Состоявшийся в Бухаресте 20-й по счету саммит Североатлантического альянса стал значительно более широким по составу, чем все предыдущие — в нем приняли участие около 3000 делегатов из 26 стран-членов НАТО, президенты многих стран, в том числе ряда постсоветских государств, руководители международных организаций, например, ООН. При этом по своим итогам он оказался, пожалуй, самым непредсказуемым. Если раньше существовавшие между участниками противоречия практически всегда разрешались до начала встреч на высшем уровне, и на них выносились уже согласованные решения, то теперь разногласия по ряду существенных вопросов выплеснулись наружу. Тем не менее, слухи о грядущей кончине альянса явно преувеличены.
После падения Берлинской стены круг задач НАТО постепенно расширялся. От выполнения единственной прежней функции — защиты Западной Европы от возможной коммунистической агрессии — она стала переходить к активному участию в борьбе с терроризмом, к налаживанию военного сотрудничества с зарождающимися демократиями, к обеспечению энергетической безопасности, борьбе с распространением ядерного оружия и вспышками хаоса.
В настоящее время альянс проводит военную операцию в Афганистане, занимается поддержанием мира в Косово и Боснии, обучает иракские силы безопасности, а также миротворцев в Африке, оказывает гуманитарную помощь в Пакистане после землетрясения, в целях предотвращения терроризма патрулирует судоходство в Средиземном море. В общей сложности сейчас 60 000 военнослужащих поддерживают 15 миссий и операций под руководством НАТО на трех континентах. Она установила партнерские отношения с почти 40 странами, включая государства Персидского залива, Австралию, Новую Зеландию, Сингапур и Японию. Все более обширными становятся связи со странами СНГ.
Поэтому, как и на всех последних подобных мероприятиях, повестка дня была весьма насыщенной. Она включала и глобальные вопросы, и внутренние проблемы организации. Среди основных пунктов значились приглашение к вступлению в альянс Албании, Македонии и Хорватии, подключение Грузии и Украины к Плану действий по достижению членства (ПДЧ), расширение военного присутствия в Афганистане, одобрение решения американской администрации по размещению в Европе систем ПРО, адаптация НАТО к таким вызовам нового времени, как кибертерроризм и обеспечение энергетической безопасности, укрепление связей с партнерами вне евроатлантического региона — в Северной Африке, на Ближнем Востоке и в Азии.
Подробно рассмотреть результаты обсуждения такого множества тем в рамках одной публикации не представляется возможным, поэтому основное внимание будет уделено вопросам расширения и, в первую очередь, присоединения к ПДЧ Украины и Грузии, поскольку именно это вызвало наибольшие разногласия. По поводу остального отметим, что партнеры согласились с некоторым увеличением численности вооруженных сил в Афганистане и поддержали инициативу Соединенных Штатов по ПРО. Более того, в последнем случае было решено, что противоракетные системы США должны войти в общие системы альянса, то есть инициатива Америки стала инициативой уже НАТО в целом.
Итак, приглашение вступить в альянс получили Албания и Хорватия, по мнению Брюсселя, успешно выполнившие свои ПДЧ. Скорее всего, на следующей встрече в верхах, которая в ознаменование 60-летия альянса состоится уже в следующем году, обе они примкнут к блоку. Как минимум, не хуже Албании выполнила аналогичный План и Македония, однако путь в НАТО ей преградило вето Греции, которая считает название этой страны посягательством на свою одноименную провинцию.
Переговоры по этому поводу под эгидой ООН безрезультатно идут уже не один год. Грекам напоминают, что есть государство Люксембург, которое граничит с Бельгией, где так же называется одна из провинций, что не мешает обеим странам быть членами НАТО. В альянсе есть также две Зеландии: в Нидерландах и Дании (провинция и остров под одним названием). Но Афины заняли непреклонную позицию. Она, безусловно, выглядит абсурдно, однако этот пример наглядно продемонстрировал, что, вопреки расхожим представлениям, особенно широко распространенным на постсоветском пространстве, непременным условием для НАТО остается консенсус. Это только в Москве считают, что НАТО и США — одно и то же. И только в Москве убеждены, что перед бывшими советскими республиками стоит жесткий выбор — или НАТО, или Россия.
Пожалуй, еще более убедительным свидетельством такого положения дел стал формальный отказ в подключении к ПДЧ Грузии и Украины. Известно, как активно лоббировал данное решение Вашингтон. Джордж Буш даже специально посетил Киев с целью оказания соответствующей поддержки украинскому руководству, однако так и не преуспел. Категорическое неприятие Германии и примкнувшей к ней Франции заблокировало все усилия США и государств Восточной Европы приблизить расширение альянса на счет этих постсоветских республик.
Впрочем, в порядке компенсации обеим странам в итоговой декларации саммита было официально объявлено, что они непременно станут членами альянса. Более того, был существенно снижен уровень принятия данного решения: вместо глав государств-участников теперь это будут определять министры иностранных дел стран НАТО, так что приглашение соискателям может быть направлено уже в декабре нынешнего года или же на упомянутом следующем саммите.
Действительно, можно согласиться, что на данный момент у обоих претендентов на ПДЧ имеются достаточно серьезные противопоказания. В Украине это отсутствие внутриполитического консенсуса по вступлению в НАТО, у Грузии — неурегулированные территориальные проблемы. Однако их оппоненты старательно обходят то важное обстоятельство, что присоединение к плану отнюдь не есть обязательство гарантированного приема в члены НАТО. Аргумент «они еще не готовы» абсолютно неправомерен, так как ПДЧ по определению означает, что страна-кандидат еще не готова, ибо это и есть план подготовки.
План подготовки — это процесс без определенных временных рамок, он не накладывает на альянс и на соответствующее государство обязательство закончить все в итоге членством в НАТО. ПДЧ создает новый тип взаимоотношений, которые не обязывают автоматически переходить к более высокому уровню сотрудничества, но дают шанс закрепить позитивные политические и экономические преобразования. По словам эстонского президента Тоомаса Ильвеса, «ПДЧ — это скорее большой кнут, чем большой пряник. Он заставляет государства проводить реформы, даже если они этого делать не хотят».
ПДЧ был введен в действие в 1999 году, и тогда же к нему присоединились девять стран — Албания, Болгария, Латвия, Литва, Македония, Румыния, Словакия, Словения и Эстония. Заметим, что, в отличие от нынешней ситуации, никакого шума по этому поводу в то время не было. Семи странам из данной группы для выполнения всех условий понадобилось 5 лет, Албании и, не исключено, Македонии — 10. Между прочим, 26 марта в Брюсселе выполнение Грузией плана индивидуальной подготовки получило самую высокую оценку. Председатель военного комитета НАТО заявил, в частности, что Грузия полностью готова к получению ПДЧ.
В то же время позицию Берлина едва ли можно назвать последовательной. Меркель строила свою аргументацию на том, что социологические опросы не выявили четкой поддержки вступления в НАТО населением Украины. Однако за пару недель до того она сама настаивала — в ситуации, когда, опять же по данным опросов, 90% немцев выступают за строго нейтральную позицию в отношении Израиля, — что обязанность политического лидера состоит в том, чтобы не поддаваться общественному мнению, когда речь идет об ответственности перед историей.
А выступая незадолго до саммита в генеральном штабе вооруженных сил Германии, Меркель отметила, что кандидаты в члены «должны быть в состоянии внести существенный качественный вклад в групповую работу». Видно, бундесканцлерин как-то упустила из виду, что немецкие солдаты способствуют лишь осуществлению социальных программ в сравнительно мирном северном Афганистане в то время, как другие союзники участвуют в тяжелых боевых действиях на юге.
Можно напомнить также, что в середине 1950 годов Москва поставила канцлера Аденауэра перед выбором, подобным тому, что сегодня Россия навязывает Грузии. Тогда ему подарили надежду на объединение страны в обмен на нейтральный статус Германии, но он выбрал интеграцию в евроатлантические структуры, надеясь, что объединение произойдет в будущем естественным путем, и оказался прав.
Все это дает основания полагать, что негативная реакция ФРГ была вызвана не столько объективными препятствиями, сколько нежеланием портить добрые отношения с Москвой, поскольку сотрудничество с ней является необходимым фактором, например, в энергетической области. Не стоит забывать, что бывший канцлер Германии получает от «Газпрома» зарплату в 2 миллиона долларов в год, а его Социал-демократическая партия контролирует почти половину бундестага, в значительной степени определяя к тому же внешнюю политику страны.
Как едко заметил Spiegel, «неаппетитный коктейль из чувства исторического стыда за военные преступления нацистов и беспринципности немецкой экономики, которая ради прибыли охотно закрывает глаза на авторитарно-мафиозные тенденции, не способствует улучшению имиджа Германии».
А чем мотивирует свое категорическое неприятие сближения Украины с НАТО Россия? Аргументов приводится не так уж много, главный из них — приближение военного блока НАТО к границам России является прямой угрозой безопасности страны.
По этому поводу оригинальное сравнение привел бывший министр обороны Украины, а ныне председатель соответствующего комитета Верховной Рады Анатолий Гриценко: «Если бандиты приближаются к вашему дому и потихоньку начинают его окружать, я могу понять ваш страх и вашу паранойю. Но если по соседству с вами селятся цивилизованные люди, которые чтут закон и стремятся наладить с вами добрососедские отношения, разве стоит их бояться? Возможно, Россия до сих пор всего боится. Но в таком случае нужно переезжать в Антарктику».
Что же конкретно вызывает опасения в военной активности альянса? Может, войска НАТО проводят маневры, сценарий которых предполагает массированное военное вторжение? Нет, за последние годы количество войск, задействованных в учениях, не превышает 25 тысяч военнослужащих. Отрабатывается массированное наращивание сил за счет массовой мобилизации и переброски дивизий из-за океана? И этого нет. Если подразумевается создание американских военных баз в Румынии и Болгарии (чего на самом деле не происходит), то это, надо признать, странные районы дислокации для нанесения удара по России. А с западного направления американцы свои тяжелые дивизии выводят.
На состоявшихся в Госдуме уже после завершения саммита слушаниях по российско-украинским отношениям звучали привычные стенания про натовские базы, которые будто бы неизбежно окажутся в Украине, про короткое подлетное время, которое потребуется зловещим натовским ракетам, чтобы долететь до российских городов. Возможность создания баз исключил Виктор Ющенко, а ракеты, которые имело бы смысл размещать, двадцать лет назад были уничтожены по советско-американскому договору, выходом из которого Россия пытается сейчас пугать американцев.
Год назад даже первый вице-премьер Сергей Иванов заявил, выступая во Владивостоке, что на западных границах для России угрозы нет, а реальная потенциальная опасность находится на Дальнем Востоке и в Тихоокеанском регионе.
Еще более убедительно это показал один из архитекторов современной российской военной стратегии, генерал в отставке Владимир Дворкин: «Россия — ядерная сверхдержава и останется таковой на длительную перспективу в рамках договоров по СНВ и без них. Дискуссии по поводу равных или неравных положений подобных договоров имеют только политический, дипломатический и юридический аспекты, но к военной безопасности отношения не имеют. Потому что Россия в любом случае, при равенстве или неравенстве потенциалов ядерного сдерживания с США, при любой прогнозируемой архитектуре ПРО США и НАТО и любых возможностях обычного высокоточного оружия, сохранит такой потенциал ответного удара, что никакому сумасшедшему не придет в голову мысль не только о военном столкновении с нами, но и о том, чтобы угрожать России нападением».
Не видит угрозы и российский эксперт Сергей Маркедонов: «До сих пор ведь толком не могут объяснить опасности от вступления в НАТО Украины. То показывают городских сумасшедших с хоругвями, то твердят о славянской солидарности (как будто Болгария, Польша, Чехия, Словакия и Словения не состоят уже в альянсе), то ведут борьбу с духом Ивана Мазепы. А дело-то не в Мазепе и не в славянской духовности. Проблема в том, что ВПК Украины теснейшим образом интегрирован с российским ВПК, и в случае перехода Украины на стандарты НАТО полетят многомиллионные контракты для российской „оборонки“».
Действительно, экспансия НАТО может быть неприятна для России экономически, поскольку расширяет зону действия военно-технических стандартов и тем самым ограничивает возможности для российского экспорта в этой области. Характерно, что в Бухаресте Владимир Путин призвал страны НАТО допустить российскую военно-техническую продукцию на свои рынки. Но этим реальные проблемы, связанные с расширением НАТО, и исчерпываются.
Остальные же толкования носят иррациональный характер и не выдерживают никакой критики. «Россию фактически унизили. Как иначе это расценивать? — переживает эксперт Информационно-аналитического центра по изучению общественно-политических процессов на постсоветском пространстве Александр Караваев. — В данном случае речь идет не о базировании войск и ракет, что для США и РФ, конечно, важно, но не главное, лишь третий-пятый пункт. Речь о сокращении пространства геополитического, экономического, гуманитарного, любого другого влияния России в СНГ, уменьшения количества близких ей, опорных союзников».
Хоть бы раз в Москве задались вопросом: почему многие из этих «близких опорных союзников» ее саму таковой не считают и желают как можно скорее скрыться под натовской «крышей». Она с упорством, достойным лучшего применения, отказывается понимать, что расширение НАТО направляется не штаб-квартирой в Брюсселе, а самими странами, желающими присоединиться к альянсу. Последний основан на общих ценностях, и никогда ни одно государство не принуждалось к вступлению в него против своего желания. Если же при этом ограничиваются возможности Москвы экспортировать в другие страны ее ноу-хау — «суверенную демократию», то это, пожалуй, можно только приветствовать.
Так что раздражение российского руководства вызвано вовсе не гипотетической военной угрозой. Стремление значительной части украинской элиты вступить в альянс является неоспоримым доказательством краха российской внешней политики, важнейшим приоритетом которой называлось установление тесных взаимоотношений с государствами постсоветского пространства. Теперь же выяснилось, что даже такие, казалось бы, наиболее близкие из них всеми силами стремятся в евроатлантическое сообщество, а это означает, что положение дел там им нравится больше.
Понятно, что России это, во-первых, очень обидно, а, во-вторых, сокращается сфера ее влияния. Кроме того, Кремль боится, что НАТО рано или поздно может прийти на смену ООН, то есть право России накладывать в там вето может утратить свою суть. Вот только винить в этом следует лишь самих себя, чего, естественно, делать не хочется. Отсюда угрозы в случае вступления Украины в НАТО пересмотреть территориальный статус Крыма, применить военные и иные меры, в том числе нацелить на нее ракеты. Как ни странно, но в Кремле, кажется, не понимают, что это только консолидирует украинскую политическую элиту.
Чувствуя свое бессилие, российские власти не могут сдержать раздражения. Так, выступая в Бухаресте на Совете Россия-НАТО, Владимир Путин назвал «бредом» утверждения о том, что расширение НАТО автоматически означает и расширение демократического пространства в Европе: «Думаю, что тезис о демократической роли НАТО сильно преувеличен. Вступление в НАТО, к сожалению, не приводит к автоматической демократизации той или иной страны, это не автоматический демократизатор».
Весьма убедительный ответ на эту эскападу дал тот же В. Дворкин: «Владимир Путин, сказавший в Бухаресте, что НАТО — не демократизатор, совершенно прав. Потому что демократизатор — это ПДЧ. Еще до вхождения в НАТО кандидаты должны соответствовать требованиям Устава НАТО, в преамбуле которого сказано, что его члены „…преисполнены решимости защищать свободу, общее наследие и цивилизацию своих народов, основанные на принципах демократии, свободы личности и законности“. За этими общими словами о принципах демократии скрывается многое из того, чего в России нет. Причины стремления в НАТО ряда постсоветских республик понять можно. Помимо намерений соответствовать во всем стандартам западных демократий, у них, по-видимому, сохраняются опасения по поводу непредсказуемости российской политики в обозримой перспективе. Возможно, они там размышляют о том, что случится, если вдруг российская вертикаль упадет и кроме своих придавит заодно и соседей?»
Разумеется, российский народ, как и любой другой, имеет полное право без иностранного вмешательства решать, каким будет его будущее, создавать свою форму демократии или автократии в соответствии с собственными представлениями. Вот только хотелось бы, чтобы решая свою судьбу, он обладал объективной информацией и на этой основе оценивал и сравнивал достижения своей страны и остального мира.
Но утверждать, что подобная информация жителям России недоступна, неправомерно: значительное число их ездит за границу, очень многие пользуются Интернетом. Тем не менее, в прошлом году 60% россиян считали, что самая большая угроза безопасности России связана с развертыванием американской системы ПРО в Центральной Европе, тогда как лишь 8% связывали ее с ядерным оружием Ирана.
Подобное положение вселяет серьезные сомнения в адекватности восприятия действительности большей частью российского населения. Такие настроения в массах как раз и представляют собой наибольшую угрозу для окружающих стран, поскольку поддерживают подход властей к международным делам, основанный исключительно на балансе сил, что делает Россию плохо совместимой с цивилизованным миром.
Тем самым подтверждается правота американского эксперта Эдварда Люттвака: «НАТО пережила период стратегической бесполезности, когда казалось, что Россия идет к демократии. Сейчас же, когда Москва поменяла направление движения на противоположное и вновь открывает для себя автократию, все в некотором смысле возвращается назад, к истокам: НАТО защищает свои маленькие страны от соседа-гиганта, превосходящего их в военной силе и не всегда дружелюбно настроенного».