанскую идею «величия России» — сладкую колыбельную для дитяти-электората, которую до сих пор лучше всех исполняли лево-патриотические силы. В результате перед Минском встал вопрос о необходимости внесения корректив во внешнюю политику государства.
1
Следовало бы отдельно задаться вопросом о том, почему всякое политическое отчуждение от России переживается белорусской политической элитой как «сдвиг к Западу», почему всякая попытка привлечь Россию на свою сторону переживается как альтернатива этому «сдвигу». Можно вспомнить о том, как накануне референдума 1996 г. почти все политические силы Беларуси взяли на вооружение тезис интеграции с Россией. Отношения с Западом на какой-то период был преданы забвению.
Восприятие реальности международных отношений в бинарной парадигме Восток/Запад (или Восток, или Запад) весьма характерно для стран Центральной и Восточной Европы: общеизвестно, что сербы при Иосипе Броз Тито, а болгары в 90-е годы также рассматривали отчуждение от России в терминах «прозападного крена». В то время подобные «миросистемные» воззрения имели под собой определенные основания; сегодня основания почти утрачены, но воззрения остаются. Конечно, нынешние отношения между Россией и странами Запада сложно назвать идиллическими, но тезаурус «противостояния» еще в меньшей степени соответствует действительности. Таким же образом можно было бы говорить о противостоянии Европы и США перед, во время и после войны в Ираке.
Тем не менее дизъюнкция «Восток/Запад», по-видимому, некоторое время еще будет сохраняться в политическом словаре государств Центральной и Восточной Европы или уже — славянских государств. Хотя ее значения уже претерпели существенные изменения, большей частью связанные со складывающейся ситуацией или, точнее сказать, ситуациями. Можно утверждать, что в России сложилась клиническая ситуация, определяемая различием между «болезнью» и «здоровьем» («здоровье» традиционно рассматривается как «возрождение» России, а сегодня — как рост благосостояния и сближение с Западом при «учете собственных интересов»); в Украине — драматическая ситуация (to be or not to be); в Беларуси — брутальная или экзистенциальная (жизнь или смерть). Общность политической реальности в Беларуси и Украине очевидна: обе рассматривают ее в оптике сближения с Россией или Западом. Очевидны и различия: политика Киева характеризуется гамлетовскими колебаниями между Западом и Востоком, причем эти колебания есть часть игры, предполагающей определенные утраты и приобретения; политика Минска — это отнюдь не игра, но попытка безальтернативного выживания. Понятно, где накал страстей особенно высок. Важен еще один момент, быть может, не столь очевидный. Если сверхзадачами Киева или Москвы является преодоление неблагоприятной опции во имя благоприятной (болезни во имя здоровья, небытия во имя бытия), то белорусский политический режим парадоксальным образом связывает свое «выживание» с сохранением изначальных альтернатив «противостояния» — это своего рода базовое, онтологическое условие. Во что бы то ни стало Минск стремится к сохранению осевого противостояния — если не в традиционных координатах «Запад/Восток», то хотя бы в координатах «Север/Юг». Формулой такого мировоззрения является следующая: нет противостояния — нет политического режима в том виде, в котором мы его знаем. Судя по всему, недавний выезд Лукашенко следует понимать как своего рода поиск новых разделительных линий. Он посетил Сирию, против которой западное сообщество по забавному стечению обстоятельств ввело санкции, он посетил Западную Европу. Посмотрел «как и что». И очередной раз ужаснулся: выяснилось, что Запад ведет против Беларуси крупномасштабную информационную войну. Соответственно требуется новое мобилизационное усилие.
«Западный крен» — эта очередная условность, которую пока не следует принимать всерьез, но стоит принимать к сведению. Этот «крен» не означает ни либерализации экономики, ни интереса к правам человека, ни перехода на рельсы демократизации политической системы. В этом смысле система остается собой — специфическим гибридом тяжеловесного советского конформизма с присущим ему недоверию к «личности» и уже ставшей типичной обывательско-утилитарной психологией «рынка». Эта система может давать «крен», но сохраняет общую «остойчивость».
2
Между тем события последнего времени свидетельствуют о некотором смятении в светлых головах белорусских стратегов, возникшим в связи с необходимостью корректив внешней политики на восточном и западном направлениях. Этим смятением попыталась воспользоваться парламентская группа СЭР, выдвинувшая инициативу принятия закона об основных направлениях внешней и внутренней политики страны и предложившая проект такого закона. Последний предусматривает закрепление в качестве доминирующего направления внешней политики Беларуси развитие союзнических отношений с Россией. Этот законопроект можно квалифицировать как «веселый законопроект»: сколь бы сильным смятением не был затронуты порядки правительственных легионеров, закон не прошел и даже был переписан в традиционных терминах «многовекторности». Понятие «многовекторной» политики отражает право суверена поступать на международной арене в соответствии с текущей конфигурацией «мировой архитектуры». Отсюда также следует, что всякая предыдущая политическая диспозиция не связывает суверену руки в отношении всех последующих диспозиций.
Что касается группы СЭР. Ее задачей было привлечь на свою сторону политических союзников в лице доминирующих российских политических сил, хотя ее акция и не получила причитающегося в таких случаях PR’a. Вообще говоря, никто не имеет права любить Россию больше суверена: он склонен оставлять за собой право этой любви даже в ситуации ревнивого отстранения от объекта любви. Именно в этом свете нужно понимать заявления Лукашенко о том, что Россия была и будет оставаться основным внешнеполитическим партнером Беларуси. Именно в этом свете надлежит понимать специфические идеологические наработки последнего времени — в частности уже записанную предновогоднюю телепередачу «Год с Россией», в которой видные российские деятели политики, науки и культуры передают привет белорусскому народу. Смысл в том, что интеграция с Россией продолжается несмотря и даже «вопреки» усилиям Кремля. Правящие силы России как бы лишаются права представлять свой народ: Путин говорит одно, народ — другое.
Отношения же с Кремлем теперь необходимо строить, так сказать, в «прагматической» системе координат. Первым шагом в этом направлении является стремление официального Минска вернуть долги «Кринице» (еще поговаривают о долгах «Славнефти» за реконструкцию Мозырьского НПЗ). Еще один шаг — введение НДС на российский транзит. Хотя последнее решение не обязательно будет претворено в жизнь. Соответствующая статья доходов не фиксируется в бюджете на будущий год и, скорее всего, носит характер превентивной экономической сатисфакции за рост цен на газ. Если газ будет дешевым — НДС взиматься не будет. И так далее.
3
Особенность нынешней ситуации в том, что Москва за последние несколько лет стала менее восприимчива к шантажу, касающегося «романов с Западом». Сегодня в Кремле мало доверяют возможности неожиданного сближения Беларуси с ЕС и США. Эта позиция в известном смысле оправдана: инерция политического мышления Минска не позволит «нормализовать» отношения с Западом в «нормальном» смысле.
И вот же — характерные выводы белорусским президентом уже сделаны. Во вторник 16 декабря он проводит совещание по итогам комплексной проверки КГБ Беларуси. В ходе которого выясняется, что «процессы глобализации породили совершенно новую угрозу национальной, общественной и личной безопасности наших граждан». «В мире отчетливо проявились губительные тенденции пренебрежения нормами международного права — когда одни берут на себя ответственность осуждать даже основы и конституционный порядок других государств. Фактически в отношении Беларуси ведется информационная война, это, к сожалению, реальность» — резюмирует президент.
Забавно, что необходимость нового витка политической мобилизации находит свое обоснование в «международном праве», которое отнюдь не тождественно «национальному праву». Исходя из того понимания суверенитета, которое сложилось в Беларуси, национальное право имеет абсолютный приоритет над нормами международного права. Подобное понимание «суверенитета» скорее соответствует XVI–XVII векам — эпохе становления так называемых абсолютных монархий Европы — нежели сегодняшнему дню. Очень похоже на то, что официальный Минск склонен воспринимать мировую политическую сцену как пространство столкновения абсолютных суверенитетов — мир который ушел в прошлое вместе с Версальской системой и Холодной войной (и сопровождался трагедией миллионов). Единственная поправка на современность состоит в том, что абсолютному суверенитету угрожают не только другие (столь же абсолютные) суверенитеты, но и «глобальные тенденции». В связи с этим глава государства высказывает сильное раздражение в адрес КГБ, которое не располагает точной информацией о происходящих процессах в мировой экономике: «интересы республики разыгрываются транснациональными компаниями, а КГБ в это время повязло в борьбе с мелкими экономическими преступлениями».
Вообще-то, последняя фраза звучит несколько загадочно. Какие ТНК имеются в виду — транснациональные корпорации вообще, или «Газпром» в частности? Потому как специфика белорусского понимания «суверенитета» как абсолютной и беспрецедентной власти суверена над подданными исключает присутствие в Беларуси каких-либо ТНК и тем паче — их политических представителей. Все должны быть в курсе, что наш суверенитет непроницаем: здесь даже западный таракан не имеет права на собственную нору. В связи с чем еще один упрек главы государства в адрес КГБ связан с тем, что Агентство по слежке и подслушиванию «не знает и не видит каналов поступления технических средств ведения информационной борьбы и финансовых потоков для радикальной белорусской оппозиции».
Параллельно суверен высказывает похвалу собственной прозорливости: «Слава Богу, что я в свое время не понадеялся только на одну структуру и создал кое-что резервное для получения информации из-за пределов нашей страны».
В конечном счете ясно, что белорусская «многовекторность» подобна перманентной революции Троцкого: ни мира, не войны, армию распустить. Наша поправка касается разве только сохранения армии — если не воинов, то сыщиков. Словом, ни «интеграции» с Россией, ни «нормализации» отношений с Западом, пока они не поймут значения «суверенитета» и не перелицуют в соответствии с ним всю систему международных отношений. Есть еще надежда на страны «альтернативы». Ирака нет, Саддам арестован, но остается Сирия, Иран, Китай и пр. Если будет «противостояние» — будет и «внешняя политика».